Мамба в Сомали: Черный Союз (СИ) - Птица Алексей

Порой сам собой словно всплывал в памяти капитана странный совет держаться ближе к Руцкому, полученный в Афганистане от негра-душмана. И Шуцкий невольно ему следовал: больно уж всё мистическим образом срасталось, чтобы так просто отмахнуться. На войне вообще кругом мистика, и невольно начинаешь исподволь замечать и ловить знаки и предостережения судьбы. Ну, и верить во всё, что угодно.

Если бы это произошло здесь и сейчас, в Подольске или Москве, то он бы лишь отмахнулся. Но в Афганистане слова чернокожего душмана (который, может быть, и душманом-то никаким никогда не был) крепко запали в голову и душу капитана. Очень крепко!

И вот судьба дала ему шанс. Он смог довольно быстро попасть в один полк с Руцким и даже подружиться с ним. Затем начался вывод советских войск из Афганистана и… новая, совсем другая жизнь.

Поддерживая связь с Руцким, Шуцкий вскоре тоже примкнул к московскому обществу «Отечество» и, по выслуге лет выйдя на пенсию, начал активно подрабатывать в подольском филиале этого общества.

Меж тем Руцкой вскоре стал народным депутатом РСФСР и потянул его за собой. А добившись ещё больших высот, Руцкой назначил Шуцкого своим ближайшим помощником.

Дальше всё завертелось: только успевай! Приходилось работать и ещё раз работать. Сейчас же события вообще понеслись вскачь, и Шуцкий дико уставал. Зато теперь он полностью обеспечивал семью, и имел определённые перспективы. Поужинав, Александр Владимирович устало свалился в сытой истоме на диван и включил телевизор. Краем уха одновременно слушая и выпуск новостей программы «Время», и рассказ дочери о том, как ей тяжело учиться, Шуцкий почти тщетно боролся со сном. Но не спал: дочка ведь старается и при этом очень любит и жалеет папу.

Шуцкий её понимал и тоже любил, а порой и жалел себя, постепенно засыпая под мерный шёпот телевизора, как вдруг в прихожей противно задребезжал старый звонок. «Надо его всё-таки поменять», — уже не в первый раз мелькнула в голове мысль.

К дверям пошла его мать. Мимоходом взглянула в глазок и, не веря увиденному, буквально прильнула к двери. Глазок хоть и изрядно искажал лицо внеурочного посетителя, но обмануться она никак не могла.

— Батюшки, да к нам негр! — наконец-то отлипнув от хлипкого дверного полотна, громко, на всю квартиру воскликнула она, мигом оповестив о столь неординарном визитёре не только всю семью, но и самого гостя. Однако старушка тут же собралась и строго, чуть ли не по слогам спросила стоявшего за дверью: — Кто там?

— Свои! — раздалось из-за двери на чистом русском.

— Свои дома в это время сидят! Кто вы⁈

— Подскажите: а капитан Шуцкий Александр Владимирович здесь живёт?

— Он уже не капитан, — сжав в недовольстве губы, проговорила старушка, не спеша отворять дверь.

— Простите, когда я его видел в Афганистане, он носил звание капитана.

— Ох, Саша! Сашенька, к тебе сослуживец в гости!

Шуцкий медленно выплыл из объятий Морфея, который окутал его своим дурманом.

— Что, мама?

— Саша, к тебе сослуживец из Афгана пришёл.

— Какой ещё сослуживец? — недоумённо спросил он, постепенно отходя от дремоты.

— Не знаю. Но он говорит, будто встречал тебя в Афгане. И вообще: это негр! — взбудоражено выпалила его мама, округлив от удивления глаза.

— Хрена се! — сон бывшего капитана как рукой сняло.

Старые воспоминания ожили, нахлынули, словно всё происходило буквально вчера. Горное ущелье, запах гари, крови и кисловато-серный душок сгоревшего пороха. Над раненым капитаном склоняется коричневое лицо душмана с ехидными чёрными глазами и говорит: «Придёт мой человек к тебе с твоим удостоверением, поможешь ему, понял? Я тебе жизнь спас, за тобой должок!».

Помнится, тогда Шуцкий сумел буркнуть всего лишь одно слово: «Понял!», как потерял сознание. И вот пришёл час расплаты. Хотя, может быть, он всё придумывает? И кто-то просто ошибся дверью? Или вовсе случайное и непонятное стечение обстоятельств? Но нет: сердце ёкнуло, значит, правда. Вспомнилась когда-то давно виденная сказка, где подводный царь выставлял из колодца палец и говорил: «Должок за тобой, должок!».

Встряхнувшись, Александр встал с дивана и направился в прихожую, обойдя по дороге так и застывшую в коридоре мать. Прислонился к двери, глянул в глазок и уставился в лицо человека, что стоял по ту сторону дверного полотна. Да, безо всякого сомнения это был именно тот, о ком ему говорил душман. Кажется, его звали аль-Шафи.

— Кто вы?

— Тот, кто спас тебя в ущелье, Александр Владимирович, — ответил негр. Затем медленно раскрыл корочку удостоверения, которую держал в руках, и показал её в глазок.

Он! Надо открывать!

Взявшись за вертушок, Шуцкий решительно провернул поворотную ручку замка и скинул цепочку (по нынешним временам вещь нелишняя). Дверь распахнулась, явив улыбающееся лицо чернокожего человека. Вглядевшись в него, Шуцкий без труда различил смутно знакомые черты.

— Ну, здравствуй, капитан, — сказал похожий на араба человек.

Звук голоса, намертво засевшего ещё с Афгана в подкорке мозга, окончательно и бесповоротно развеял все сомнения Шуцкого.

— Ты⁈ — выдохнул он.

— Я, — ответил тот.

— Не ожидал!

— Я тоже не торопился встретиться с тобой, но так сложились обстоятельства.

— Что ж, проходи, гостем будешь! — посторонился Шуцкий, пропуская в квартиру позднего посетителя и кивая матери в сторону кухни: мол, иди, чайник поставь, что ли.

— Ха! У вас вроде говорят: незваный гость хуже татарина.

— Да, но ты всё-таки жизнь мне спас. Да и на татарина как-то мало похож.

— Да, я эфиоп.

—???

— Потом расскажу.

— Проходи, — повторил Шуцкий, закрывая входную дверь.

Я прошёл в довольно просторную по меркам СССР квартиру. В одной из комнат двушки-распашонки расположилась детская. Вероятнее всего, с ними ютился и старший член этой семьи. Ну, а другую занимали, собственно, капитан с женой. Довольно большая кухня служила нейтральным пространством и местом сбора семьи. Роскошь, да и только. Знакомо.

По пути на кухню капитан кратко представил меня домочадцам, и все тут же, как по команде, рассосались по своим комнатам. Даже в детской притихли. Представляю, как навострились ушки у деток! Раза в три, наверное, выросли. Да, детские воспоминания, как есть. В зале тихо бормотал телевизор, показывая очередной сериал или передачу ни о чём.

Меж тем Шуцкий, аккуратно прикрыв стеклянную дверь с белой занавесочкой на леске, выключил засвистевший чайник и прямой наводкой направился к старому, натужно дребезжащему холодильнику марки «Саратов». Распахнув дверцу, Шуцкий заглянул в его нутро и цепким взглядом лётчика выделил нужный предмет. Секунда размышлений, и его рука извлекла бутылку «Пшеничной» в зелёной бутылке из-под минералки. Её ещё потом называли почему-то евробутылкой. Каким боком по отношению к ней применяли приставку «евро», я не знаю, но это дурацкое название запомнил. Сверху бутылка закрывалась фольгированной пробкой, так называемой «кепкой» золотистого цвета.

— Пить будешь? — спросил Александр, вполоборота повернувшись ко мне.

— Нет, я не пить к тебе приехал или есть, а по делу, — проговорил я, отметая его несколько неуклюжие попытки завязать более шапочное знакомство.

— А обмыть погибших товарищей в Афгане не хочешь?

— Я столько не выпью, — невесело усмехнулся я и посмотрел на свои руки, лежащие поверх стола. Светло-коричневые, изборождённые венами, с широкими сухими ладонями и бугристыми мозолями на них. Капитан тоже перевёл на них взгляд и спросил.

— Многих убил?

— Не считал как-то. Это не самолёты сбивать и звёзды на них рисовать.

— Я самолёты не сбивал, — скрипнул зубами Шуцкий, явно разозлившись.

— Успокойся, я русских не убивал.

Шуцкий сел, но мысли не шли ему в голову.

— А кого убивал?

— Много кого, — хмыкнул я. — В Афгане всех, кто хотел убить меня, в Африке то же самое. Я добрый человек, это все остальные злые.