Начальник милиции (СИ) - Дамиров Рафаэль
— Мороз, ты чего молчишь, как рыба об лёд? А?
— Задумался… Сколько до города пилить?
— Минут за двадцать-тридцать домчим. Там только покажи, куда дальше ехать.
Так уж вышло, что именно Нурика я попросил отвезти меня в Угледарск. У него был выходной, и его бортовой ГАЗик с работы частенько ночевал на улице, перед общагой. Ахметов, сколько мог, то и дело на нем калымил. Возил по городу крупногабарит, подряжаясь к квартирным переездам, к покупкам пианин и прочим важным событиям в жизни горожан, когда без грузовика никак. За таксистские услуги Ахметов даже с меня хотел денег взять «по-братски», но я ему лавочку эту сразу прикрыл, сказав, что тогда он будет скидываться на продукты для завтрака. Учитывая, что теперь на завтрак мы вкушали не яйца, а исключительно дефицит из «Гастронома», Нурик охотно согласился свозить меня, как он выразился, «за так», тем более бензин у него все равно халявный — честно стыренный с работы.
До города действительно доехали быстро, шоссе полупустое, а пробок даже в областном центре пока нет. Город молодой, и улицы в нем заложили широкие — будто на вырост. Что вправо, что влево — стандартные высотные застройки, с магазинами на первых этажах. Названия всем понятны, заодно и сразу ясно, что в них продается.
Мелькали вывески «Мясо-рыба», «Соки-воды», «Радиодетали» и прочая «Букинистика». В памяти всплыли детские стишки какого-то советского поэта о названиях советских магазинов:
Ты идёшь по тротуару.
Ты глядишь по сторонам.
Ты читаешь «Хозтовары» —
Утюги и мыло там.
Ты идёшь по тротуару.
Ты читаешь, как стихи:
«Канцелярские товары», «Ноты», «Галстуки», «Духи».
Здание УВД Угледарского облисполкома находилось в центре, по улице Карла Маркса. Нурик загнал грузовик в тень кленов и пожелал мне удачи по-своему:
— Ну давай, Мороз, как говорится, ни Винни-Пуха, ни Пятачка! Ха!
— Взаимно! — пожал я в ответ руку и вышел из машины, прихватив солидный портфель советского пошива из коричневой кожи «чебурашки». Его я одолжил у Кулебякина.
На проходной сидел сержантик, но, увидев посетителя в милицейской форме, даже ухом не повел и не спросил удостоверение. Форма сейчас — и есть удостоверение. Прямо как ещё в одном всенародно любимом мультике — усы, лапы и хвост вместо документов.
Поднялся в кадры, дорогу нашел быстро, спасибо рассказам Вдовиной. Там возле одного кабинета уже толпился народ. Все, как и я, в белых рубашках и кителях. И стар и млад. Лишь те, кто постарше и с висками седыми, немного формой отличались — на кителях они уже обросли наградными планками и всякими значками типа «Отличник милиции» и «Заслуженный работник МВД».
Народу — человек десять сотрудников. Не у одного у меня, значит, сегодня аттестация. Но и бывалые, и новички все как один волновались. Теребили усы, перебирали пальцами, поджимали губы.
— Морозов здесь? — из нужного нам всем кабинета высунулась женщина в погонах капитана.
— Я.
— Заходите.
О-па… Меня первым вызвали, к чему такая честь? А я хотел еще в коридоре постоять, освоиться, поспрашивать отстрелявшихся этак по-студенчески: «ну как, чего спрашивают?», а тут — бац! И вызвали… Ничего, раньше отстреляюсь — раньше уволят. В конце концов, я же хотел свинтить из ментовки. Зачем сейчас держаться? Хотя нет, не уволят… переведут куда-нибудь, я же выпускник школы милиции.
А вот переводиться — это я точно не хочу. Кто Мухтара купать и выгуливать будет? Да и Серый к нему привык. С такими мыслями я переступил порог и вошел в просторный кабинет.
Помещение — не чета нашим Зарыбинским кабинетам. На полу ковровая дорожка, естественно, красная и молью не побитая. Люстра, шторы, мебель и портрет Брежнева — все большое и свежее.
За столом сидит… Рыбий Глаз… Ха! Как живой, сволочь. Подполковник наш проверяющий. Какая у него должность, интересно? Получается, сейчас он выступает как председатель комиссии, раз паханом расселся во главе делегации. А разномастная делегация, смешанного пола и званиями от старлея до подполковника, по стульчикам скромно разместилась вдоль стен. С любопытством меня разглядывают, как обезьянку в зоопарке (или Петрушку в цирке), и ждут представления.
И представление началось…
— Инспектор-кинолог ГОВД Зарыбинского горисполкома лейтенант милиции Морозов на аттестационную комиссию прибыл! — гаркнул я, и ряды вздрогнули, а Купер поморщился.
Настал ход Купера. Он принялся зачитывать текст моей аттестации. Получалось нудно и по-казенному сухо. Чтец из него так себе, как из таракана креветка. Саму аттестацию составляли не в Зарыбинске, а почему-то здесь, в УВД. Я порядков кадровских сильно не знал, но Вдовина назвала такое «странным» и предположила, выдав невероятную версию, что кто-то под меня копает.
Я эту версию мигом отмел — кому нужен простой кинолог? Никто же не знает, кто я есть на самом деле? Ведь так?..
Тем не менее, текст аттестации звучал в негативном ключе и даже, я бы сказал, очерняюще. Безответственный, мол, Морозов не проявил должную стойкость и решимость, будучи следователем областного УВД, да ещё и не оправдал возложенные на него руководством и партией задач, хотя государство потратило время и ресурсы на его (моё) обучение в Высшей следственной школе.
Наверное, долго сочиняли, старательно. Потому что еще говорилось, что Морозов по службе пошел по пути наименьшего сопротивления и перевелся на нижестоящую должность, лишь бы выполнять меньший фронт работ. Возникли сомнения в его, то есть моей, идейности и политической подкованности. Кроме того, на его новом месте работы результаты оперативно-служебной деятельности в Зарыбинске по линии кинологического обеспечения — завалены и находятся на низком уровне. И все в таком духе. Это ж надо сочинить? За пять минут точно не управишься.
Но последним был прямо-таки удар под дых. Рыбий Глаз даже выделил этот абзац — произнёс не гнусавым голосом, как зачитывал прочее, а крикливости добавил. Мол, лейтенант Морозов не сдал зачет по физо в ходе недавней контрольной проверки.
Ментовские пассатижи! Я же сдал! Вот, сука! Что он мелет⁈ Зачитывая фразу про несдачу физо, Купер глянул на меня и улыбнулся одним уголком своего мерзкого рта, показывая, кто здесь хозяин. Мол, что хочу, то и ворочу…
Ну, подожди у меня, рыбья морда.
Хотелось запульнуть ему в лоб портфелем, развернуться и уйти с высоко поднятой головой. Так бы и сделал, если бы мне было двадцать два. На то и был расчет подполковника, но… я живу вторую жизнь. Потому я под его дудку не плясал, а стоял себе спокойно и даже делал нарочито скучающий вид. Повел глазами за пролетающей мухой. Позевал. Почесал нос.
От такого спокойствия Куперу самому стало неспокойно. Он хмурился и раздувал брыли, а потом, закончив читать, снял очки и язвительно спросил:
— Ну что, Морозов, тебе есть что сказать уважаемым членам аттестационной комиссии в свое оправдание?
— У меня есть что сказать уважаемым членам, — я деловито прочистил горло и начал.
Что называется, с чувством. С толком, с расстановкой…
— Товарищи! — подключил еще и жестикуляцию, на собраниях это важный атрибут. — Непременная черта каждого советского человека — глубокая заинтересованность в общем успехе! В наше время мало быть просто дисциплинированным и трудолюбивым. Нужно еще непременно болеть за общее дело. Проработав несколько месяцев следователем, я понял, что могу принести гораздо больше стране, области, городу пользы, если уйду в нелегкую стезю кинологического обеспечения раскрытия преступлений. Тут Евгений Степанович обозначил кинологическую службу, как «уход к легкому труду», но здесь я буквально-таки вынужден выразить своё несогласие, товарищи. Сотруднику кинологического направления, кроме раскрытия преступлений и отработки мест происшествий, ему что? Ему приходится брать на себя ежедневные обязанности по содержанию, кормлению, уходу и дрессировке вверенной ему служебной собаки. Это его рабочий и служебный инструмент, это его младший товарищ.
