Я - ректор! - Евгения Савас
Толпа бурлила и ожидала зрелища. Торговцы, в момент сориентировавшись, с лотками наперевес торговали чем не попадя, выдавая за свежие даже зачерствелые на прошлой неделе булочки. Не пойми откуда, нарисовался бродячий проповедник и пока эшафот пустовал, устроил на нем шоу с прорицанием традиционного конца света, глада и мора на крыльях птицы одновременно ни черной, но и не белой, вот-вот буквально со дня на день долженствующий случиться. В общем весело, задорно казнь проходила.
Тут бандиток, схваченных с большим жертвами и потерями доблестными стражниками, привели. Девицы дергались, мотали мешками… то есть головами, и всячески пытались препятствовать установлению в королевстве спокойствия и порядка, ценой своих загубленных жизней. Проповедник никак не хотел покидать такую благодарную публику, подкармливающую его гнилыми помидорами и совершенно бесплатно. Страже пришлось его алебардами по хребту и пинками по ж… пониже спины убедить, что хорошего понемногу, а жадность это грех.
Разбойниц возвели на освободившийся эшафот, установили под перекладиной. Священник пробубнил короткую, но емкую молитву отпуская им все прегрешения скопом, не слишком убедительно воззвал покаяться, но девицы остались глухи и немы к его доброте.
Глашатай коротенько зачитал список преступлений казнимых девиц. Списочек блестя непросохшими еще чернилами, довольно длинный оказался. Накопилось как-то… вот глава стражи и решил списать кое-что завалявшееся. Девицы слушали, и даже молча где-то до середины. Но вот доказанное уже обвинение в краже курицы у гражданина Подкопотько, что они совершили, еще в прошлом году, и тому было даже аж пять свидетелей, почему-то вызвало с их стороны бурю протестов. Все как одна, они громко мычали, извивались всеми силами на грани приличия, пытаясь скинуть путы, но это только убедило толпу в их виновности.
Ввиду того, что преступницы вину свою не признавали, и тем самым только подтвердили свою насквозь криминальную сущность, глашатай список дочитал быстрым речитативом. Палач накинул на головы бандиткам веревки. Казнь в обще-то, глава города должен был проводить и разрешение на умерщвление последнее он давал обычно, но сегодня ему было как-то недосуг и прерывать обед ради каких-то преступниц, он посчитал излишним, поэтому главным на казни был глава стражи.
Преисполнившись торжественности момента, он поднял руку и резко опустил, давая отмашку привести приговор в исполнение. Палач понятливо кивнул и нажал на рычаг, с помощью него часть эшафота, на которой стояли девицы, должна была уйти у них из-под ног. Хотя почему "должна"? Она и ушла! Вследствие чего, четыре тела провалились, примерно по пояс, под восторженный "Ах!" толпы и повисли на концах веревок, трепыхаясь.
Глава 37
На этом историю можно заканчивать собственно.
Городка, названия которого, так никто и не удосужился узнать, из участников событий.
Шутка! Как можно вот так запросто взять и уничтожить целый город?!
Хотя попытка была…
Казнь проходила, в давно заведенном порядке, по плану. Разбойницы получили по заслугам и их повесили. Дождавшись финального акта, публика, получив свою дозу адреналина, радостно загалдела, обсуждая событие. Но кто-то все же заметил, что что-то пошло не так.
А именно — с казненными какие-то странности наблюдались. Вместо того чтобы подрыгавшись немного обмякнуть, они все никак не прекращали своих телодвижений. А с условием того, что заметили это не сразу — минут эдак пять, с момента как подвижная часть эшафота ушла из-под ног убиваемых, прошло. И еще, из-за яркого зимнего солнца, мало кто заметил, но если приглядеться, вокруг разбойниц сияние некоторое наблюдалось. Вот если смотреть сверху, очень хорошо это было видно. Палач вот прекрасно его рассмотрел, но в силу того что натура он был интровертная, сообщать об этом никому не стал, просто поглядел вокруг, куда удобнее в случае чего сбежать будет. Мало кто из казнимых в моменты эмоционального всплеска, был склонен разбираться, в том, что палач он тоже человек и вовсе не плохой, просто работа у него такая, потому как кушать хочется периодически, а в стражники кого попало не берут, тем более с плоскостопием.
В общем, палач отступил незаметно к самому краю эшафота, потому как был уверен, если что-то пошло не так, как положено — будут бить. И первым кандидатом именно он становился автоматически, никто не будет разбираться — есть у него плоскостопие или нет. Глашатай, стоявший на другой стороне эшафота, был несколько брезглив и в дыру рядом с собой не заглядывал, терпеливо ожидая, когда ж эта канитель закончится и можно будет пойти и пообедать.
— Смотрите, люююююди!
Возопил вдруг забытый всеми пророк и толпа, чисто механически на него обратила взоры. А потом перевела их на место казни, куда собственно пророк и указывал. И вот тут-то абсолютно все заметили неполадки с казнимыми. И то, что они еще трепыхаются и сияние вокруг них все ярче пульсирующее. А уж то, что разбойницы стали вверх, презирая все законы физики подниматься, разглядели во всех подробностях. Скучноватая казнь, тут же приобрела совсем другой статус, став в миг событием года. Толпа заохала и заахала в священном ужасе, взирая на то, как четыре тела поднялись уже не только из ямы, но и выше уровня пола эшафота. А потом…
Площадь и толпу на ней накрыла тень гигантской птицы. Скользнув по раззявившим рты лицам зевак, она исчезла, но зато появилась ее владелица. Прямо на помост опустилась огромная птица. Со спины ее спрыгнул, красивый мужчина и помог спуститься миленькой, хотя и не такой уж и красивой девушке.
— Извините, — вежливо обратилась девушка к палачу. — Вы не видели тут четырех девушек? Они в такой большой карете должны были приехать.
Палач заморгал глазами, на непривычно вежливое к нему обращение, а потом неуверенно кивнул.
— Ой, как хорошо! — обрадовалась девушка. — А куда они пошли? А то мы их ищем, ищем и никак не найдем!
Палач, оттопырив палец, указал куда-то вверх. Проследив направление, девушка изумленно застыла, как и все присутствующие на площади, уставившись на четыре пустые петли, покачивающиеся еще из-за сквозняка устроенного при приземлении птицы.
— Не понял?! — грозно рыкнул мужчина.
Палач слегка скукожился, опять почувствовав своим плоскостопием, что шансы быть избитым снова уверенно поползли вверх, приближаясь к отметке "точно" из "вероятно" и очень стремительно.
— Смотрите, люююююди!
Заголосил вдруг дурным голосом какой-то облепленный гнилыми помидорами, ободранный и встрепанный мужик. Самое интересное, что люди с превеликим интересом и вниманием тут же на него посмотрели.
— Птица не черная, но и не белая!
Внимание всех без исключения тут же приковала к себе птица. Оперение у нее действительно было черно-белым примерно в
