Совок 11 - Вадим Агарев
Я погрузился в воспоминания, пытаясь вытянуть из мутного и ноющего разума хоть что-то, связанное с упомянутым дамским угодником. Но ничего не получалось. Либо вчерашняя травма отшибла мне память, либо я просто ничего больше не знал.
— Некого мне больше туда отрядить, Корнеев! — по-своему расценил моё задумчивое молчание Данилин, — Неделю, ну самое большее, дней десять побатрачишь на прокурорских и всё! Я тебе потом за это пару отгулов дам! — не очень искренне подбодрил он меня. — Тебе же лучше, никто из твоих недругов тебя в городской прокуратуре искать не будет! Ты только дома пока не живи! Хочешь, я с Зуевой поговорю? — не стесняясь водителя, заботливо предложил мне рачительный начальник.
Косясь на ухмыляющегося Жору, я тактично отказался от данилинской протекции. Пояснив, что с местом для конспиративного проживания, я как-нибудь сам разберусь.
На заслушивание к начальнику следственного отдела горпрокуратуры Данилин взял меня с собой. Только потом я понял, зачем он это сделал. Из всех районных следственных отделений, только Алексей Константинович так оперативно выполнил указание руководства. Единственным подённым рабом из районных милицейских следаков, на заслушивании присутствовал только лейтенант Корнеев. Который из СО Октябрьского РОВД. О чем и было объявлено во всеуслышание. А майор Данилин был прилюдно похвален заместителем горпрокурора.
— Твоя задача на сегодня — пройтись по соседям этого гада! — ковыряясь в куцей бороде, наставлял меня в своём кабинете старший следователь Вячеслав Григорьевич Семёнов-Азин, — Участковым и операм поручать это дело принципиально не хочу! Пойми меня правильно, тут цена ошибки может всей жизненной карьеры стоить! А мне через полтора года на пенсию! Отработаешь? Только со всем тщанием? А я тебя потом особо напрягать не буду, обещаю! — клятвенно посулился благообразный бородач Семёнов. Он же Азин. Он же Айзеншпис-Завгороднев.
Деваться мне было некуда. Обождав, пока старший следак выпишет мне отдельное поручение, разжился у него бланками для допроса свидетелей. И выдвинулся в адрес. Оно и лучше, что дело уже к вечеру, днём там всё равно никого, кроме старух не застать.
Завидев дом любителя вкусных женщин, я понял, что фортуна ко мне повернулась задом. Он, дом злодея, то есть, оказался пятиэтажным. Другими словами, дом был без лифта. Прищепив к папке скрепкой лист бумаги для отметки номеров неоткрывшихся квартир, я вошел в подъезд. До третьего этажа с опечатанной дверью я дошел примерно через час, допросив четверых соседей. Большая часть времени ушла на заполнение шапок в протоколах. Все допрошенные ничего плохого или хорошего про своего соседа Евстропова сказать не смогли. При встрече он всегда улыбался и здоровался. Жил тихо и никому своим соседством беспокойства не доставлял.
В опечатанную дверь звонить я не стал. Тем более, что обыск в квартире провели еще до обеда. И, как я понял из услышанного на недавнем совещании в горпрокуратуре, кое-что из интересного для следствия, у сорокалетнего Николая Михайловича Евстропова всё же нашли. Настолько интересное, что у неискушенного обывателя это неизбежно вызвало бы фонтанирование рвотных масс. Впрочем, как я понял из услышанного от Семёнова-Азина, понятые в этом плане не подкачали. Блевать они не прекратили даже после того, как подписали протокол и выскочили на улицу.
— Вы к кому, молодой человек? — раздалось у меня за спиной, когда я уже в третий раз нажал на кнопку звонка соседней с евстроповской квартиры.
К лестничной площадке поднималась симпатичная женщина. Проявив джентльменскую тактичность, её возраст можно было бы назвать бальзаковским. Во всех местах, где женщинам такой породы полагалось иметь филейные выпуклости, всё было на месте.
— Наверное, к вам! — решил я проявить милицейскую проницательность, заметив, как сдобная тётка достала связку ключей из сумки, — Вы ведь в этой квартире живёте?
Сблизи бабёнка показалась мне постарше, но зато и привлекательнее. Я представился и заметил в её глазах живое любопытство. Не тревогу и уж, тем паче, не страх. Просто обычное бабье любопытство. Видимо немного у этой славной и, определённо, интересной на ощупь женщины, каких-то развлечений и возможностей скрасить свой досуг. А тут целый следователь, да еще и с доставкой на дом.
Глядя с удовольствием на приятную во всех отношениях мадам, назвавшуюся Лапиной Ангелиной Васильевной, я начал обстоятельно доводить до неё причину своего визита. Более или менее подробно вводя женщину в суть дела.
Хорошо, что тётка уже стояла у своей двери, обитой тёмно-коричневым кожзамом. По этому кожзаменителю она и сползла, закатив глаза под пыльный потолок подъезда.
Что ж, дело привычное. Как я и предполагал, дамочка оказалась не только не искушенной в нетрадиционных человеческих слабостях соседа, но, и очень впечатлительной. Стараясь не задерживаться взглядом на ногах, которые бесстыдно смущали комсомольское сознание из-под высоко задравшейся юбки, я принялся приводить в чувство их обладательницу. Когда искусительница заморгала ресницами, я помог ей подняться.
— Что ж вы так распереживались-то, Ангелина Васильевна? — присев, заботливо одёрнул я юбку женщине. Оно понятно, что, будучи в состоянии сильного душевного волнения, Лапина не замечает беспорядка в своём туалете. — Вашего соседа уже задержали и он больше никому не навредит! Теперь уже никогда не навредит!
Женщина смотрела на дверь Евстропова и мелко вздрагивала. По её щекам текли слёзы.
— Понимаете, товарищ следователь, — жалобно всхлипнув, она перевела взгляд на меня, — Я думала, что это он так мне знаки внимания оказывает! Я ведь, как и Николай, женщина тоже одинокая. Вот иногда при встрече, когда мы здоровались, он ко мне как бы… ну в общем, прикасался! И всегда при этом улыбался… — гражданка Лапина, не постеснявшись, показала, как ухажер Евстропов с ней заигрывал, легонько похлопав себя ладошкой по ядрёной заднице.
— Эх, Ангелина Васильевна! — не удержался я, — Чему тут удивляться! Вы же такая приятная женщина! Понятно же, что у любого мужчины к вам тянутся не только взгляды, но и руки! — не стал я юлить и притворяться, что принадлежу к подвиду следователей-вегетарианцев.
— Да, я, конечно же, всё это понимаю! — печально посмотрела мне в глаза расстроенная и разочарованная мужским коварством женщина, — Но он при этом еще
