Шофер. Назад в СССР. Том 2 - Артём Март
Егоров протер лоб дрожащей рукой. Глянул вниз, на Аллу Ивановну с растерянной улыбкой. Потом сел на свое место. Алла Ивановна улыбнулась, что-то ему шепнула.
— Однако, — продолжил я, чем привлек внимание всей комиссии на себя, — будут у меня и другие условия.
— Очень смело вы себя ведете, Игорь Землицын, — улыбнулась ехидно Алла Ивановна, — выставляете нам разные условия.
— В советском государстве все равны, — глядя не на Аллу Ивановну, а на Егорова, пожал я плечами, — так раз вы можете выставлять мне условия, почему же не могу выставлять я?
— Субординацию у нас тоже еще никто не отменял, — Алла Ивановна, которой, кажется, надоела моя упертость, сделала недовольное лицо, скривила полные свои губы.
— Хорошо, — я все же снова встал, — моя сестрица — умница. И в Армавирском училище себя найдет.
— Ну что же вы? — поспешил остановить меня Егоров, — Давайте же хоть послушаем Игоря Семеныча. Узнаем, какие у него могут быть требования. Может сможем мы пойти на то, чтобы удовлетворить и их.
Егоров снова улыбнулся. Глянул на Аллу Ивановну с настоящей мольбой. Та не кивнула, даже ничего не сказала. Да вот только понял Егоров, каким-то только одному ему известным образом ее намерения. Что готова Алла Ивановна послушать мои условия.
— Ну, прошу, Игорь, — посмотрел Егоров теперь на меня, — говорите. Что вам требуется, чтобы поступить в наш отряд?
— Белку оставьте. Если буду участвовать, то только на ней.
— Исключено, — вдруг вклинился Сергей Александрович, беспрестанно поправляя волосы на своей полулысой голове, — у машины очень дурная репутация. Ее не стоит брать в дело.
— Ну вы же коммунист, товарищ, — улыбнулся я снисходительно, — неужели и вы лезвите все в ту же степь? Белка — обычный ГАЗ-53. Причем новый. И двух лет не прошло, как сошел с конвейера. Собран добротно и удачно. Не подводит. Потому буду выступать на ней.
Сергей Александрович сначала хотел было что-то мне возразить, но промолчал, видя растерянные взгляды сопартийцев. Сконфузившись, он опустил взгляд куда-то в разложенные перед собою документы.
— Еще что-то? — Спросила Алла Ивановна.
— Я по-прежнему считаю себя недостойным комсомола, — сказал я все также упрямо.
— Все в отряде, — решил вставить свое робкое слово Сергей Александрович. При этом он раз за разом протирал свою, будто бы наполированную до блеска лысину, — должны быть комсомольцами.
— И почему же? — Заинтересовался я, — разве же только членам партии да комсомольцам есть в нашем государстве житье и возможность как-то себя показать?
Тут случилась немая сцена. Вся комиссия замолчала. Кто-то отвернулся к окошку, делая вид, что там твориться что-то интересное, кто-то уперся в документы, что лежали перед их глазами, на партах. Только Алла Ивановна продолжала смотреть на меня строго. Так, будто я и не задавал комиссии никакого вопроса.
— Ну что ж, — вздохнул я, — если мы с вами не сойдемся, то не сойдемся окончательно.
— Зря вы, Игорь, так поступаете, — сказала холодно Алла Ивановна, — вы же понимаете, что от того, какое решение вы примете сейчас, зависит ваша дальнейшая жизнь. И, скорее всего, карьера.
— Оставьте мою карьеру мне, уважаемая, — ответил я с улыбкой, — я прекрасно понимаю, что она, моя карьера, останется в моих же руках. А глядя на то, как вы тут упорствуете, кажется мне, что и ваша карьера сейчас находится в моих руках.
В первый раз за все это собеседование, увидел я, как Алла Ивановна вышла из себя. На щеках ее, даже через пудру проглянул рваный румянец. Глаза сузились, стали маленькими, словно бы змеиными. Губы ее, обычно полные, превратились в тонкие бледные полосочки. Потом она заговорила:
— Не зарывайтесь, Игорь. Вы говорите со вторым секретарем райкома партии. И сейчас, буду честна, определяется ваша судьба. Лучше бы вам прислушаться. Лучше бы вам послушать, так сказать, старшего товарища в моем лице и принять предложение. Вы вступаете в комсомол и поступаете в отряд, а мы поспособствуем тому, чтобы ваша сестра отправилась в Москву, и разрешим вам участвовать в состязании на вашей машине. Думаю это честно.
— Ответьте мне, — сказал я ей, — зачем я вам нужен в комсомоле? Сначала Николай Иванович рекомендует меня на поступление в союз, теперь вы настаиваете на этом. Зачем? Вот мой вопрос. Ответьте, и тогда я приму решение.
Все молчали. Егоров снова попытался что-то пошептать Алле Ивановне, но та только отмахнулась от него. Неприязненно что-то ответила ему.
— Что ж, — я вздохнул, — не знаете, что ответить? Не хотите ответить правды? Мда… Очень прискорбно от этого. Ну ладно, — я встал из-за стола, — бывайте, товарищи. А мне за Белкин руль пора.
Под гробовое молчание комиссии я направился к выходу. Однако, когда открыл я дверь, оказался передо мною высокий и худощавый мужчина. Он, выше меня ростом, с удивлением глянул мне в глаза сверху вниз.
Был одет он по-простому — в брюки да рубашку обычного кроя. Простая одежда при этом выглядела опрятной и очень аккуратной. Столь же аккуратным было и лицо: аккуратные стриженые усы, выбритые до синевы щеки, подбородок и тонкая шея. На носу сидели большие вытертые до прозрачности очки. Отросшие, но аккуратно стриженные темные волосы с проседью мужчина носил зачесанными назад.
— Игорь Землицын? — Спросил он, — ведь верно?
— Верно, — ответил я суховато.
— Очень рад. Читал о вас в газете, — протянул он руку.
— А вы кто будете? — Нахмурился я.
— Евгений Герасимович? — Даже удивилась Алла Ивановна, — а что это вы тут делаете? Вы не распределены в комиссию по набору.
— Был распределен, — сказал он с укоризненной улыбкой, — пока в отсутствие первого секретаря вы изменили состав в последнюю минуту. И будьте уверены, у этого вашего фортеля будут далекоидущие последствия.
Мужчина, снова глянул на меня.
— Евгений Герасимович Вакулин. Я состою в бюро нашего райкома. Или, скажем так, — он снова бросил на Аллу Ивановну насмешливый взгляд, — в лучшей его половине.
— Что вы себе позволяете? — Встала Алла Ивановна, — это возмутительно!
— Это что вы себе позволяете, — прошел Вакулин в кабинет, когда я пожал ему руку и пропустил внутрь, — что за самоуправство?
— Да как у вас язык поворачивается такое заявлять?! — Алла Ивановна сорвалась почти на крик.
— Так-так, — вклинился я, — поясните, пожалуйста, Евгений Герасимович, о чем тут ведется речь?
— Обязательно поясню, — сказал он, деловито покивав, — тем более что это, наверняка коснулось и вас.
— Ничего товарища Землицына не коснулось, — возразила Алла Ивановна.
— Правда? — Рассмеялся Вакулин, — значит, вы не склоняли товарища Землицына, как и других, насильно поступить в комсомол, а? Алла Ивановна?
Глава 28
— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, Евгений Герасимович, — тут же переменилась в лице Алла Ивановна.
Буквально полминуты назад была она раскалена как стальная пластина. Переполняли второго секретаря бурные эмоции.
