Leka-splushka - Фехтовальщица

Тут Дракон изобразил обиженного в лучших чувствах принца в изгнании и получил индульгенцию на десять прегрешений вперед. Но он ее быстро истратит, поскольку никак не освоит сложную науку «не зарываться».

После этого «заседания» ко мне в библиотеке подошла Астория и попросила поговорить без свидетелей и под секретом. Мы зашли в один из множества пыльных классов.

— Грейнджер, послушай, я… я честно не хотела. Но должна извиниться. Ну, наверное, можно было бы и не признаваться, но как–то не по себе, знаешь…

— Да не очень. Признание, чистосердечное, от слизеринки — это само по себе странно и удивительно, а ты еще и сформулировать не можешь…

— Ну, да, как из Хаффлпаффа сбежала.

— Ну, за Винсом, Эрни или Сьюз я особо бормотания не замечала, — ехидно протянула я. Девочка смутилась.

— Знаешь, я много ошибок навертела. И Джинни теперь думает, что меня можно чуть–чуть пошантажировать. Но пока все еще не так серьезно. Ну, то есть серьезно, но не катастрофично. Ну, и она ни о чем серьезном не просит пока. Но дальше же больше…

— Ты опять больше с внутренним голосом говоришь, чем со мной. Вот только он в курсе всех событий, а я нет. Что мне понятно — ты совершила какой–то некрасивый поступок, была столь неосмотрительна, что о нем узнали остальные девочки со Слизерина, среди них и Джинни. И теперь младшей Уизли от тебя что–то понадобилось настолько сильно, что она не погнушалась прибегнуть к шантажу. Сделай или отдай то–то или я всем расскажу. Так? Теперь рассказывай, каким боком тут замешана я. Раз уж все «не катастрофично».

— Гм. Если ты думаешь, что мне так просто взять и все рассказать, то ошибаешься. И… пообещай, что не запретишь мне приходить по утрам, что не прогонишь!

— Солнышко, это ж не команда квиддичистов, а я не ее капитан. Мы просто друзья. Пока так удачно все складывается, что дружим все со всеми, но рано или поздно кто–то будет дружить с кем–то неприятным остальным. Это неподсудно и незапретно. Говори давай. Могу обещать, что особо трепаться не буду, если от моего молчания никто не пострадает.

— Обещаешь?

— Да.

Знакомо искрануло. Ого. Я, кажется сейчас дала серьезную клятву. Левое запястье словно прижгло раскаленной проволочкой. Если вспомнить слова учителя Бёрка, вот настолько важен этот разговор слизеринке Гринграсс. Что же она такого натворила?

— Понимаешь, мы просто сидели с ней, делали уроки и я… я, вроде бы даже так как–то просто пожаловалась, что Драко совсем на меня не обращает внимания. А она сказала, что на нее не обращает внимания Гарри. Ну, понимаешь, как будто что–то общее у нас. Понимаешь, да? И потом она такая говорит, что виновница всегда одна. Что ты вертишь парнями, да все сплошь чистокровные, а в тебе всей успешности — дружба с профессором Снейпом.

— Это когда мы успели?

— Да все знают! Он тебя всегда выделял. Сам отработок не назначал и пап… э… профессору Гринграсс не советовал. Но я не про это, не сбивай. Ну, понимаешь, она как–то так говорила, и я подумала, а вдруг ты правду всем глаза застишь. И надо же делать что–то, пока Драко… Пока… Ну, не знаю, что я там думала про пока! Я только и знала, что грязнокровки опасные, а чем — как–то не интересовалась, пока тебя не встретила. Ой! — девочка в испуге зажала себе рот рукой.

— Проехали, дальше давай. Я это слово не произношу исключительно потому, что Невиллу обещала. Понятие «чистокровки» употреблять вместе со словом «магглокровные» — те же яйца, только в профиль. Потому что раз уж одни «чисто — ", значит просто по аналогии вторые — не «маггло — ". Либо тогда уж маго– и магглокровки. Но про «магокровок» я совсем уж никогда не слышала.

— Я тоже. — Помолчали. Потом Астория тяжело вздохнула и продолжила. — Так вот, я связалась как бы от папы с одним человеком, он там поднял связи… И я… И он… И та статья в газете — моих рук дело. Я только хотела, чтобы Драко увидел, кто ты на самом деле есть. Я же думала, что ты за него замуж хочешь. И что тебе вообще все равно за кого, лишь бы за чистокровного — МакМиллан, Поттер, Лонгботтом, да даже Крэбб с Гойлом!

— Вот знаешь, чтобы я этих «даже» не слышала больше, ага? Мои друзья для меня равноценны и дороги. Негодящих среди них нет, не было и не будет, раз уж это мои друзья. Кстати, они и Драко друзья. Ты сама–то присмотрись — Винс и Грег отличные парни.

— Да. Ну и… Ну и теперь Джинни требует, чтобы я ее привела на тренировки хоть как–то. Иначе всем расскажет. А мне и от родителей влетит. И Драко за тебя обидится, я же не дура — понимаю это.

— Бестолочь ты, а не дура. Папе сообщи все то же самое, да побыстрее, пока в Министерстве люди живые остались. Там Министр такой террор устроила — выясняет, кто под нее копает. Уже вскрыла два заговора и один готовящийся теракт. И если среди тех, кто в опале, уже есть тот папин друг… Короче, подставила ты родителя не слабо. Но Джинни ничего сказать не может, если не дура — у нее у самой папа в Министерстве начальником отдела работает.

— Так ты не сердишься?

— За то, что ты выставила меня роковой красоткой? Нет, — усмехнулась я, поправляя в кармане рубашки колдофото, на котором мы с Этьеном вдвоем, и совсем–совсем не видно милашки Люси.

Глава 40

Эта дурацкая история с Джинни Уизли и ее интригами привела ко всеобщему голосованию и строгому решению никого, вообще никого и никогда, больше не приглашать на наши тренировки.

Мы честно выдержали это правило до самого выпуска. Даже когда у парней появлялись девушки, желающие, так сказать «попасть в клуб». Даже когда наши ряды поредели с выпуском после СОВ Невилла, Винсента и Блейза. Мы так и не пригласили новичков на наши ежеутренние упражнения или посиделки на самом высоком холме у озера.

У родителей Лонгботтома наметились улучшения, и мальчик отправился в Тибет сам, да так там и остался — целитель согласился вести пациентов дальше только если Невилл пойдет к нему в ученики. Какие–то он там метки на ауре увидел. В нашей традиции и вообще–то способность видеть «тонкие тела» (если это не описание так и не отъевшегося до нормальных размеров Поттера) считалась чушью и ересью, выдуманной лишь для того, чтобы выдуривать у простачков деньги. Мы никто никаких дополнительных тел друг у друга не видели, как ни старались, но проводы Невиллу устроили знатные, в бывших палатах василиска. Я протащила колонки и магнитофон, Гарри их зачаровал, чтобы не ломались, а вечером еще и Гидеон приехал, с друзьями и пивом (сливочным, но дури у нас, как говорится, и своей с избытком)… Хогвартс вздрогнул.

Провожали всех троих, не только Невилла, конечно. Просто за него и его родителей больше всего переживали.

А так, Винсент вот решил, что академических свершений он не жаждет, а для собственного садика трав — основы под зельеварческие эксперименты — самое время.

Блейз же уехал к матери, рассмотрел семейные дела, а потом подал документы на маггловского финансиста и при помощи нескольких Конфундусов и круглой суммы в галлеонах поступил на экономический факультет Гёттингенского университета, про который я знаю только то, что там учился Ленский из «Евгения Онегина». Блейз пишет, что не только Ленский. И что библиотека там шикарная. Мать его (и в ругательном смысле тоже) посчитала во всем виновной знакомую грязнокровку и пару раз проклинала меня чем–то не самым светлым. Но ее проклятия стирались ритуалами, а мне же в этой сфере особенно просто, в силу свойств организма. Плохо то, что удалив пару мерзких и обычным способом не снимающихся проклятий, я себя выдала. Древнейшие и Благороднейшие Дома меня однозначно определили как Избранную. И тут уж не смогли прикрыть ни папа, ни директор Слагхорн, ни обещавший меня защищать профессор Флитвик. Та же миссис Забини первая прибежала извиняться и предлагать счастливое супружество с ее сыночком. Раз уж я его развратила, стыдно сказать, маггловской наукой. Мы с Блейзом едва отбились, но стоило его пылкой матушке отступить, как на меня навалилась сила пострашнее. Ну, многочисленнее — уж точно. Шотландский клан МакМилланов, оказывается, всегда так любил ритуалистику! И так хочет ей заниматься! Прямо кюшать не может.[52] Одно счастье — Гарри и Драко никогда не претендовали на мою руку и код ДНК. А мне был нужен только один. Для которого я была всего лишь ребенком.

Перед Рождеством на шестом курсе я сидела в гостях у Гарри в доме на Гриммо (не хотелось напрягать родителей постоянно прилетающими совами и незваными гостями) и топила камин конвертиками с приглашениями на бал. Многие взрывались с характерным пшиком — были начинены легким приворотным, действующим через кожу. Эх.

Гарри скалил зубы. Профессор Блэк сочувственно кивал (его периодически тоже осаждали матушки, чьих дочерей «не разобрали» сразу после Хогвартса). Его друг тихо и уютно улыбался, закутавшись в подаренный мной плед — он всегда болел по полнолуниям, но я не была достаточно дружна с главой семьи, чтобы прямо мне сообщить про его сущность (Гарри–то мне про мистера Люпина все и чуть больше выболтал через день после их знакомства). У клавесина морщилась Джинни Уизли, которая мечтала, что я выметусь куда–нибудь на раут и оставлю их с Гарри наедине, и вот тогда… Упорная девочка, не отнять. Гарри только пугливо ежился. Ему давно нравилась Лаванда, с ее хозяйственностью и умением создать домашний уют хоть в пыльном подвале, хоть в спортзале. Но за ней и так ухаживало много парней, кокетка морщила носик и зло высмеивала кандидатов в женихи. Поттер опасался на этом фоне приступать «к осаде крепости», а потому бросал на меня беспомощные взгляды и чах от тоски. Надо пояснять, что там себе опять навыдумывала Джинни?