Квест а, б,в, г… (СИ) - Валин Юрий Павлович
И пусть остаться здесь сложней, чем уйти…
Она пела с чуть заметной хрипотцой, проявляющейся только под гитару. Этой особенности голоса подруги Бро раньше не замечал, да собственно и когда было замечать? Знакомые строфы, знакомые аккорды, но песня казалась совсем иной. Васко, безусловно, не могла дать мужского, брутального напора, как в оригинальном исполнении. Звучало мягче и трагичнее.
…Но я, я остаюсь.
Там, где мне хочется быть.
И пусть я немного боюсь,
Но я, я остаюсь…
Легли тонкие пальцы на струны, заставляя умереть последний отзвук, Васко прикрыла блестящие глаза.
Звякнули наполняемые бокалы, лишь потом автор грозного «Воя войного» молвил:
— Что сказать? Банально, до зубовного скрежета наивно, этакие тающие миражи дремучего, косматого прошлого. Ретроградно-с. Но искренен автор, да-с, безыскусен, но искренен. А это дорогого стоит, господа! Графиня, приведите нам этого мальчика, он небезнадежен.
— Когда-нибудь непременно, — попыталась улыбнуться Васко.
Какой-то хлыщ с породистым лицом арабского скакуна поцеловал ей руку:
— Как удивительно вы поете! Я погиб, решительно погиб!
— Посланница сибирского дикого Эроса, гибельная дриада золотых кедров рощ, — отчетливо сформулировала мрачная баба-яга с папиросой.
Общество дружно зааплодировало. Судя по физиономиям, «погибшими» считали себя не только элитный жеребец. Вот же ковбои неугомонного Пегаса, в отцы-деды годятся, а очами как засверкали.
Бро по праву считал себя не особо ревнивым, но некоторые поползновения нужно пресекать сразу и безоговорочно. Всем лучше будет.
Раздвинув творцов уверенным лесорубским плечом, князь приблизился к избраннице, опустился на колено и поцеловал у двоечницы руку. Запястье чуть подрагивало, еще храня глубину отзвука гитарной бесконечности. Васко освободила руку, закинула на княжеское плечо и подставила губы.
Поцелуй вышел глубоким, не очень приличным, но всё предельно объясняющим.
— Вот и разгадка, господа! — вздохнул кто-то за спиной.
— Увы, это рок и планида, господа, — пояснила Васко и глаза у нее были счастливые.
Они сидели в одном кресле, конский волос из прорех обивки покалывал даже сквозь штанины, вокруг читали дробящие мозг стихи, и Бро догадывался, что это одно из лучших мгновений его жизни. Порой Васко шептала имена творцов, читающих свои творенья. По большей части имена местных гениев ничего не говорили двоечнику, но вообще-то было интересно. Когда рядом любимая девушка, жизнь вообще чрезвычайно увлекательна.
Васко сияла и манила. Мастера символизма и овеществленного цветения не были чужды зависти — чувству откровенно пошлому, обывательскому, но удивительно широко распространенному. Несколько раз литераторы интересовались мнением князя по поводу «онтологизма обозначенной сферы», формулировали вопросы весьма провокационно и иронично — явно норовили обидеть.
— Увы, ничего глубокого сказать не могу. Я человек московский, толстокожий и лесной, — ответствовал князь Волков. — Но я учусь, господа, учусь и познаю.
Честность и прямота нейтрализуют любые творческие провокации. Да и графиня такую прямоту одобряла.
Заполночь в зале стало совсем уж тесно, вновь пришедшие сидели прямо на ковре, дымили папиросами, в запахах турецкого табака, французских духов и русского символизма рождались и витали обрывки гениальных поэтических воззрений, яды критических замечаний и опьяняющих дамских смешков. Примкнувшие к обществу блистательные фон Штайн и д’Обиньи забирали свою законную долю внимания и были дьявольски хороши.
У ней следы проказы на руках,
У ней татуированные знаки,
И вечерами джигу в кабаках
Танцует девушка из Нагасаки… — печально перебирала струны Васко.
— Но это же ваше? — допытывался арабско-конный красавец. — Не отрицайте, я угадываю женскую манеру. Все эти томные нюансики, прошу вас, не обижайтесь, ваше сиятельство.
— Ничуть, — улыбалась Васко. — Почти угадали. Но совсем не мое. Утверждают, что в основе стихи некой Веры Инбер, дописанные бухим народом и гениями. И плевать на нюансики, они мне нравятся. Никто мне не запретит любить то, что люблю.
— Далек от мысли запрещать, но согласитесь, что… — настаивал человек-кентавр.
— Соглашусь, мне не жалко, — легко сказала Васко. — Князь, мне нужно вдохнуть свежего воздуха. Проводите меня…
Из приоткрытого окна тянуло снежной сыростью Северной Пальмиры.
— Значит, это и есть та хваленая северная столица, — прошептала Васко, пуская струйку душистого папиросного дыма.
— Она, — князь обнимал подругу сзади, уткнувшись носом в четкую линию каре. Млел. — Ты чудесна.
— Но оболваненная-нулевая нравилась больше?
— М-мм… Я от тебя любой дурею.
— Это не ответ.
— Ладно. Совсем стриженная ты убийственно хороша. Но и так… — Бро нежно куснул открытый затылок.
— Волк… — томно констатировала Васко.
Князь плотнее укутал ее плечи в шубку и оставил объятья крайне тесными.
— Господи, какие же мы вульгарные, — прошептала возлюбленная. — Как я могла петь перед столь талантливыми и неординарными людьми⁈ И это пошлая соболья шуба? И эти мысли животные…
Подтверждать вслух, что мысли животные, Бро не стал. Поскольку мысли были не просто животные, а дико-дико животные, и Васко это чувствовала.
— Почему я от тебя так с ума схожу? — чуть слышно пролепетала графиня.
— Судьба. Вульгарность, дикость, мех… Мы обречены, и это счастье.
— Ничего подобного! Просто я тебя хочу как кошка. Дворовая зашкварная кошка.
— Скифы мы, с голодными и жадными телами, — путано продекламировал Бро. — Но мы учимся. И сейчас до пошлости не опустимся. Хотя тянет невыносимо. Только к тебе. Но не сейчас. Потом всё будет.
— Не будет.
— Будет.
— Не будет.
Содержательный спор, ничуть не отодвигающий опасность предаться приступу дикости на подоконнике, заваленном баночками из-под монпансье и богемными окурками, прервали шаги. Пришлось срочно отпустить пушистое сокровище.
— Князь, барышня… — перед двоечниками стояла давешняя пугающая тетка с лицом некромантки-рецидивистки. — Пора ехать. Я провожу.
— Мы с незнакомыми тетеньками не ездим. Нам маменька не велели-с, — нервно сказала Васко.
Дама усмехнулась. Довольно жутковато. И протянула визитную карточку:
— Молодые господа, вы ведь хотите узнать разгадку?
Заслонивший напарницу Бро взял тесненный прямоугольник и с некоторым трудом прочел в полутьме: —
«Д-р Я. В. Брюс. Вопросы философии и смысла, консультации по генерал-фельдцейхмейстерскому и линейному артиллерийскому делу».
Мадам, передайте доктору наше искренне почтение и благодарность, но от визита мы воздержимся. Не надо нам разгадок, мы уже и так все осознали. К чему напрасно время тратить?
— Mon cher, надо бы съездить, — сказали из коридора.
— Жюли, да с какой стати⁈ — возмутилась Васко. — Нам определенно не нужны консультации по артиллерийскому смыслу жизни. Ни от колдунов, ни вообще. У нас и так всё сложно.
— Вася, откуда этот эгоизм⁈ — изумилась невидимая фон Штайн. — Вам, возможно и не нужно, но о людях-то можно подумать. Приличный человек приглашает, неужели вам часа времени жалко?
— Нет, если вам это очень нужно, то другое дело, — сказал Бро. — Как думаешь, Васко?
— При такой постановке вопроса особых вариантов не остается, — мрачно признала подруга. — Поехали.
В прихожей князь невольно заозирался.
— Там пальто ищи, — француженка указала на груды одежды на вешалке.
Бро подумал, что ситуация с горничной с самого начала показалась подозрительной. Не бывает такой великолепной прислуги, даже в том легендарном столичном Петербурге не случалось таких чудес.
На углу была аптека, извозчики ждали под фонарем, кружил редкий осенний снег — все как положено. Дамы сели в передний экипаж, двоечники во второй. Бро укутал ноги графини теплой полостью.
