Польская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Параллельно с дипломатическим брифингом шло экстренное заседание Верховного совета СССР. То есть, того самого парламента, который по осени минувшего года Михаил Васильевич продавил и создал.

Здесь уже выступал Артузов.

Дзержинский был жив. Но плох. Настолько что уже не вставал с постели. Организм, изнуренный тяжелой работой и кокаином, рассыпался. И спасти его было нельзя. Разве что продлить агонию. Он пока еще был в ясном уме. Но… в любой день, в любой час все это могло закончится. И Артузов в полной мере уже управлял обновленным всесоюзным НКВД. Вот и отдувался, рассказывая в куда больших деталях о выявленном заговоре.

Связывая его с прошлогодней попыткой военного переворота. Ведь и Тухачевский, и другие все еще сидели по камерам, ожидая своей участи. И теперь к тому делу добавилось продолжение. И новые фигуранты.

Но главное не это.

Главное то, что партия, игравшая ранее ключевую роль, хотя бы даже и номинально, теперь совершенно получалась девальвирована. Сведена к глубоко второстепенной формальности.

Ведь выходило что?

Правильно — парламентские слушания. И в этот парламент люди попали, будучи избранными на местах. Да, они все были членами одной партии. Но их место в этой государственной структуре обеспечивалось не принадлежностью к ней, а тем, как они провели избирательную кампанию. И как их поддержали жители на местах. И власть держалась на этой поддержке, а не отнесенности к той или иной структуре.

И на этих слушаниях руководитель наркомата внутренних дел рассказывал о задержаниях изменников Родины. Среди которых фигурировало два члена Политбюро. При этом, ни он сам, ни парламент не имели ни санкций Политбюро на такие игры, ни разрешения ЦК. С последнего, кстати, приняли больше двух десятков «под белы рученьки». Просто наплевав на какие-то согласования с этими ребятами. Да и кто они такие? Клуб по интересам. С какой стати государственные мужи должны что-то согласовывать с ними?

Иными словами — это событие стало прецедентом.

Впервые с октября-ноября 1917 года в бывшей Российской Империи собственно государственные институты оказались строго и явно выше партийных. Из-за чего партийная номенклатура, сидящая на этих слушаниях, где в виде депутатов, где в виде приглашенных наблюдателей, была бледна и растеряна. Та система, которая выстраивалась большевиками вот уже десятилетие, оказалась разрушена. На корню.

Более того — именно здесь и сейчас в головах очень многих и произошло осознание — переворот случился. Тот самый, о котором все несколько лет только и говорили. Силовики, наконец-то взяли власть. Они это сделали за несколько приемов, сумев небольшими, но решительными шагами с 1926 по 1928 год, отжать себе кусочек за кусочком настоящую, реальную, настоящую власть. И разгоняя условную Директорию якобинцев не разом, а аккуратно, можно даже сказать мягко. Вежливо. Обходительно. С вазелином. Но в должной степени решительно, чтобы проигнорировать их неуверенное «нет».

Фрунзе создал себе сначала личную гвардию в виде СОН, который в последствии трансформировался в целую службу специальных операций — ССО. А потом и лично преданные «петровские полки», представляющие собой непреодолимую силу внутри страны.

Дзержинский провел реформу подчиненных ему силовиков. Уничтожив связку из ОГПУ и партийной номенклатурой. Физически. Что позволило сформировать полицию и спецслужбы пусть и не самые профессиональные, но самостоятельные и адекватно мотивированные.

И все.

Этого оказалось достаточно. Дальше все посыпалось.

Какие-то силы потрепыхались, пытаясь отыграть этот тягучий переворот. Но крепкий союз из РККА и НКВД оказался удивительно прочен. Более того, его руководство не стеснялось бить — точно и решительно. Выбивая табуретки под задницами своих врагов.

Удар.

Удар.

Удар.

И в какой-то момент оказалось, что вся власть в стране принадлежит не небольшой кучке революционеров, переродившихся в партийную номенклатуру, а жестким и хорошо вооруженным мужчинам…

Фрунзе смотрел на эти кислые лица партийных бонз. И воодушевленные тех, кто прорвался в Верховный совет в обход партийной вертикали и ее влияния. И бормотал себе под нос песенку. Едва слышно. Скорее даже просто беззвучно шевелил губами чуть заметно, а в голове проскакивали фрагменты давно, еще в прошлой жизни виденного клипа и музыка Радиотапка:

— Мы писали свою историю. Кисть обрамляла режим. Красной кровью на белом доме под сводом небес голубым, где шел черный дым…

Вот закончил Артузов.

Уступив место на трибуне Бухарину, который начал каяться. Рассказывал, как дал слабину. И под конец сообщил, что слагает с себя полномочия члена Политбюро и просит Верховный совет принять его отставку как главы ВСНХ.

Слова.

Слова.

Слова.

Это все были просто слова.

Правильные, но… правда рельефно проступала беззвучно. Все присутствующие на этой заседание Верховного совета прекрасно понимали — переворот 18 брюмера свершился.

Военные, наконец-то сумели взять власть в свои руки и установить диктатуру. По факту. Аккуратно. Избежав нового витка Гражданской войны. Да, репрессии. Но устраивать условный 1937-ой год Михаил Васильевич хотел меньше всего.

Да, были аресты. И довольно многочисленные. Но в 1926-1928 год через них прошло едва сто тысяч человек. Во всяком случае в рамках этой борьбы. Большинство же провинившихся, которые «отличились» по мелочи, просто «выгнали на мороз». А тех, кто в 1928 году отличились в саботаже дел, связанных с войной, направили в штрафные роты для искупления своей вины кровью. Что тоже далеко не расстрел, а шанс. Понятно, сопряженный со смертельной опасностью, но он всяко выше, чем пуля в затылок на кромке расстрельного рва. Хотя именно так с подобными людьми и стоило бы поступить.

Да, были расстрелы. Но только по суду, причем с толковым, адекватным расследованием. И совокупно под пули поставили меньше пары сотен человек. Пока во всяком случае.

Да, был террор с «выносом тел». Но он был направлен практически исключительно против распоясавшихся бандитов и сектантов. Да и то — только тех, которые оказывали сопротивления. Остальных же отправляли в трудовые лагеря со сносными условиями содержания и нормальным питанием. Просто потому, что цели уничтожить этих людей не стояло. Фрунзе считал, что все эти люди должны отработать, компенсируя нанесенный обществу вред.

После той кровавой каши, которая творилась в годы Гражданской войны — это все выглядело отчаянным гуманизмом. Чем Фрунзе и подкупал широкие массы. Он наказывал виновных, независимо от их положения. Но, при этом, не разводил грязи совершенно безумной классовой борьбы. Из-за чего все эти депутаты Верховного совета выглядели до крайности воодушевленными. Да и партийный функционеры, которых стремительно оттирали от власти, не сильно дергались, понимая, что шанс встроится в новую систему у них есть. И он не мал. Главное — сориентироваться и держать нос по ветру.

Переворот был совершен.

Но не оформлен.

Поэтому в кулуарах 27 июля Киров во время перерыва собрал маленький митинг. На котором начал агитировать за скорейшее утверждение поста президента СССР.

Хороший оратор, но очень слабый аппаратчик Киров был очень удобен и совершенно безопасен для своего покровителя. Поэтому легко перешел после смерти Сталина на сторону Фрунзе. Да и вообще к июлю 1928 году многие из технической команды Иосифа Виссарионовича оказались в команду Михаила Васильевича. Сформировав правящую коалицию с теми, кого нарком обороны сумел подтянуть под свою руку ранее. Получилось несколько синкретично и сюрреалистично. Но главное — очень практично…

Часть 3. Глава 5

1928 год, июль, 28. Варшава

Пользуясь замешательством в англо-французском союзе и, в целом, на Западе из-за американского долгового кризиса, Фрунзе старался не медлить и пользоваться моментом.

1-ый и 2-ой корпуса в скорости должны были освободиться. Но, пока они дожимали остатки польских сил вторжения. И сколько еще дней провозятся — не ясно. Да и потом одну-две недели им нужно было бы отдохнуть. А сколько у него есть времени Фрунзе не знал. Поэтому и не мог себе позволить такой риск и промедление.