Ревизор: возвращение в СССР 2 - Серж Винтеркей
— За что сел?
— За убийство, — не стал темнить я, — но, вроде, плохого в заключении не набрался. Татуировок на видных местах нет, блатным жаргоном не козыряет, нормально общается.
Никифоровна с любопытством посмотрела на меня.
— Он мужа сестры зарезал, когда тот белочку словил и за ружьё схватился. Сестру с малым сыном защищал, — пояснил я.
Никифоровна с ещё большим интересом посмотрела на меня все также не говоря ни слова.
— Ну, так бабушка с мамой рассказывали, — развёл руками я.
— Пьёт? — наконец спросила она.
— Понятия не имею, — сознался я. — Могу узнать.
— Узнай, — коротко сказала она, хитро глядя на меня.
Я так понял, что есть шанс его трудоустроить.
— А я?
— Что ты?
— Как бы мне подработать в свободное от школы время?
— А кем?
— Ну, не товароведом же. Могу сторожем, могу грузчиком. Главное — после школы или по воскресеньям.
— Мне сейчас штат укомплектовать надо. По-настоящему, а не как раньше было, — задумчиво произнесла она. — Я буду иметь тебя ввиду, Паша. Если такая работа будет, она твоя.
— Спасибо, Анна Никифоровна.
Я встал, собираясь уходить.
— Подожди. Я сейчас, — остановила она меня.
Наверняка хочет гостинцы моим девчонкам передать. Я вспомнил, с какими приключениями я в прошлый раз её свёрток домой принёс и усмехнулся сам себе.
Никифоровна вскоре вынесла мне почти такой же свёрток, но полегче.
— Передай от меня бабушке, — сказала она, не скрывая своего удовольствия.
— Спасибо от всех нас, — расшаркался я.
— Ладно тебе. Иди, — проводила меня Никифоровна до выхода.
Мы попрощались. Я вышел на улицу и пошёл по Первомайской.
Когда я проходил мимо большого дома, на меня опять кинулся Винтик через забор. Он, опираясь лапами на забор, который был, к слову, с меня высотой, поскуливая и побрёхивая, перебегал за мной следом, опять вставал лапами на забор и бурчал как старый дед. Я остановился.
— Ну, что, скучно тебе? — спросил я и протянул опасливо руку к его морде. Он обнюхал её и лизнул.
— На тебе вкусняшку, — вспомнил я про баранки в кармане.
Люблю собак! Даже тех, с которыми первоначально отношения не сложились. Тут, как и с людьми — недоразумения случаются, но на них дальнейшие отношения строить нельзя.
Пёс сожрал баранку с таким удовольствием и хрустом, что я не удержался и дал ему ещё одну.
— Всё. Хватит, — сказал я твердо и пошёл дальше.
Винтик проводил меня сколько мог, я попрощался с ним как со старым знакомым. Впредь мне лучше мимо этого забора без угощения не проходить — пёсель не поймет.
Очень удачно вышло, что, свернув на свою улицу, я наткнулся на Ивана. А то все мои хлопоты о поиске работы для Мишкиного дядьки пойдут прахом, если его сейчас за поставленные Мишке синяки по новой на зону укатают.
Поздоровались с Иваном, я сразу же напомнил ему про свой вопрос.
— С учетом того, что заявления никто не подал, и приняв во внимание твои уточнения, что пацан сам дядю спровоцировал, поговорили с парнем и семьей и решили дело не возбуждать, — ответил мне Иван.
— Отлично! — радостно сказал я, — а то я уже и место рабочее для него присмотрел, на базе у Никифоровны.
— Это хорошее дело! — одобрительно сказал Иван, — надо мужика этого от преступного мира оторвать. И работа в этом первый помощник!
— Удачно получилось, что там по штату должно работать девять человек, а в наличии только два, — махнул рукой я.
Тут мне пришла в голову еще одна мысль, и я тут же ее и озвучил:
— Кстати, место второго товароведа тоже свободно, пусть Вероника твоя сходит, забьёт его под себя. Она же выпустилась как раз.
Иван на ходу хмыкнул одобрительно. Я его понял — такая работа, на базе, где куча дефицита, будет для девушки просто отличным началом трудовой карьеры. А может и постоянным рабочим местом — где ей в нашем городишке удастся найти что-то получше?
Мы как раз дошли до нашего дома, и я пригласил Ивана зайти.
— Не в дом, давай в сенях переговорим, есть еще один вопрос, только вспомнить пока не могу, — отмахнулся Иван, — устал, как собака, домой быстрее хочется. Кстати, о собаках. Вспомнил!
Иван сел на наш сундук.
— Мне кто-то говорил, что у него собака странно погибла… не могу вспомнить, кто. Не ты, случайно?
— Я. А что? Что-то прояснилось? — с понятным интересом спросил я.
— Если бы! — вздохнул Иван. — Ещё два случая похожих. На нашей улице один и на Школьной. Хозяйские собаки на заборе висят дохлые. Люди жалобы пишут. Начальство бесится!
— То есть, ты хочешь сказать, что моя собака не своей смертью всё-таки умерла?
— Кто его знает, своей или не своей? — хмыкнул Иван. — Вскрытие, что ли, им делать?
— А только три случая? — спросил я.
— Пока три. Это те, про которые известно стало. Может и больше быть, если кто-то промолчал.
— Я поспрашиваю в школе. Может, кто-то что-то ещё слышал. А если найдём этого живодёра, что ему будет?
— Ничего не будет. Собака же не лошадь, не корова. Сколько она стоит?
— В смысле, стоит? При чём тут стоимость? — не понял я.
— Состав преступления здесь в чём? — начал объяснять Иван. — Порча чужого имущества на один рубль пятьдесят копеек?
— Какое имущество? Собака живое существо… — пробормотал я.
Зоозащитников на них здесь нету! Когда у нас статью ввели за жестокое обращение с животными? Вот, убей, не могу вспомнить. Раньше я что делал в такой ситуации — тянулся к смартфону, и через минуту узнавал. Здесь же уже этот рефлекс у меня отмер — с десяток раз потянулся вот так, и перестал, за полной бесполезностью этого действия.
— А моральный вред взыскать? — растерянно спросил я, — человек же переживает, если его собаку убили.
— Да, здорово ты все же головой стукнулся, когда с моста падал! — сочувственно сказал Иван, — моральный вред за порчу имущества никак нельзя взыскать.
— И вот совсем глухо, что ли, с точки зрения закона — убивай и ни в чем не виноват будешь?
— Под хулиганство можно попробовать подвести, — хмыкнул Иван, — нарушает общественный порядок со злым умыслом? Нарушает. Проявляет явное неуважение к обществу? Проявляет. Но это я так рассуждаю, а я не прокурор. Но, если и получится под эту статью подвести, то штрафом отделается этот собачий ненавистник. Под арест точно не пойдет. Не поймут, если за собак арестовывать.
Попрощались с Иваном. Он пошел к себе домой.
А я зашел в дом, размышляя о несовершенстве советского законодательства.
Моему приходу обрадовались —
