Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей

Всё это удивляло и могло даже восхитить, если бы не обстоятельства, не принимаемые Распутиным на уровне базовых инстинктов. В школе всемерно приветствовалось доносительство. “Настучать” на однокурсника среди “товарищей” аристократов считалось делом таким же обыденным, как почистить зубы. Выпускника советской школы и дембеля советской армии такие отношения откровенно вымораживали. Когда после первого урока к нему по очереди подошли несколько “августейших” персон и сообщили о плохом поведении соседей, Распутин поморщился и предложил евродворянам решать споры о допустимом и недопустимом поведении так, как делали это их славные предки времен Людовика XIV и кардинала Ришелье, а именно – на дуэли. И даже предложил свои услуги в качестве секунданта и доктора.

Обалдев от такого неожиданного предложения, ученики впали в глубокую задумчивость и гурьбой отправились доносить директору школы на неадекватного военрука. Как неотложная помощь, прилетел Дальберг, долго о чем-то беседовал с администрацией и с виновниками торжества. По итогам было заключено перемирие. К Распутину ябеды-корябеды больше не подкатывали, но и общая атмосфера резко изменилась с нарочито-доброжелательной на демонстративно-холодную, отчужденную. Он и не навязывался, но с каждым днем находил в “дворянском собрании” все больше и больше черт, привычек и манер, неудобоваримых для советского и постсоветского человека, поэтому после уроков спешил остаться наедине с компьютером и порыться в новостях из России. Сегодня он привычно открыл почту, проскочил глазами россыпь рекламных объявлений и хотел перейти на новостные порталы, как его внимание привлек давно ожидаемый условный сигнал – “Россия – щедрая душа!”

– Ну, слава Богу! – прошептал Григорий, откидываясь на спинку стула, – дождался…

– Мой источник интересуется, ответы на какие вопросы пробудят интерес ваших коллег к налаживанию двустороннего диалога? – Распутин старательно вкладывал инструкции Ежова в уши примчавшегося Дальберга. – От кого вы ожидаете их услышать и каким образом представляете себе этот диалог?

Дальберг сосредоточенно месил тростью гальку на дорожке школьного сада.

– Мы готовы к диалогу с любой из политических сил, влияющих на принятие государственных решений, – веско отвечал иезуит, – в зависимости от калибра политика будет определён формат будущей встречи и формы ведения диалога, а также определены обоюдоинтересные, имеющие практическое значение темы. Мы ждём, чтобы вступающее с нами в диалог ответственное лицо имело смелость открыто признать возможность и даже необходимость тесного сотрудничества Европы и России, искренне стремилось к самой тесной интеграции во всех возможных отраслях сотрудничества, начиная от сугубо гуманитарных и заканчивая военными…

Все пожелания Петера были Григорием честно законспектированы и переданы Ежову. Москва замолчала, очевидно, обдумывая предложение. А через некоторое время Распутина неожиданно пригласили в замок Дальберга, где он не был ни разу со дня своего последнего визита.

Принимать скромного военнослужащего аристократ изволил не в привычной библиотеке, а в кабинете. Это было некоторым повышением статуса, учитывая щепетильность европейцев в вопросах допуска чужаков в свой дом. Напротив хозяина вокруг банкетного столика расположились еще двое незнакомых Распутину гостей, ближе к дверям – маленький, прилизанный, с живыми, чёрными бегающими глазками, непоседливо подпрыгивающий на месте. Южный темперамент бил через край, сочилсяся из него, как из спелого помидора. Он что-то быстро записывал в свой ежедневник, больше похожий на гроссбух, распухший от всевозможных закладок, визиток и стикеров, торчащих во все стороны и периодически выпадающих на стол. Второй – в глубине кабинета – основательный, фундаментальный, с увесистыми крестьянскими чертами лица и прямым взглядом из под нависающих над глазами желто-белесых бровей, был, напротив, спокоен и умиротворен, с любопытством разглядывая вошедшего легионера, заслонившего собой весь дверной проём.

– Рад видеть тебя, Жорж, – непривычно приветливо, растянув рот в улыбке, поприветствовал Распутина Дальберг. – Надо сказать, меня очень трудно удивить, но вашему… контакту это удалось.

– Да, это было впечатляюще, – кивнул “крестьянин”, складывая кисти рук в затейливый домик.

– По настойчивой просьбе моих друзей, – вернул себе слово хозяин замка, – я пригласил тебя, чтобы представить и заодно продемонстрировать, что ты – реальное, а не вымышленное лицо и в произошедшем нет никакой мистификации. Будь так любезен, перескажи, пожалуйста, мою просьбу, выполнение которой мы считали необходимым и достаточным основанием для организации неформального диалога.

– Нет проблем, – пожал плечами Григорий. – Вы сказали, что готовы вступить в диалог с политиками, имеющими влияние на принятие государственных решений и признающими необходимость тесного сотрудничества Европы и России во всех возможных отраслях, начиная от гуманитарных и заканчивая военными…

– Ну? – победно поглядел на своих гостей Дальберг, – убедились, Герхард?

– Да, – вальяжно кивнул “крестьянин”, - именно такие условия были поставлены.

Чернявый закончил писать, захлопнул свой фолиант, вскочил, будто у него под сиденьем сработала катапульта, и в два шага оказался возле Распутина, глядя снизу вверх, сверля его своими черными глазами.

– А не будет ли так любезен сержант рассказать присутствующим, где, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с этим… политиком?

– Успокойся, Сильвио, – осадил энтузиазм коротышки Дальберг, – ты же видишь, что какие-либо твои намёки на провокации спецслужб безосновательны. Слишком сложно, длинно и малоэффективно.

– Простите, – вставил слово Распутин, – но я понятия не имею, кто выходил с вами на связь и о чем конкретно вы разговаривали.

– Серьезно? – недоверчиво спросил коротышка и вдруг заразительно захохотал, – о Боже мой! Какой я кретин! Ну конечно же, вы – не посол и даже не почтовый ящик! Слишком молоды и неопытны! Вы просто сигнальная лампочка, свидетельствующая о том, что почта пришла.

– Вы, действительно, не в курсе? – поднял брови Дальберг. – Что ж, это только добавляет уважения к вашему источнику. Конспирация для начала переговоров филигранная. Друзья, я думаю, мы ничего не потеряем, если еще раз прослушаем присланную нам запись, а Жорж хотя бы поймёт, почему мы его тут так терзаем.

Дальберг нажал на кнопку пульта, и на темном экране телевизора возникла картинка интервью. Отвечал на вопросы худенький, невзрачный, почти полностью лысый человек с косым пробором и проницательным взглядом глубоко посаженных глаз. Он сидел, откинувшись на высокую спинку кресла, говорил тихо, спокойно, тщательно подбирая слова и помогая себе, будто "жестикулируя" всем телом. Казалось, он сейчас оттолкнется от сиденья и, допрыгнув до журналиста, продолжит диалог, глядя в упор, глаза в глаза. “Я не представляю себе своей страны в отрыве от Европы и от, как мы часто говорим, цивилизованного мира…”

– Вот, – удовлетворенно поднял вверх палец Сильвио, победно оглядев окружающих, – а что я говорил!

“Россия хочет равноправных доверительных отношений…, - продолжал интервьюируемый, а Григорий заметил, как лица присутствующих тронула саркастическая улыбка. – Однако, Россию не устраивает, если без ее участия будут приниматься решения, которые касаются ее непосредственно.”

– Храбрый малый, – прокомментировал Герхард, – в его положении ставить условия – смело…

“Мы говорим о более тесных партнерских отношениях с любыми структурами, включая НАТО…”- следовало продолжение.

Дальберг обернулся на остальных зрителей и прибавил звук.

– А теперь внимание!

“Россия готова вступить в НАТО? – удивился на экране журналист.

“Почему нет, – отвечал интервьюируемый, – но только на равных правах с другими участниками…”

– Дальше неинтересно, – резюмировал Дальберг, нажимая пульт видеомагнитофона. – Жорж, – повернулся он к Распутину, – узнал, кому ты нас презентовал?