Восхождение Светлого - Фим Юлия
Сделав шаг вперед, император Чжао настороженно толкнул дверь, со скрипом та приоткрылась, и душераздирающие вопли стали только громче. Убедившись, что идти, кроме как внутрь, больше некуда, он решительно отворил ворота и переступил порог Запретного города.
Внутри шло сражение. Светлые и люди ожесточенно сражались за его престол, а камни его города побагровели от пролитой крови.
Достав Небесный меч из ножен, император прошел дальше к Воротам Высшей Гармонии. На ступенях лежало искореженное тело пожилого человека, чье лицо застыло в крике. Узнав отца, он содрогнулся, но вскоре цинично отвел взгляд.
Это всего лишь испытание – таких император Чжао прошел сотни за свою жизнь и умел отличать иллюзии от реальности.
От тела отца тянулась золотая нить силы и вела куда-то вглубь дворца. Император ухватился за нее и последовал за ней. По пути нитей становилось все больше: от всех, кто когда-либо предал императора.
На несколько мгновений он задержался только у Чжао Чжэня и его матери. Они были его любимыми женой и сыном, они понимали, что у него не было выбора тогда.
Но теперь, совсем скоро, ему ни с кем не придется считаться, дворцовые распри перестанут окончательно иметь значение.
Сражение не прекращалось, но его не замечали, словно все вокруг были лишь отголосками некой другой жизни. Заклинания пролетали сквозь императора, и никто не смотрел на него.
Их мертвые тела падали, тут же врастая в камни Запретного города, обрастая красными лианами, обвивающими Ворота за его спиной, не оставляя просвета.
Император дошел до зала Императорского Превосходства, где первым на глаза ему попалось обезглавленное тело Юхэ: оно лежало и еще шевелилось, тянулось к нему руками, перекрывая вход. Император ногой брезгливо отпихнул от себя сына, проходя внутрь.
Все его дети были изуродованы той или иной смертью, что не мешало им умолять отца о помощи. Нити ци обвивали их и тянулись дальше к трону.
– Это твой Запретный город, – мужской старческий голос вернулся. – В огне, в крови. Твои дети мертвы, извращенные твоей жаждой к власти. Единственное, чему ты их научил.
Теперь император увидел, что на тронном кресле восседал он сам – именно к нему тянулись все нити. Другой он демонически улыбался, с удовлетворением он разглядывал тех, кто копошился у него в ногах, питаясь их ци.
– За Сосуд Вечного Равновесия придется заплатить, – продолжал голос. – Твоей платой станет Империя Чжао. Если испьешь из Сосуда, твоя империя сгорит в огне, а темные никогда не падут. Но ты станешь Легендарным Богом войны. Что ты выберешь?
Император засомневался. Его величием должно было стать избавление мира от темной заразы, однако ему предлагали величие даром. Он коснулся нитей ци, что вели к его телу, ощутил могущество, которое они предлагали. Отказаться от всего, чтобы впитать в себя силу, что предлагал Легендарный Темный Прародитель?
Нет, это было неправильно… Император протянул руку к нитям ци, убеждая себя, что сможет обойтись без Сосуда прямо сейчас. Возможно, оттянет его получение на пару столетий, а что такое несколько столетий для бессмертного?
Он поднял меч и перерубил нити.
– Сила Сосуда никому не будет принадлежать, – пробормотал он, оправдывая свое решение. – А темные вернутся в лагеря.
Раздался удар в гонг, оповещая о завершении сделки, а старческий голос внезапно засмеялся:
– Легендарный император Чжао Куанъинь. Ты – не единственный здесь.
* * *Сюанцин
Сюанцин очнулся в кромешной темноте в полном одиночестве, даже Дракона не было рядом. Где-то вдалеке раздавались всхлипы, и, не став долго раздумывать, он двинулся в их сторону.
Чем ближе он подходил, тем отчетливее бормотал голос.
– Папа… отец…
В душе похолодело от плохого предчувствия, сердце застучало быстрее, а пальцы занемели от тревоги.
Сюанцину удавалось вести себя как обычно, когда он притворялся, что прошлое, которое он вспоминает, принадлежит некоему другому мальчишке, кому-то, кого он знал, но позабыл. Обманывать себя было непросто, потому что каждая косточка в его теле, каждый сантиметр кожи помнили о пережитой боли. Помнили даже лучше, чем счастливые дни до… Неудивительно. Ведь в плену он провел больше времени, чем на свободе.
Сюанцин лежал в луже собственной крови, хотя слово «лужа» уже едва ли подходило для описания засохшего пятна. Это означало, что с последних пыток прошло немало времени. Он с трудом дышал, переломанные в очередной раз ребра срастались неправильно, мешая вдыхать воздух. Но он не умирал. Все еще не умирал. Измученный, брошенный – он был рожден жить вечно.
– Сюанцин… Сын мой.
Голос отца раздался совсем рядом, но Сюанцин не повернулся. Светлые много раз подшучивали над ним, используя различные иллюзии, чтобы поиздеваться. Но больше им не одурачить его – отец давно оставил его.
– Это я, – произнес некто голосом папы, переворачивая стонущего Сюанцина и касаясь его лба.
Это и правда был отец. Его запах, его руки, его ци, что успокаивающе укрывала и убаюкивала.
Сил говорить не было, поэтому Сюанцин мелко задрожал, а из глаз полились слезы. Неужели его кошмар закончился?
– Прости, сын, – произнес Цзиньлун. – Болеть будет недолго.
Он поднял черный кинжал и воткнул его в Сюанцина. Тьма щупальцами начала распространяться по его телу, наконец, убивая. Наверное, это и правда было милосерднее всего. Однако Сюанцин не хотел умирать от рук отца.
«Я тебя ждал. Я так тебя ждал. Ты мой герой, я думал, ты спасешь меня».
Сюанцин устало откинул голову, давая смерти поглотить себя. Он открыл глаза, желая увидеть в последний раз звездное небо, но увидел только, как зеленый глаз Дракона уставился на него.
Вот как все было. Такой была его история? Жил наглый, самоуверенный мальчишка, разозлил не тех людей, провел столетия в пытках, а затем был убит рукой родного отца. То ли хотел избежать позора, то ли не было способа милосерднее, чтобы покончить с Сюанцином? Легенда, признаться, ему понравилась больше. В ней отец хотя бы пытался спасти сына.
Брошенный. Отвергнутый. Вот кто он такой.
– Жалкое зррелище, – прорычал Дракон.
Сюанцин теперь стоял в узком ущелье, которое перекрывал закованный в цепи Дракон. Впервые они стояли друг напротив друга, как два отдельных живых существа, и оба разглядывали друг друга.
Дракон смотрел с затаенной яростью, Сюанцин – с любопытством. Его накрыло непонятной тоской, захотелось подойти, погладить Сюаньлуна по чешуе, прижаться боком к нему, ощутить забытое чувство безопасности и защищенности, даже любви.
Он, разумеется, этого не сделал. Не только потому, что Дракон мог бы перекусить его надвое, а потому что он явно не желал его прикосновений.
От Дракона тянулись красноватые нити, и Сюанцин, проследив взглядом, понял, что они заканчивались в его собственной груди. Вернее, ведь было наоборот: ци тянулось от него к Дракону.
– Ты можешь освободиться, в этот раз навсегда, – произнес старческий голос. – Убей его.
Пожалуй, это было бы простым решением, ведь Дракон ненавидел его. Дракон желал смерти ему, всем людям и всем бессмертным. Ярость так глубоко проросла в нем, что полностью поглотила все остальные чувства.
Однако… все-таки… Сюанцин все еще был жив. Почему? Почему Дракон был там, когда отец убил его?
С этими размышлениями он взлетел в воздух, чтобы осмотреться. Оказалось, что нити от Дракона тянулись не только к нему, но уходили и в противоположную сторону, глубже в ущелье. Туловище Дракона прятало, куда они уходили, но Сюанцин все же заглянул за него.
Красная нить тянулась к Чживэй.
Сердце пропустило удар, и в голове возникли новые слова: «Найденный. Принятый».
Чживэй не отказалась от него, даже когда узнала о Драконе. И не просто не отказалась, рискуя многим; она выбрала ему помочь.
