Зябликова Зина и методы нерационального мышления - Александр Бестужев
В эту же самую минуту факелы вспыхнули так, словно в них влили львиную толику бензина, своды пещеры осветило так ярко, что я поневоле закрыла глаза руками, а когда смогла их отвести, то какое-то время ничего не видела кроме ярких кругов перед ними.
Когда же зрение ко мне вернулось, то я увидела стоящего на арене полностью здорового мастера Угвэя, злого и указывающего пальцем в мою сторону.
— Зи-и-ина! — захрипел он с такой лютой злобой, что мне захотелось испариться, раствориться, прикинуться каменной скамьёй, или как сидящий рядом скелет, открутить себе голову и сказать что так и было
— Не ожидал от тебя! Не ожидал!
Тёмная мрачная пелена накрыла меня, окутала подобно савану. Я с трудом могла дышать, в этой пелене, но о том чтобы двинуть хотя бы пальцем не было даже речи.
И тут до моего слуха донёсся глухой рёв множества мёртвых глоток:
«Ты — холодный и мёртвый
Я такая же, но тёплая
Ты — кого-то поймал в проходе
И жрёшь его пока я не вижу
Ты, ты так откровенно бесчувственный
Я, я так откровенно попала
Мы, мы оба голодная нежить
Мы всё понимаем, но только этого мало-о-о
Зиночка — а-а, просила снять ботиночки..
Зиночка-а-а»
Глава в которой раскрываются тайны и мотивы. Не все, но многие.
Настоящий друг — это не тот, кто просит тебя спрятать труп.
Нет. Настоящий друг — это тот, кто никогда не принесёт тебе домой мешок с трупом.
Клетка три на три с половиной метра, это я уже измерила.
На входе решётки и силовое поле. Стены выложены из кирпича, кое-где уже начавшего крошиться. В дальних углах клетушки поселилась плесень, из под куполообразного потолка свисает мох, на полу, как всегда, — охапка старого сена, с вечными жильцами — клопами, отчего мне кажется, будто сено живое и вот-вот убежит из камеры. В отличие от меня.
Мне-то бежать некуда.
От скуки хожу из стороны в сторону, от решётки к дальней стенке. Декламирую стихи, которые приходят на ум:
«Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим.
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!».
Считаю про себя шаги и количество раз, когда сделала полный круг.
Скучно!
В камере нет даже окна, чтобы полюбоваться на звёзды. Да и откуда ему взяться, если мы под землёй.
— И, таки, зд’авствуй, любимый бестиарий! Вчера я была снаружи, а сегодня я одна из вас! — обратилась я к сидящим, в клетках напротив, братьям по несчастью, живым и мёртвым.
И ежик тоже здесь. Вон он также смешно бегает по своей клетушке.
Вспомнилась девочка Зоя.
— Интересно, она тоже здесь?
Я подошла к решётке, но ухватиться за прутья не смогла — мешает силовое поле. Оно отталкивает мои руки, а когда пытаешься приложить усилия, то ещё и током бьётся.
— Зоя, Зоя, ты здесь? — позвала я девочку.
Ответа не было, и через пару минут я повторила попытку.
Прижалась к грязной холодной кирпичной стене спиной и опустилась на корточки, машинально отбросив с лица грязный локон.
— Вчера он был ещё чистым. А вчера ли? Сколько я уже здесь?
Мысли роились в голове подобно тараканам, таким толстым, рыжим и усатым.
Кстати, тараканов в камере и не наблюдалось. Ну конечно, что им тут вообще делать?
В этих камерах даже им не выжить.
— Интересно, а сколько я уже
