Наномашины, внучок! Том 2 - Николай Николаевич Новиков
Убить бы тебя, чудовище. Раз и навсегда. Но это не в моих силах. Остаётся только подружиться, чтобы хотя бы меня не терроизировал.
— Как же тебя приручить…, - вздыхаю я.
— Не надо.
— Откуда ты это сказал?!
Так, надо думать.
«Рой, варианты?»
«Нет»
Я спустился на первый этаж и достал из холодильника шашлык в маринаде. Вышел на улицу.
Мааать моя женщина… с земли тварь выглядит ещё больше! Вот она. Стоит за забором. За таким мелким, тщедушным заборчиком! Как хорошо, что он зачарован.
Глаза светятся. Рога отбрасывают тень от луны. Но на удивление ничем не пахнет. Думал кровищей будет нести.
— Кушать? – кидаю ему рёбрышко.
Еда прилетает ему прямо в лоб, оставляя жирный след, и падает на землю. Ой.
Оно посмотрело вниз на упавшее мясо. А затем… снова посмотрела на меня.
— Выходи. Выходи-и-и-и! Сла-а-абый!
Пам-пам-пам… шашлыки он не любит. Тьфу, блин. Теперь жалко мясо.
Слабый говоришь? Как двухлетний ребёнок – может быть. А что насчёт меня совершеннолетнего?
Активирую психоз!
Мышцы наполняются силой, тело нагревается, и я перестаю ощущать вес тела. Из кожи выходят волны энергии, преодолевая забор и вонзаясь в вендиго!
А вот это возымело эффект.
Вендиго делает шаг назад, будто покачнувшись, и падает на четвереньки. Я слышу громкое рычание и горловой, будто глубокий рык.
— Играть?.. Слабый… играть? Игра-а-ать?! – оно делает шаг, вглядываясь в меня через забор.
Хмурюсь.
— Нет… мальчик. Сыночек. Не… играет, - оно медленно поднимается на ноги, - Мальчика… маленького… ребёнка…, - наклоняется, - Слабенького надо кушать. Он не покормит вкусно-вкусно. Им покормимся. Вкусно. Вкусно.
У меня дёрнулся глаз.
Не знаю почему. Странное чувство. Но меня… это злит. Ярость вскипает где-то глубоко, отзываясь на ухмылку этого голого, жалкого черепа!
Я для него дичь. Мелкий заяц! Кусок мяса! Я! ДЛЯ НЕГО!
Бесит. У-ух, почему-то меня он дико бесит!
— Силы хочешь, скотина?! – процедил я, разворачиваясь к дому.
— Щеночек убегает! Мааама! Смотри! ЩеночеА-А-А-А-А! НОГА! МОЯ НОГА!
Я не обращаю внимания на случайные вопли этой твари и поднимаюсь на второй этаж. Прохожу свою комнату. Захожу в бабушкину.
Закрываю глаза. Успокаиваюсь. Вдыхаю.
И…
Вытянув руки, начинаю поглощать энергию.
— Ху-у-у…, - вдыхаю, - Тс-с-с-с, - выдыхаю.
Тихо. Медленно. Не обращать внимания на жар. Это иллюзия. Тебе не горячо. Руки не горят. Они не трескаются.
Руки ан месте. Не сбиваться. Дышать. Медитировать.
Чувствую, как горячая вода разливается в венах под кожей. Как немеют пальцы, как чуть иссыхают мышцы. Этот коктейль ощущений медленно ползёт вверх.
Открываю глаза.
— Так далеко я не заходил…
Серые, покрытые алыми венами руки вплоть до локтя. Это выглядит… просто… нафиг…
Обалденно! Уау! И бабушка вот в такую штуку превращается? Длинные когти, серая кожа и алые трещины?! Дайте две! Господи, ну какое же человеческое тело скуууучное. У меня буквально чудовищные руки. И это чертовски круто!
— Кстати, я же никогда не испытывал этот эффект. А ну ка.
Я забегаю в свою комнату, и не сбавляя скорости…
— Бам!
Кромсаю свой стол.
Насквозь. Просто как нож через масло. Когти проходят будто я желешку вилкой проткнул. Причём они именно расплавили дерево, а не порезали.
«Рой, есть уточнение?»
«Когти Ведьмы Апокалипсиса ослабляют молекулярную связь. Поэтому порезать было так легко»
«Так оно и не плавит, и не остро режет? Оно… в принципе объект менее прочным делает?»
«Именно»
Я посмотрел на серые руки. Вау…
А-а-а! Так вот как бабушка цепями людей кромсала! Это не огромная сила и не огонь, это при касании защита бумажной становится! А то что они загорались… наверное просто для пафоса.
Ну бабушка, ну даёшь!
— Мишка… выходи! Игра-а-ать! – слышу вопль.
И тут я обомлел. Голос был знакомый. Приятный.
Оно… мимикрировало под Зайку. Оно слышало нас в тот момент. Оно было рядом! Оно скопировало голос моей ушастой подруги!
А вот это у меня ёкнуло.
— Я тебе, падла, сейчас покажу…
Останавливаюсь на выходе из комнаты… хмурюсь.
— А-а-ай.
Лезу под кровать и достаю рогатую маску. Натягиваю её пока спускаюсь.
Наречие понимают все. Оно превращается в смесь всех негативных эмоций и страшных голосов для слушающего. Вендиго поймёт. Он бывший демон! Только наречие он и поймёт!
Оно читает меня слабым? Считает жертвой? Значит хотя бы сейчас… хотя бы сегодня… хотя бы блефом…
Но я покажу ему силу.
— Мальчик… выходит, - говорит хрипящий голос Зайки, - Мы… покуша…
— З̹͖а̰̳т͓̰к̙̙н̤̝и̻̣.͚̘ С͔̠в̮̩о̺͉ю͓͕.̩̰ П̥̗а̪̺с͇̮т̜̯ь̥ͅ!͇͕
«Вы вошли в энергопсихоз»
Вендиго отшатнулся и сгорбился, сразу принимая боевую позу.
Я зол. Ох, чертовски зол! Да что бы эта низшая, убогая дрянь меня принижала?! Так думала обо МНЕ?!
— Мальчик…
—̱̣ М̖̞О̲͙Л̼̯Ч̮̼А̰̥Т̯̺Ь̹̯!͍͓
Энергопсихоз пускает волны нестабильной энергии вокруг, но я замечаю нововведения. Руки. От них шёл другой импульс.
Трава под ними медленно тлела, и пепел начинал сжирать её с самых краёв.
Вендиго медленно распрямляется.
— Н̠̺е͎̮ с̹͓м̞̘е͖̪й͚̯.͔͓ Н̟̹а̭̦ м̟̗е̘ͅн̼͔я̭̯.̩̖ О̝̺х̫̮о͍̯т͈̯и̻̳т̦ͅь̣̬с͕̙я̞̣!͍̥
— Щенятам… помогут? – клокочет оно, - Друг… мама смотри… монстр?
Раздалось клокотание. Уже даже не речь.
Появилась идея. Неожиданная и безумная, но почему-то кажется верная.
— Ты и я, - указываю на себя и вендиго. – Союзники. Ты и я. Друзья!
— Не смей. На меня. Охотиться? – он заговорил моим мёртвым голосом, оглядывая с рогов до пят.
— Да! Союз. Монстры. Рога! Ну точно! Рога! – хватаюсь за свои, - Братья!
— Братик помоги-и-и-и мне. Страа-шно! Брааатик. Оно за углом. Там. ЗА УГЛОМ! Кх-х-х-хрха-а-а-а! – оно захрипело, будто задыхаясь.
Вот это ты чудище, я в шоке нафиг. Какой больной мозг тебя придумал? Но как бы я его не обзывал…
Оно обладало разумом, ибо сейчас внимательно меня рассматривало.
Тогда оно лишь ждало пока я выйду. Но сейчас оно лишь смотрит. Внимательно. На рога. Руки. Слушает мой голос. С интересом смотрит на тлеющую подо мной траву.
Оно наблюдает.
— Охотиться? Помогать? Щенятам помогать?
— Да! Помогать! Союз! Рога, охота, щенята, да, да!
— Еда-а-а… мама… мамочка… хочу кушать…, - оно захныкало, - Папа… откуда… мяяясо. Где… мама? Мне холодно. Хочу есть… папа… съем… Я И ТЕБЯ СЪЕМ.
И тут его голос… стабилизировался. Мальчик. Голос мальчика. Не совсем чистый. Всё ещё хрипящий, но будто ему родной.
— Ты был ребёнком и съел
