Последний русич - Жорж Бор
— Четверо нас, — уверенно ответил Тихон, — И это те только, что здесь собрались.
— То есть, ты за себя голосовать будешь? — осторожно уточнил я.
— А как же иначе-то? — удивлённо ответил старик, — Предки велели за достойного токмо голос свой отдавать. А кто ещё достоин власть в роду принять, как не я?
О таком варианте я как-то не подумал. Не о том, что Тихон может проголосовать за себя, это как раз было очевидно, а о том, что такое в принципе возможно. Эго старца затмевало горы и с такой высоты он очень хреново видел происходящее под ногами. А там было много интересного. Например изменение текущего расклада сил.
Если остальные посетители чётко выразили свою позицию или приняли необходимую мне сторону, то оставшиеся родичи могли испортить все мои усилия и заставить их изменить своё мнение у меня уже не получится. Вернее, я не смогу их заставить принять чью-то сторону, потому что каждый из них и был этой стороной.
— А какой перевес в голосах нужен, чтобы победить? — задумчиво спросил я.
— Боги говорят, что один в поле не воин, — прогудел Прохор, — А двое не сила. Коли три голоса кто из родичей перевес наберёт, то признают его право другие, а предки благословение своё дадут.
— Всё так, — степенно кивнул Тихон, — А коли не наберёт никто достаточно силы, то без главы род останется. Новый сбор токмо через три седьмицы собрать можно будет. А до тех пор Мирослава править княжеством станет. Так что, други, завтра решать судьбу Смоленска нужно нам. Одним богам ведомо, чего баба за это время натворить успеет.
От слов Тихона мы втроём синхронно поморщились. Было в них что-то гадкое и унизительное. Словно для этого человека вообще не было в жизни ничего святого. Однако, в его словах был свой извращенный смысл. И именно они натолкнули меня на нужный путь решения одной из важнейших задач.
— Тихон, ты среди нас лучший знаток всех законов рода, — произнёс я, — Я понимаю твою тревогу за будущее Смоленска. Может есть варианты как ограничить власть моей матери до следующего сбора совета? Три недели — большой срок. Мало ли что? Вдруг не хватит нам сил тебя старейшиной сделать?
— Есть такое, княжич, — величественно кивнул Тихон. Старик светился от собственной значимости и ему было плевать на косые взгляды моих подчиненных. Он уже ощущал под своей задницей кресло главы рода, — Но то дело непростое. Одни родичи тут не справятся. Предков на помощь звать придётся. Только они власть правителя ограничить могут, да и то лишь на время.
— Как? — прямо спросил я. Видимо, слишком резко спросил. Или слишком настойчиво.
— Ты, никак, сомневаешься в решении совета, Алёша? — вынырнув из своих розовых фантазий, нахмурился Тихон.
— Разное может случиться, — нехотя ответил я, — Нам же о судьбе всего рода думать надо. Врагов много и нужно любые случайности предусмотреть. Вдруг они нас перехитрить смогут? А мы им вето!
— Вето токмо князь наложить может, — ответил старик, — Тут другое надобно. В двух словах и не объяснишь толком.
— А мы не торопимся, — усмехнулся я, — Ты рассказывай. До утра ещё времени полно.
Глава 24
В окно стучался рассвет. Ну как, стучался — заполошно орал петухами. Тихон давно ушёл. После него ко мне заглянул Храбр, но с ним у нас разговор не сложился. Старец был сильно недоволен моим поступком и, с порога высказав всё, что думает о слишком много возомнившем о себе пришлом, ушёл восвояси.
Невыносимо хотелось прилечь и полежать с закрытыми глазами. Часов десять-двенадцать. Может, за это время всё как-то образуется… Или кто-нибудь тихо проберется в мои покои и перережет мне глотку, чтобы можно было не беспокоиться больше о вот этом вот всём…
— О чем задумался, княжич? — с интересом спросил перебиравший бумаги Прохор, — Опять хитрый план выдумываешь, как супостатов одолеть?
— Можно и так сказать, — устало ответил я, — Что там у нас в итоге получилось?
— Ровный счёт вышел, Алёша, — отозвался Никита. Десятник дремал на лавке у двери, но следить за происходящим это ему не мешало, — Дадут боги, выгорит твоя затея. Ежели все родичи слову своему последуют, то не будет старейшина избран.
— Хорошо, если так, — хмуро ответил я, — У нас тридцать человек ближних родственников и пять кандидатов.
— Тридцать один, — поправил меня воевода, — Твой голос наравне с другими членами рода прозвучать должен будет. Иначе не состоится совет. Предки не признают его.
— Странно, — удивился я, — А если не успел кто-то приехать?
— Для того всех родичей заранее гонцы извещают, — не открывая глаз, пояснил Никита, — Не так часто совет собирается, чтобы не поспели все. Да и не было такого ни разу. Загодя всех зовут.
— За сколько? — неожиданно спросил я. Десятник открыл глаза и внимательно посмотрел на меня. Во взгляде Никиты читалось удивление и тревога.
— За седмицу бывает, — медленно ответил воин, — А то и за две, ежели дальний удел на границе княжества.
— А как тогда они все в городе на тризну собрались? — задал очевидный вопрос я, — Нас же всего три дня не было…
В комнате повисло гнетущее молчание. Каждый раз видеть происки предателя в действиях родичей становилось трудно даже мне. А моим подчиненным, для которых преданность роду была краеугольным камнем мироздания, это было ещё сложнее.
— Сейчас велю узнать, кто гонцов отправлял, — качнулся встать десятник, но я его остановил.
— Сейчас ты концов не найдёшь, — произнёс я, — Одна половина терема без памяти лежит, а вторая друг в друга тыкать начнёт. Нам от этого ни холодно, ни горячо.
— Седмицу назад ворог знал уже о том, что князь в бою падёт, — развернувшись к нам, нахмурился Прохор, — Не можно пакость такую с рук лиходею спускать.
— Можно, не можно… — с завыванием зевнув, отозвался я, — А сейчас мы ничего сделать не можем. Вздремнуть бы часок, а то я уже не соображаю ничего. На сколько сбор совета назначен?
— До полудня соберутся родичи в палатах княжеских, — ответил Никита, — Не все ещё с пира ушли.
Здоровью местного населения можно было только позавидовать. Среди гостей не было ни одного безусого юноши, который мог бы только за счёт резерва своего молодого организма вытащить после крупной ночной попойки полноценный рабочий день.
Среди родичей были только зрелые мужики. И пили они соответствующе. Медовуха лилась рекой, а пропускать тосты в местном обществе было не принято. Причём, я нисколько не сомневался, что на собрании,