Сердце ледяного мира (СИ) - Шепот Яна
— Вы тряпку туда засовывайте, потом берите ложку, хорошенько поводите ею внутри, чтобы тряпка пару раз прокрутилась, — посоветовала Хельга, заметив, как он мучается с тонкими горлышками: рука туда целиком не пролезала, а пальцы оказались слишком короткими.
Мириам вернулась и тоже принялась за работу. Она села напротив, у печи, зажав ящик ногами, и тоже начала его мыть.
Вновь Аргон ощутили тяжесть в воздухе и разливающуюся вокруг него тревогу. Хотя женщина молчали, казалось, будто они переговариваются: Мириам бросит на маму быстрый взгляд, а Хельга в ответ моргнёт, слово отвечая.
Аргон ощущал себя мышкой в большом лабиринте. Он чувствовал, что его куда-то ведут, но не мог понять, куда. Это пугало. Кувшин выскользнул из пальцев и чуть не разбился, благо Аргон успел его поймать.
— Как Ваше самочувствие? — поинтересовалась Хельга, набирая воду в кувшин.
Обыкновенный вопрос, даже с нотками сочувствия, но для Аргона он был острее иглы.
— Хорошее.
— Может, Вас слабость какая мучает?
— Нет. Чувствую себя замечательно.
Под заботой ворочалась опасность. Её близость заставляла напрячься и улавливать каждую интонацию в голосе, каждый скрытый смысл. Почему она спрашивает про воспоминания? Может, Мириам ей рассказала то, что произошло у Вивьен? От этих мыслей в груди образовался камень страха, который рос и рос, мешая дышать. Как бы он хотел уметь читать мысли!
И словно его услышали какие-то высшие силы, потому как в тумане тревоги мелькнула та пропасть, к которой вели расспросы Хельги.
— Вы меня выгоняете? — Аргон попытался пошутить, но ужас звенел в голосе.
Ему показалось, что Хельга странно дёрнулась, словно человек, которого раскусили. Она тут же улыбнулась, махнула рукой:
— Нет, мы не выгоняем Вас, — тут же поспешно начала мыть следующую корзину и продолжила милым оправдывающимся голосом: — Мы бы рады, чтобы Вы гостили у нас как можно дольше, но обстоятельства вынуждают, чтобы Вы нас покинули.
Аргон почувствовал, что падает. Мир будто подёрнулся пеленой, а предметы показались такими далёкими и нереальными, будто превратились в воспоминания о настоящих вещах.
— Но почему? Я сделал что-то не так? — не понятно как вырвались эти вопросы.
Даже не вопросы, а крики напуганного мальчика.
Хельга стала рассказывать что-то про религию, Великий Дом, но её голос звучал, будто сквозь толщу воды. Аргон падал в пропасть. Она высасывала его силы и уверенность, сжимала до маленькой беспомощной точки. Он отчаянно искал способы, за что можно было бы зацепиться, остановить падение.
— А если я спрячусь на это время? — Ужас проглатывал его, будто гигантский питон. — Но, как же я…. Как я… что мне, — прошептал Аргон, в надежде найти хоть что-то твёрдое и устойчивое.
— Не переживайте так. Мы дадим Вам в дорогу еду, тёплую одежду, денег немного. Не отпустим же мы Вас в том виде, в котором нашли. Было бы славно, если бы Вы вспомнили хоть что-то из своего прошлого, вспомнили тех, кто Вас может ждать, — голос Хельги становился всё тише и непонятнее, как будто распадался, превращаясь в шум.
Вдруг он умер. По крайне мере, так показалось. На какое-то мгновение Аргон перестал существовать. В небытие не было ни звуков, ни красок, ни запахов. Ничего. Даже его самого.
Но, видимо, рано ему было умирать, потому как Аргон почувствовал какой-то толчок внутри и ничто, будто экран старого телевизора, покрылось рябью, через которую понемногу проступала картинка: деревянный пол, крошки от еды и золы, часть деревянного ящика.
— Всё же Вам лучше идти не в Хидден, а на восток, в Сол, — голос Мириам нарастал, словно кто-то крутил ручку радио, постепенно прибавляя звук. — Там живёт много элладов, скорее всего, они смогут Вам помочь. — Мириам резко осёклась, взглянула на маму и, словно оправдываясь, затараторила: — Ну, я имела в виду, что эллады, возможно, смогут вернуть его воспоминания. Они ж всё-таки занимаются магией! Да и Сол ближе, а у нас в княжестве ему оставаться очень опасно!
— Да, ты права, — ответил низкий грудной голос Хельги.
Картинка перед глазами то сужалась, то растягивалась, то плыла, подобно ткани на волнах. Аргон дёрнул головой, чтобы собраться, а затем протёр глаза и посмотрел на женщин. Они находились как будто за толстым стеклом. Казалось, словно он всё ещё остался в этом ничто, но мог видеть реальную жизнь через окно. Он мог бы испугаться, но в ничто не было эмоций. Самое главное, что там не было ни тревоги, ни страха.
— А когда мне уходить? Завтра? — спросил Аргон и отметил, как сухо звучит его голос.
— Нет, — ответила Хельга, выливая воду из кувшина. Это был другой кувшин: пузатее, с узором и с тонкой ручкой. — Я думаю, что лучше во время Осенина. Пока все будут праздновать, Вы сможете уйти незамеченным.
— Это праздник, когда мы прощаемся с летом и встречаем осень. Утром все будут праздновать за столами, а вечером пойдут на холмы, чтобы там с песнями и танцами проводить уходящее лето. Все будут заняты праздником, и вряд ли кто-то обратит внимание на Вас, — пояснила Мириам, отжимая тряпку.
Грязная вода закапала в таз.
— А когда этот… Осенин?
— Пятого дня листопада, — ответила Хельга и поставила кувшин на стол к остальным чистым.
— Через день после окончания ярмарки, — добавила Мириам.
— А до этого времени Вам, Аргон, нужно быть ещё осторожнее, чем раньше… — голос хозяйки дома становился всё тише.
Аргон опять погрузился в ничто. Он хотел бы поразмышлять о будущем, о том, куда он потом пойдёт, что будет делать, но всё это казалось таким нереальным, будто Хельга пошутила. Появилась странная уверенность, что разговор раствориться во времени и забудется.
Глава 27: Эйнар
Он предатель! Это чувство пронзило, будто стрела, и от боли напрягался каждый мускул. Эйнар подскочил со своей лежанки, сделанной из сосновых лап, навернул несколько кругов по убежищу, а затем, как подстреленный, рухнул на пенёк и уставился на огонь. Родные ненавидят его.
Он до сих пор помнил лицо матери, когда сообщил ей о том, что уходит в рекруты. Они в погребе раскладывали по ящикам купленные овощи. Эйнар долго мялся, не знал, как рассказать, и в итоге решил выпалить всё, как есть. От этой новости мама побледнела и стала оседать на пол. Благо, они с сестрой успели подхватить её.
— Ну ты и долбень! — прошипела Мириам и злобно уставилась на него. — Смотри, что ты наделал! Доволен?!
Эйнар ничего не ответил. Ужас свернулся в груди, мешая дышать. Неужели у мамы сердце прихватило? А если она умрет от этой новости? Он будет в этом виноват?!
— Я сбегаю за водой, — бросила Мириам, как только они усадили маму на сундук.
Сестра в два прыжка, будто кошка, взобралась по лестнице, а затем раздался скрип двери в избу. Эйнар присел напротив мамы. Щёки у неё были бледными, глаза широко распахнуты, а рот беззвучно открывался и закрывался.
— Мама, Вы как? — он легонько похлопал её по щекам. — Вы меня слышите?
Она посмотрела на него, и от её безумного взгляда, в котором читалась борьба между чувствами и разумом, у Эйнара всё внутри сжалось, но затем её морщинистая рука накрыла его руку и легонько сжала. Мол, всё хорошо, сынок, я в порядке. Но он видел, что это не так, и мысленно просил прощения за сказанное. За то, что вообще решил пойти в рекруты и не смог догадаться, сколько боли это принесёт.
Появилась Мириам с кружкой воды.
— Вот, попейте.
Мама машинально взяла стакан и сделала глоток. Затем закрыла глаза, запрокинула голову, глубоко вдохнула и замерла. Дети всматривались в её лицо, пытаясь разгадать, какие мысли и чувства бродят внутри. Сестра бросала на Эйнара злобные взгляды. Он чувствовал, как её злость что-то выжигает в душе, и от этого становилось больно. Защипало глаза, и Эйнар, в попытке не расклеиться, нахохлился и крепко сжал губы, мечтая о том, чтобы кожа превратилась в крепкую броню, способную отразить упрекающий взгляд.
