Ротмистр Гордеев - Дмитрий Николаевич Дашко
Оп-паньки… Густо-то как. Мало мне на сегодня Маннергейма, будущего маршала независимой Финляндии, так ещё и будущий маршал Будённый…
- Короче, Федь, бери своего Семёна, найдёшь потом Кузьму у штаба полка. А я – в бригаду.
Настроение кислое – предчувствую встречу с Вержбицким, бригадный адъютант не преминет какую-нибудь гадость учинить. Ну, да ладно.
Вхожу в приёмную, докладываю. Мол, штабс-ротмистр Гордеев по вызову прибыл в штаб бригады. Вержбицкий сухо кивает, заходит в кабинет к командиру бригады генерал-майору Степанову доложить о моём прибытии. И тут же приоткрывает дверь
- Входите, штабс-ротмистр.
Захожу, докладываюсь. Командир встаёт мне навстречу, жмёт руку.
- Поздравляю, ротмистр, орденом Святой Анны четвёртой степени.
Офигеть… Дослужился. Степанов поднимает мне руки, протягивает бумаги. А орден? Спрошу Вержбицкого.
Как можно любезнее и ссылаясь на проклятую амнезию, прошу поляка прояснить мне несколько моментов.
Вержбицкий, попав в хорошо знакомую ему тему, разливается соловьём: мой орденский знак четвёртой степени предполагает помещение миниатюрного орденского знака на эфес моей офицерской шашки, а сам темляк шашки делать цветов орденской ленты – красный муар с узкими жёлтыми полосками по краям. Что радует – награждение орденом гарантирует мне прибавку к пенсии в полсотни рубчиков в месяц. Что огорчает – приобретение знака – за свой счёт, плюс необходимо уплатить на благотворительность в капитул ордена сто рублей. Это прямо серьёзный удар по кошельку.
- Господин ротмистр, - ехидно ухмыляется Вержбицкий, - в нашей бригаде принято проставляться за награду.
- Где и как удобнее это сделать? – интересуюсь я в ответ.
- В офицерском собрании. Сегодня как раз будет сбор господ офицеров.
- Тогда до вечера.
Коротким кивком прощаюсь с Вержбицким. Он мне отвечает тем же. А вечером в офицерском собрании меня ждёт смертельный сюрприз.
Глава 24
Глава 24
Самый больной вопрос в моём положении – это деньги. Сказать, что у меня пустые карманы, всё равно, что ничего не сказать. Практически все нововведения в моей почти роте делались из моих же финансов.
Как жаль, что мой папа не банкир!
Кстати, я так и не удосужился толком выяснить о своей семье. Ещё и поток писем из дома как отрезало. Даже странно – судя по архиву, раньше мне приходило по письму в неделю, а тут всё, ручей иссяк. Наверное, сам виноват, надо было хоть что-то написать в ответ, черканул бы пару строчек, дескать, так мол и так... С меня не убудет.
Итак, деньги… Кто бы дал взаймы до будущей зимы? Забывать не нужно. Сдохну, но верну до копеечки.
Кто в полку сидит на бабках? Верно, полковой казначей. Сейчас его обязанности выполняет пожилой одутловатый капитан Истомин.
На последние покупаю бутылку хорошего коньяка и заруливаю к капитану. Тот на удивление быстро входит в моё положение, да и коньяк помогает срезать возможные острые углы.
Истомин отсчитывает мне пухлую пачку купюр.
- Вот, копил, чтобы домой отправить. У меня дочка растёт, замуж скоро – нужно хорошее приданное. Кстати, вы, Николай Михалыч, если не ошибаюсь, в холостяках изволите пребывать?
Я вздрагиваю. Про дочку Истомина мне уже довелось слышать. Если верить господам офицерам, там такой ужас-ужас, что всех денег на свете не хватит, чтобы взять её в жёны. Несчастный отец кому только её не пытался сосватать в нашем полку – желающих связать себя с ней узами брака так и не нашлось.
- Временно, - натянуто улыбаюсь я. – Меня ждёт невеста. Мы договорились сыграть свадьбу сразу после победы над японцем.
- Жаль, очень жаль! – вздыхает Истомин.
Сговариваемся, что деньги ему буду возвращать по частям. Разумеется, без процентов.
Пишу расписку и отбываю восвояси.
Гулять так гулять. Узнаю, где в городе самый приличный ресторан и отбываю договариваться насчёт банкета в полковом офицерском собрании.
Управляет заведением жизнерадостный пухляк по фамилии Куперман. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять: сейчас с меня состригут всю «шерсть», ничего не оставят – уж больно пройдошистый вид у ресторатора.
Сдавать назад уже поздно.
Куперман сходу понимает, что мне нужно, кивает и сразу приступает к делу.
- Не извольте сомневаться, господин офицер, всё будет по высшему разряду, - заверяет он. – Меню и напитки я беру на себя. Можете мне довериться, у меня большой опыт, - подмигивает Куперман, а затем приглушает голос:
- Что скажете, насчёт девочек? Вдруг господам офицерам станет скучно, а у меня первоклассные девочки, - он даже причмокивает толстыми губами. – Вот, полистайте альбом. Вдруг заинтересует.
Я решительно откладываю альбом в сторону. Только проституток мне ещё не хватало на офицерском собрании.
- Зря отказываетесь! Девочки что надо: есть даже парочка француженок и одна мулатка. На неё всегда большой спрос.
Отрицательно мотаю головой.
- Нет так нет, - легко соглашается Куперман. – Тогда мой вам совет: закажите Веру Жемчужную. Господа офицеры обожают романсы в её исполнении.
Ну что ж… хоть какая-то культурная программа. И, хоть я сам не любитель романсов, от них меня тянет в сон, оплачиваю небольшой сольный концерт Жемчужной. Может, высплюсь…
Покончив с оргвопросами по предстоящему сабантую, возвращаюсь к штабу полка, где меня ждут Кузьма, Лукашины и их знаменитый в будущем родич. Легендарного краскома товарища Будённого узнаю сразу, правда, усы у него пока не столь впечатляют размерами, как на фотографиях и портретах советского времени.
Совсем ещё молодой парень, черноусый и чернобровый в лихо сдвинутой набекрень фуражке-бескозырке, из-под которой торчит густой казацкий чуб.
Будённый представляется как положено, по уставу. Уже сейчас чувствуется, что парень далеко пойдёт, про таких обычно говорят – толковый боец.
Оба Лукашина довольны родственником.
- Справный казак, не пожалеете! – хвалит Фёдор. – Возьмёте в наш взвод, вашбродь?
- Возьму, - улыбаюсь я. – Как такого не взять!
Фёдор довольно хлопает Семёна Михайловича по плечу.
Быстро решаю вопрос с переводом ко мне в строевой части полка. Тут ещё не знают, с каким золотым самородком имеют дело, поэтому подмахивают все бумаги без скрипа.
Ну вот, теперь под моим началом ходит будущий маршал Советского Союза. Ответственность высока, мне теперь придётся хранить его как зеницу ока.
