Могучий маг-универсал в школе заклинателей - Amazerak
Я вернулся в общежитие рано, до отбоя оставалось ещё часа три. Аркадий и Вася, как оказалось, уже приехали. Они тоже знали о забастовке на четырёх заводах в Раевском районе и о её жестоком подавлении. Аркадий был сильно возмущён «произволом жандармов». На всякий случай я не стал говорить, что был там, и Таню предупредил, чтобы она молчала. От моей руки погибли три жандарма, и хоть я сомневался, что на наш след кто-то выйдет, но пренебрегать осторожностью не следовало.
А вот Жеребцов вернулся в весёлом расположении духа, поскольку они с Прасковьей опять ходили в кино и хорошо провели время. Ни о каких забастовках он слыхом не слыхивал, и когда Аркадий упрекнул его в легкомыслии, лишь отмахнулся:
— Да мне-то что? Пускай себе бастуют. Мне это вообще неинтересно.
Я сразу забыл обо всех неприятных событиях, когда сторож принёс письмо. Оно оказалось от дяди. Тот писал, что может устроить мне встречу с матерью, но для этого я должен приехать в Тверь на два-три дня, желательно в следующие преднедельник и неделю.
Дело сдвинулось с мёртвой точки, что давало определённые надежды, хотя сильно раскатывать губу не стоило. Вдруг мать скажет, что продала артефакт? Тогда можно забыть о наших с дядей планах до тех пор, пока он или я не заработаем достаточно денег, чтобы купить новый куб.
Мне показалось, что отпроситься на выходные будет нетрудно, и следующим утром перед уроками я нашёл Барашкина и сказал ему, что мне надо поехать в Тверь на два дня, объяснив это болезнью матушки.
— Правила запрещают учащимся отлучаться более чем на сутки, — тут же охладил мой пыл наставник.
— А как же тогда быть?
— Пускай попечитель напишет прошение, и вас отпустят без проблем.
— Только попечитель? А другой родственник может это сделать?
— Нет, вас могут отпустить только под ответственность попечителя.
«Да вы издеваетесь!» — хотел воскликнуть я, но промолчал. Порядки в этой идиотской школе меня раздражали всё больше и больше. Придётся написать дяде, что приехать в ближайшее время не смогу, и отложить разговор с матерью до зимних каникул.
Сегодня на магической подготовке наш тренер Соколов провёл особое упражнение. Он лупил нас палкой по разным частям тела, а мы должны были с помощью концентрации энергии укрепить плоть так, чтобы не осталось ни единого синяка.
Не у всех, что удивительно, получилось. У половины учащихся синяки остались, хотя ранги «ученик» и «практикант» предполагали наличие определённой силы. Этих заставили делать упражнения на укрепление внутренней энергетики, а остальные продолжили программные занятия по отработке ударов по воздуху.
Больше ничего примечательного в этот день не случилось.
После уроков я возвращался вместе с парнями в общежитие, планируя в этот же вечер написать письмо дяде. В коридоре нам встретился Барашкин и велел мне следовать за ним. Сказал, директор вызывает.
Мы отправились в учебный корпус, но не в административную часть на третьем этаже, где находился директорский кабинет, а на первый. Зашли в пустую аудиторию. Вятский был здесь. Он расположился за преподавательским столом, а мне велел садиться за парту напротив. Барашкину приказал выйти.
Директор и раньше не отличался радушием, а сегодня его вид был особенно строгим. Я сразу понял по взгляду, что случилось нечто нехорошее и что виноват в этом опять, скорее всего, я.
— Итак, господин Ушаков, где вы были вчера днём? — сухо спросил Вятский.
— В городе, — ответил я. — Гулял.
— Где конкретно? Где именно вы находились с двенадцати до двух часов дня?
И тут я стал догадываться о причинах, по которым меня вызвал Вятский. Похоже, речь пойдёт о вчерашнем злополучном митинге, где мы с Таней оказались чисто случайно. Но откуда он мог узнать об этом? Я был в недоумении.
Глава 18
Высокое строгое лицо Вятского было неподвижным. Я чувствовал угрозу, исходящую от этого человека, как и в тот день, когда он отчитывал меня за драку с бандой Марка.
— Какое это имеет значение? — спросил я, решив про себя не поддаваться давлению.
— Господин Ушаков, отвечайте на вопрос: где вы были вчера с двенадцати до двух часов дня? — повторил Вятский.
— Гулял по центру города вместе с моей знакомой, потом мы пообедали в кафе «Дубрава» на улице Первая имперская, а потом поехали в школу. Может быть, вам ещё рассказать, что мы ели?
— Как зовут знакомую?
— Татьяна. Фамилию не спрашивал. Она тоже с первого курса. К чему этот допрос, ваше превосходительство? Вы решили отслеживать, как ученики проводят выходной день?
— Хватит шутки шутить, господин Ушаков! — грозно произнёс Вятский, сведя брови к переносице. — Иначе дошутитесь. И не врите мне! Вчера были убиты три жандарма, причём все трое погибли странной смертью от изменений в организме.
— Какое я к этому имею отношение? Я один во всей Москве умею воздействовать на человеческий организм?
— А такое, что недалеко от места происшествия была найдена женская ученическая шапка с эмблемой нашей школы. Сегодня же выяснилось, что некая Татьяна Кузина вчера на прогулке потеряла свой головной убор. Объясните же мне, господин Ушаков, как возможно такое совпадение?
Вот уж действительно совпадение. Получается, жандармы нашли потерянную шапку и доложили Вятскому, что кто-то из его учеников участвовал в забастовке? Ни за что бы ни подумал, что они найдут на дороге среди трупов истоптанный головной убор небольших размеров, но, если такие внимательные — молодцы. А вот каким образом нашу школу связали с гибелью трёх жандармов, я понять не мог. Жандармы ведь не знали, что здесь учится уникум, способный управлять праэнергией, да и не видел нас никто, кроме этих троих, которые уже ничего не расскажут.
Но, похоже, отпираться было бесполезно.
— Хорошо, объясню. Мы с Кузиной до беда ходили в Раевскую больницу, где лежит её отец. Мы не знали, что там забастовка. Таксист не смог проехать через толпу, мы пошли пешком. Началась стрельба, народ запаниковал, стал разбегаться, и мы побежали вместе со всеми. Тогда Кузина и потеряла шапку. Про троих жандармов ничего не знаю.
— В больницу, значит, шли, — по тону директора чувствовалось, что он не поверил моим словам. — И чисто случайно оказались среди бастующих?
— Именно. Чисто случайно. Ими все улицы были забиты. Мы никак их не могли обойти. А если не