Сансара. Оборот второй. И пришел творец - Василий Анатольевич Криптонов
То есть, люди лежали и сидели до того, как в отельный парк влетел третий. После нашего появления они повскакивали с мест и охренело наблюдали — не знаю уж, как устроен этот мир, и почему не разбежались от греха подальше заранее.
Думать об этом было некогда. Думать надо было о том, чтобы удержаться на дорожке, не соскользнуть с неё колесом на газон.
Несущийся передо мной третий приближался к шпильке. Давай, Костя! Это твой единственный шанс.
Амадей снова попытался притормозить моей ногой. Я был к этому готов и не позволил. Тормоза придумал трус, слыхал?
Я бы прошёл этот поворот! Я его столько раз отрабатывал на симуляторе. Я бы сделал на нём третьего, это точно!
Если бы не девочка.
То есть, сначала через дорогу проскакал белый зверёк. Кролик, — подумал я, ничему уже в этом упоротом мире не удивляясь. А потом за ним выскочила хозяйка. Девчушка лет семи, с длинными локонами, аккуратно подвязанными лентой, в клетчатом платье с фартучком. Пробежала полдороги и, остановившись, заозиралась.
Глава 31
Наверное, девочка не видела, в какую сторону ломанул кролик.
— Сто-о-ой!!!!!!!!! — бешено взвыла Фиона. Не знаю, кому — мне или этой долбанутой Алисе.
Я попытался вильнуть рулём в сторону. Хрен с ней, с трассой, не сбивать же дуру! Но у Амадея были другие планы.
Руки меня не слушались. Нога, попытавшаяся нажать тормоз, тоже. Машина пёрла на девочку — не знаю уж, прорезалась в Амадее ненависть конкретно к женскому роду, ко всему человечеству в целом, или желание победить перекрыло прочие мелочи.
Алисе я, будь моя воля, и сам бы поджопник отвесил — чтоб улетела дальше, чем видит. Но, блин, одно дело — поджопник, а другое — в лепёшку размазывать.
— Ах ты, тварь! — взревел я.
На руках аж костяшки побелели, но руль всё-таки сумел выкрутить. Машина пронеслась рядом с девочкой, чиркнув по подолу клетчатого платья.
Два колеса — на асфальте, два — на газоне. Трава летела клочьями, вместе с землёй и мелкими голубыми цветочками.
Правым крылом я впилился в цветущий куст. Прошёл в сантиметре от древесного ствола толщиной с водонапорную башню. Наподдал бампером урну в виде раскрытого тюльпана, урна отлетела и, исполнив изящный пируэт, плюхнулась в декоративный прудик. Из прудика с очумелым кряканьем стартовали три утки и лебедь — прямо мне навстречу, хорошо хоть не с моей скоростью. А в довершение всего на лобовое стекло прилепился не знаю откуда взявшийся рекламный плакат-листовка: «Добро пожаловать в райское блаженство!»
С адской пробуксовкой по газону, снеся напоследок лавочку, на которой кто-то забыл картонное ведро с попкорном, я вернулся на трассу. Проделанную мной колею сюрреалистично присыпали белые хлопья.
От третьего я безнадёжно отстал. Запоздало подумал, что, может, это и не живая девочка была вовсе. Может, голограмма, как на соревнованиях женихов. Хотя, какая разница? Не догонять же её, чтобы выяснить.
Я жал на газ. В ближайший поворот вписался идеально — от нервов, видимо. В следующий тоже. Скоро, если память мне не изменяет, туннель.
Да, точно, вон он! И третий, падла, туда уже нырнул. Круто всё-таки ездит парень, не отнять. Метров на пятьдесят от меня оторвался. А может, просто не такой везучий, как я. Шибанутые Алисы с кроликами под колёса не кидаются…
В туннель я влетел злой, как чёрт. И уж от туннеля точно никакой подставы не ждал — не знаю, почему. Вероятно, в надежде на то, что здесь упоротая фантазия Амадея устанет и решит отдохнуть… Как бы не так!
Из туннеля Амадей сотворил дискотечный зал.
Дискотеки я, вообще — не очень. То есть, если выпью, могу, но не долго. Ровно до момента знакомства с симпатичной барышней, а дальше уже прикладываю все силы к тому, чтобы с дискотеки её увести. Впрочем, если выпью, я даже караоке могу. Барышни, расставшиеся со мной после караоке навсегда, не дадут соврать.
Амадей воплотил в туннеле всё, из-за чего я ненавидел дискотеки. Музыка гремела так, что по ушам долбило даже в шлеме, аж сердце ёкало. И это бы ещё полбеды, но для полноты ощущений Амадей добавил света.
По узкому туннелю метались разноцветные прожекторы. Под потолком вращались зеркальные шары. Глаза слепило невыносимо. Через несколько секунд я перестал различать, где тут пол, где потолок, и едва ушёл от столкновения со стеной.
— Костя! — взвизгнула Фиона, — Ты чего?! Нам же прямо!
— Свой туннель пробить хочу, — рявкнул я, — по солнышку соскучился.
— Костя! Левее! — Я послушно дёрнул рулём влево. И благодаря этому снова избежал столкновения.
А через секунду до меня дошло:
— Ты что — в этом аду не слепнешь?
— А ты что, слепнешь? — ахнула Фиона. — Ох, я не знал, прости.
— Прощу, если на дорогу будешь смотреть! Веди меня!
Ещё секунда понадобилась Фионе на понимание того, что я не шучу. Потом подобралась в кресле, вцепилась в приборную панель, и принялась командовать:
— Ещё чуть левее! Прямо! Прямо-прямо-прямо! Правее! Ещё правее, туннель поворачивает! Ещё!
Я, постаравшись отключиться от картинки перед глазами, шёл по её голосу. А скоро понял, что хрупкие ручонки с тонкими пальчиками легли поверх моих и крутят руль вместе со мной. Подбодрил:
— Давай! Нам главное — выбраться!
И мы выбрались. Всего-то пару раз об стены тюкнулись — и то потому, что под конец я осмелел и прибавил газу.
Зато, выкатившись из адской шарманки на свет божий, третьего увидели буквально в метре впереди.
Я восторженно гаркнул:
— Вот он!
— Ага! — подхватила Фиона. — У него-то нет навигатора! Догоняй, Костя! Мы его сделаем!
Я рванул во всю прыть. Слева отливал синевой залив. На поверхности воды благородно покачивались яхты.
А ведь будет ещё один поворот, — осенило меня, — не сказать, чтобы опасный, но подленький, с выездом на набережную.
Я вспомнил знаменитую фотку — чёрно-белую, сделанную примерно в те годы, когда мой дедушка в школу пошёл: машина австралийского гонщика Пола Хокинса летит в море.
Скосил глаза налево.
Ах ты ж, добряк-Амадеюшка, чтоб у тебя очки запотели! Мы с третьим уже выскочили на набережную. И никакого ограждения, как в «правильном» Монте-Карло, тут не было и в помине. Трасса, а дальше обрыв и море.
Давай, Костя.
