Компас желаний - Маркус Кас
— Вы можете аккуратно вывести её в иную среду? Не такую, хм, благоприятную, — спросил я у менталиста.
К счастью, он меня понял без лишних деталей. Усмехнулся, прикрыл глаза и принялся за работу. Я видел магические потоки и уважительно хмыкал: Аврамов действительно был хорош. За эти годы научился искусно и бережно обращаться с человеческим разумом. Ни в какое сравнение не шло с грубым вмешательством того же Баталова. Но у него и работа была другой, с иным контингентом, так сказать.
Авдотья Павловна сначала замерла, а потом напряглась. Безмятежное выражение лица сменилось на тревогу. Мешок, воображаемый неизвестным возлюбленным, превратился в защиту — женщина спряталась за него.
Я включился в процесс по ходу. С Аврамовым в связке оказалось работать приятно и просто, он легко позволил внедриться. Я создал себе собирательный образ то ли судьи, то ли палача. Переходить границы не стал, остановился на внушающей трепет и уважение фигуре.
— Я вас, пожалуй, покину, — понимающе сказал менталист и удалился.
Я отблагодарил его мысленно, всё внимание было сосредоточено на графине. Тонкая работа — удержать разум в пределах созданной иллюзии, поддерживаемой менталом.
— Говори, — велел я, соответствуя созданному образу.
И Вознесенская заговорила…
В некоторые моменты я даже был вынужден её останавливать, — так откровенничала дама. Внушаемая до безобразия, что и стало первопричиной всех дальнейших событий.
У графини никогда не было амбиций. Жажда денег, но при этом весьма ограниченных. Выгодный брак и ранняя смерть мужа обеспечили её весьма неплохо. Так что Авдотья Павловна не мыслила о большем. Разве что хотелось нарядов роскошнее, чем у местных дворянок Новгородской губернии.
Не мечтала графиня и о столице, считая ту бездушным большим городом, где никто никого не знает. Страшила её сама мысль о том, сколько людей там живёт. Но больше всего пугало то, что в столице как раз не знают её.
Светских развлечений в губернии было не так много, поэтому все они посещались исправно. Там-то она повстречалась с высокопоставленным чиновником из Санкт-Петербурга. По её словам.
Внешность этого человека Авдотья Павловна описала настолько неприметно, что я сразу понял — тот был под мороком.
Мужчина очаровал графиню мгновенно и выразил удивление, когда узнал, к какому роду она принадлежит. Дальше пошли увещевания о несправедливости и прочие басни, убеждающие в одном: необходимо ехать в столицу и получить то, что женщина заслуживает по праву.
С женским разумом и памятью работать всегда сложнее всего. Причина лежала в сильной эмоциональной окраске. Там, где мужчина отмечал факты, женщина делала выводы. Как правило, те, что были желанны в моменте. Поэтому копать пришлось глубоко. Вытаскивать по крупицам, что именно сказал графине незнакомец.
Выходило, что он надоумил поехать на императорский бал. Вознесенская изначально не планировала этого делать. Побочные ветви аристократических родов могли отказаться от подобного приглашения без последствия. И, как правило, так и поступали. Если только не намеревались заявить о себе, что было отдельным вызовом.
— Добрейшей души, добрейшей. Средства выделил, транспорт оплатил… — заливалась тётушка, раскрывая подробности.
Я сопоставил даты — произошло это почти сразу после того, как я вернул нас особняк и закрыл все долговые обязательства. Значит, князь Шаховский, трагически погибший после того дела, не был последней инстанцией… Интересно.
Кому же так хочется завладеть нашим имуществом? И главное — зачем?
Да, владения Вознесенских находились в почётном месте Петербургского острова. Исторические места, но не настолько недоступные для приобретения. Тот же Янин смог купить участок по соседству, пусть и по ошибке.
Подземелье? Тоже сомнительно — в нашем доме был не единственный вход в лабиринты, прокопанные древним тайным сообществом. Даже одна прогулка по ним мне показала, что выходов на поверхность лишь на одном острове несколько. Тот же нынешний ресторан Янина был более доступным вариантом.
Я не мог понять причину интереса к нашему роду, оттого находился в непривычном для меня состоянии — лёгкого раздражения.
Но и тётушка помочь ничем не могла. Легко внушаемая, она моментально поддалась искушению быстрой наживы, и объяснений логических ей не потребовалось.
В столице её свели с княжичем Шишкиным-Вронским. То, что Павлова, его сестра, в это время работала в моём саду, было чистым совпадением. Княжич, похоже, тоже был всего лишь пешкой. Парень любил кутить на полную, а довольствия на такую жизнь ему недоставало. Отец не выделял достаточно средств для разгульной жизни. К тому же у княжича была страсть — карты. А в этих развлечениях, как известно, можно целые города и страны потерять.
Поиграть на слабостях, потешить тщеславие, свойственное всем, и всё — не нужно излишне стараться. И трат не так и много. Сплести сеть из подобных людей гораздо надёжнее, чем любая наёмная сила. У той, как раз, есть недостаток — способна думать.
— Он же проклят! Проклят! — возмущалась Вознесенская, говоря обо мне. — Божье дело убрать проклятого из общества.
Моя шутка сыграла сильнее, чем я планировал. И пожалуй, неплохо. Весть о моём проклятье дошла и до благодетеля тётушки. Она, по договорённости, ежедневно отправляла ему письма на адрес почтового отделения. Имя я запомнил, пусть и не думал, что оно меня приведёт к реальному следу.
Смотрел я на эту женщину и размышлял.
Глупая и алчная. Но враг ли мне она? Смертельный ли враг? Право сильного не только в том, что можешь решать чужие судьбы. Но и в принципах справедливости. Сложная штука, никогда не любил такие ситуации. Жизнь зато их очень любит.
Я бы мог её убить, избавить мир от паразита, кем я её и считал, честно говоря. Вот только я не судья, которым предстал перед графиней. Но и отпускать её было нельзя. Глупость не лечится великодушием.
Вспомнив «исцеление» шамана, я усмехнулся.
Пожалуй, и графиня сможет принести пользу обществу. За которое так переживала, желая меня из него убрать.
Я присел рядом с тётушкой, приложил руки к её вискам и начал вливать в дурную голову единственный способ выжить. Аврамова не привлекал — не было нужды. В разуме Вознесенской уже творилась такая сумятица, что она сама мучительно хотела найти выход. Понимала, что загнала себя в угол.
— Покаюсь, — провыла графиня, и её неприятный высокий голос эхом разнёсся по помещению. — Уйду в монастырь, посвящу себя благим делам. Служить буду до смерти людям.
