Паладин. Начало - Юрий Грушевный
— Хорошо, можно устроиться: сам поднял, сам упокоил. И при деньгах, и под покровительством, — тихо сказал я.
Но парень меня услышал:
— Некромантия во многих школах магии под запретом, как и магия страданий и крови, и прочие темные ремесла. Поэтому таких умельцев крайне мало. И жрецы ведут за ними пригляд денно и нощно. Проще сняться и уйти в проклятую пустошь, там для всевозможной погани самое место, нежели что-то задумывать или обманным путем зарабатывать в Империи. Ну или к соседям податься, там такие ремесла разрешены и активно практикуются.
Ага, ага. Конечно. Наивный юноша. А некроконструкты у вас на подоконниках из-за океана прилетают.
— Хотя, как мне представится — первым делом вымету его и еще пару мутных умельцев из Орлиной, — сказал Герес.
— Слова не баронета, но барона! — процитировал старую земную присказку я.
Похоже, я наконец встретил одного из своих недоброжелателей. Такой и птичку мог в Прилесную послать, убрать меня, пока я не набрался сил. И маршрутом продвижения каравана поделиться. И даже туман, возможно, — подарок его бога. Не говоря уже о маленьком госте на нашем междусобойчике с Дереком.
Что-то я расслабился снова, подумав, что у бога или богини за пазухой, надо впредь быть внимательнее даже в замке. Также надо срочно узнать, какому богу молится этот некромант. Сдается мне, что тут разборки в верхах, ибо я лично пока смог насолить только Канису.
Или хозяин тумана тоже уже успел обидеться? Скорее я, как некая попытка выиграть, по умолчанию мешаю как владельцу тумана, так и прочим сущностям, заинтересованным в поражении Безликой. Или старающихся не допустить возвращения Солнцеликого, что более вероятно.
За такими размышлениями я не заметил оставшейся части пути, и мы подошли к храмовым воротам. Они тоже были монументальны, отделяя храмовый комплекс от города, но не такими габаритными и внушительными, как замковые.
Завидев нас, на воротах началось шевеление, и к моменту нашего приближения нас уже встречали какие-то вышедшие высокопоставленные жрецы. Оба лысых мужчины так же, как Ив, около пятидесяти лет, стояли с открытыми головами и, очевидно, намекали, что они не последние в местном храме служители.
Лица не выражали мудрости или какого-то просвещения с благоговением, поэтому, подъезжая, остро захотелось поприветствовать их емкой фразой: «Вечер в хату». Сдержался и заговорил первый:
— Доброго дня вам. Мы пришли пообщаться к Иву, — сказал я, спрыгнув с хорта и подойдя к лысым братьям.
Судя по тому, что в воротах была открыта только небольшая калитка, на территорию комплекса с собаками, как и в земном мире, вход воспрещен.
— Благословения Безликой. Мы ждали тебя, великий паладин. Ив сейчас занят, но мы можем провести тебя в молельню. — сказал нейтральным тоном один из лысых «братьев».
— Хорошо. Пусть будет так. — ответил я.
После чего жрец отодвинулся, пропуская нас за вышедшим вперед вторым братом.
Вести светский разговор или задавать вопросы друг другу не стали и шли в полном молчании. По поведению других послушников и Гереса с его охраной мне практически сразу стало понятно, что на территории особо разговаривать не принято.
Да и в целом не до разговоров: я был поражен внутренним видом храмового комплекса. Все здания представляли собой орехи из двух сдвинутых половинок, как на узоре безликой. Если ранее я видел только заимствования в предметах интерьера или одежды, то здесь все по-взрослому. Они просто использовали часть из звеньев узора в дизайне и архитектуре местных зданий. Да, мы на Земле кичились своим техническим прогрессом, но даже с самыми современными материалами сложно было бы повторить, — настолько четкое и сложное сооружение. Поразительно.
Пройдя до самого крупного здания и остановившись у большого и красивого входа, провожатые выполнили жест того самого солдата, Мара, благодарившего меня за спасение от крикса, ударив кулаком себя в грудь. Поприветствовал жрецов аналогичным образом, и всей нашей молчаливой компанией мы вошли внутрь.
Внутри оказалось большое, размером с концертный зал в Мариинке, и аскетично обставленное помещение. Службы здесь, если и были, велись стоя, как в православных церквях. Рядов скамеек, как в каких католических храмах, не было. У дальней стены, по её центру, стояла уже привычная пятиметровая статуя Безликой, слабо подсвеченная магией.
Наши провожатые застыли по краям входа. Герес и его охрана двинулись к какому-то очагу в одном из углов помещения, видимо заурокойному алтарю. Отдать почести павшему отряду по дороге из Прилесной.
Я же, начав дыхательные практики, отправился к статуе.
Пора общаться, Вашество.
Воздух неожиданно начал густеть. Каждый шаг давался все сложнее и сложнее, но я не останавливался. Не могу отступить. Я должен получить ответы хотя бы на часть своих вопросов, чтобы иметь стимул двигаться дальше во имя, а не вопреки.
Глава 19, в которой я начинаю возвращать долги
Не знаю, как мое продвижение смотрелось со стороны, но старался делать вид, что все в порядке. Направив взгляд в провал под капюшоном, медленно, преодолевая невидимое сопротивление, шел к статуе. За три метра сопротивление стало невыносимым. Моя воля и душа не спасовали, но предательски подвело тело. Подкосились ноги, и я упал на колени, уперевшись в пол руками.
Подняв голову и вернув взор в провал, я почувствовал резкое головокружение, а мой разум затянуло в темноту.
— Мужчины, вашему упорству можно только позавидовать. Жаль, что зачастую ему можно найти лучшее применение, — прекрасный певучий и обволакивающий голос отдавался легкой мигренью у меня в голове.
Я попробовал что-то сказать, но понял, что у меня отсутствует речевой аппарат. Тогда, не теряя времени и понимая, что аудиенция уже началась, постарался представить мыслеобразы со своими вопросами, начав транслировать их с ранее сформулированного списка. Первым пунктом шли обиды за тотальное игнорирование своего призванного помощника.
— Нет, никаких запретов на наше общение, за исключением одного — ты пока слишком слаб и просто не готов к нему. Что же касается информации, то до многого ты догадался уже сам, и мне даже не приходится направлять тебя, — отступающая мигрень усилилась.
Добавив злости, чтобы отвлечься от становящейся нестерпимой боли, задал вопрос, касающийся вмешательства в мои дела:
— У меня достаточно дел, чтобы следить за тобой. Ты не только упорный, но и слишком самолюбив, раз подумал такое. Запреты, с
