Режиссер Советского Союза 6 - Александр Яманов
Оба чиновника уставились на меня, будто я выдал американцам государственную тайну или признался в том, что пописал на мавзолей Ленина.
— Давайте выйдем из вашего здания, покинем зону комфорта и посетим любой близлежащий магазин. Если мне удастся купить обувь, как у товарища Козловского или в продаже будет костюм, вроде вашего, то я готов ответить по всей строгости закона, — отвечаю, с трудом сдерживая улыбку, — А если мы прокатимся в какой-нибудь небольшой городок РСФСР, расположенный километрах в ста от областного центра, то вас ждёт удивительное открытие. Люди не могут купить себе элементарные вещи, так как их просто нет на прилавках. Хотя, вру. Вы не сможете купить даже половины промтоваров, обуви, одежды и продуктов, доступных москвичам, даже в крупных промышленных центрах. Посетите Урал или Поволжье, пройдитесь по универсамам и универмагам, может, начнёте понимать, как живёт простой народ.
— Я не собираюсь вступать в глупые споры и слушать ваши демагогические заявления, — резко ответил Смирнов, — Речь о том, что советский гражданин не имеет права на подобные высказывания. Подобным образом вы играете на стороне противника и помогаете очернять образ СССР.
Они вызвали меня точно не из-за этого. Опять эта гадская любовь паразитов от власти заниматься воспитанием граждан и донимать их бесконечными комиссиями с собраниями. Кто мешает сразу приступить к делу? Но ведь надо отработать стандартную повестку, типа провести разъяснительную беседу с товарищем, совершившим ошибку, и добиться его искреннего раскаяния. Ладно бы я рассказал журналистам, кого считаю виновником продовольственного и товарного дефицита. Даже если сказать, что главный вредитель — Хрущёв, закрывший артели и кооперативы, то в ЦК этого не поймут. Никитка — придурок, но это их придурок. Корпоративную солидарность верхушки коммунистов никто не отменял. Поэтому лучше не совать палку в осиное гнездо.
— Почему вы молчите, Алексей Анатольевич? Нечего сказать? Или вы хотите извиниться за необдуманные слова?
Продолжаю демонстративно молчать и смотреть на Смирнова с откровенной брезгливостью. Он действительно напоминает сейчас мерзкого слизня или мокрицу.
— Ну, хорошо. В докладной записке так и укажем, что вы отказались пояснить свои действия, — первым произнёс хозяин кабинета.
— То есть я могу идти? — спрашиваю, с трудом сдерживая смех.
— Вы уйдёте, когда я разрешу, — в голосе партократа появились стальные нотки, вернее, он так считал, — Вы можете ёрничать сколько угодно. Только в этот раз дело находится на контроле товарища Демичева. И о вашем вызывающем поведении я обязательно доложу Петру Ниловичу.
— Хорошо. Тогда я прямо от вас направлюсь в комитет партийного контроля и напишу встречную жалобу, — теперь уже я начинаю злиться, — Сначала меня отвлекли от работы, затем устроили цирк в приёмной, заставив терять драгоценное время, теперь вынуждают слушать нотации, ещё и угрожают. Если вы думаете, что на вас не найдётся управы, то сильно заблуждаетесь. Поэтому прошу указать причину моего вызова, иначе я действительно встану и уйду.
Ну что за странный тип? Теперь он решил поиграть со мной в гляделки. А вот Козловский почувствовал запах жареного и явно занервничал. По крайней мере, чиновник заёрзал на своём стуле, а от его индифферентного вида не осталось и следа. Паразит помнит, как многие обнаглевшие начальники пытались строить Лёшу и чем это закончилось. Скорее всего, у товарищей была какая-то система знаков, потому что после лёгкого кивка заведующего отделом культуры, его коллега приступил к сути.
— Что это за порнография? — чиновник перешёл к основному пакету обвинений и ткнул пальцем в обложку, — Никому не позволено снимать подобные вещи в СССР! Это уголовная статья! Все участники данного непотребства будут наказаны!
Рассказал бы я товарищу, чего снимают разного рода любители жанра в самой целомудренной стране мира, но не буду. А вот немного позлить его не мешает.
— Порнографией является — изображение или словесное описание полового акта. Что касается рекламного ролика, то это лёгкий намёк на эротику с элементами провокации. Но если у МВД возникнут вопросы к съёмочной группе, то я на связи. Только не знаю, как будет проходить допрос французского оператора и кинозвезды Клодин Оже. Других людей при съёмке данной сцены не было. Но даже если актриса снова посетит Москву, подобные действия наших правоохранителей могут привести к международному скандалу. А оператор вообще временный персонаж, нанятый компанией заказчиком.
— То есть вы признаётесь, что данное непотребство снималось в СССР? — чиновника аж распирало от пафоса.
Ему бы в артисты податься. Хотя, если лицемерить всю жизнь, продвигая идеалы, в которые не веришь, то волей-неволей разовьёшь актёрские способности.
— Более того, на правой груди мадам Оже моя ладонь. Я, кстати, специально надел рекламируемые часы. Можете внимательно рассмотреть и сравнить. Кстати, хронограф от фирмы «Heuer», стоит две тысячи, швейцарских франков, конечно, — протягиваю руку в сторону обомлевшего Смирнова, — Ещё заказчик оплатил работу валютой, что может подтвердить Внешторгбанк. А ведь реклама удалась! Судя по впечатлению, которое она оказывает на людей. Вот американские журналисты удивятся, когда узнают, что даже советские идеологи отдают должное моему творению.
— Вы! Да я вас… Какие на… журналисты…Я…
Товарища зав сектором явно переполняли положительные эмоции, поэтому он не мог найти слов для выражения восхищения. Не знаю, ему реально понравился ролик или возбудили слова про оплату в валюте, а может, порадовало, что советский гражданин может позволить себе такие часы. Если серьёзно, то я опять перегнул палку. Чую, что моё противостояние с идеологами получит второе дыхание. Но теперь вместо «сусликов» на бедного Лёшу ополчатся «демчики». Вот не могу я жить спокойно. Только товарищи сами нарываются своим неадекватным поведением. Между тем опытный кабинетный воин успокоился, хлебнул водички, ополовинив хрустальный графин, медленно протёр очки и положил руки на стол, будто прилежный ученик. Дядя, видать, читал какую-то методичку или им на ВПШ[2] подобное преподают. Надо же уметь работать с людьми, у которых может быть совершенно разная реакция. Хотя обычно идеологов и партийных контролёров принято бояться. Это один наглый тип из будущего постоянно ломает шаблоны.
— Хорошо. Раз вы пытаетесь превратить всё в балаган, то будет разбор вашего поведения на совершенно ином уровне.
Видя, что я плевать хотел на очередные порции угроз, партократ продолжил.
— Зачем вы клевещете на советскую власть, Мещерский? — начал фамильярничать Смирнов, — Что за лживые пассажи насчёт внимания, которое руководство страны обращает на мнение Запада? Вы в своём уме? Ваши мерзкие наветы уже растрезвонили «вражеские голоса»!
Объяснять этому чёрту, что чиновники и даже главные бонзы КПСС не являются советской властью, бесполезно. А ещё я никому не позволю разговаривать со мной в подобном тоне. Не дождавшись моей реакции, Смирнов схватил листок и начал читать перевод интервью.
— «Вы говорите об отсутствии взаимопонимания между Западом и СССР, обусловленных „железным занавесом“ с прочими запретами, но это ошибка. Ещё и ваша пресса часто придумывает всякие небылицы, вводя в заблуждение простых людей. Мы достаточно открытая страна, особенно для иностранной культуры. Вернее, я представляю эту сферу, потому и делаю на ней акцент. Понятно, что в Советском Союзе есть цензура, но я поддерживаю такую систему, так как она ограждает обывателя от излишне экспрессивных тенденций в искусстве и культуре. А успех моих картин в Европе и США показывает, что разница в менталитете не так уже велика, просто у людей разное воспитание и обычаи. И это совершенно нормально, так как мир велик и многообразен. Иногда происходят перегибы, и отдельные чиновники из-за боязни наказания могут запретить всё что угодно. Это может касаться живописи, литературы или кинематографа. Думаю, подобные явления — наследие прежних времён, от которого страна избавляется. Нынешнее советское общество гораздо более демократично и не видит во всём происки врагов. Скажу больше, многие чиновники регулярно слушают и читают западные СМИ. Более того, часть из них весьма болезненно реагирует на критику и мнение западных журналистов. Мне такая реакция непонятна. Скорее всего, подобное отношение — дань прежним традициям. В царской России уделяли излишнее внимание тому, что о нас подумают в Европе и мире. Эта нездоровая тенденция создаёт дополнительные проблемы для коммуникации. С другой стороны, подобная реакция является защитной. Ведь часто любое событие, происходящее на моей Родине, подаётся вашими журналистами в негативном свете».
Дочитав
