90-е: Шоу должно продолжаться 7 - Саша Фишер
— Мельпомены! — обиженно поправил пузанчик.
— О, точняк, Мельпомены! — захохотал Василий. — А потом Егор бабосиками зашелестел, и Никитос решил, что этой своей Меллипопе он и у дверей послужит. Да, Никитос?
— Ну зачем вы так, Василий Львович, — вздохнул пузанчик.
— Да ты не ссы, Никитос, все все понимают, — Василий снова похлопал привратника по плечу. — Много ты там в своем театре наслужил своей Манипупе? Кушать подано, а? Зато тут ты царь и бог! И жене своей наконец-то можешь туфельки красивые и платье из «Шарма» прикупить.
На лице привратника мелькнули смешанные чувства тоски и стыда. Но он быстро с собой справился и снова разулыбался изо всех сил.
— Ладно, Вовчик, не будем отвлекать Никитоса от работы, — Василий повлек меня внтрь, в полумрак, подсвеченный неоновыми светильниками и заполненный клубами табачного дыма.
Бывшая кулинария преобразилась. В той части, которая была под лестницей, стояли игровые столы. Громоздкие такие, как будто шифоньеры на слоновьих ножках. Затянуты сверху синей тканью.
— А разве столы не должны быть зелеными? — спросил я.
— Ха, конечно, должны! — заржал Василий. — Но тут такая петрушка получилась, умора. Короче, Егор заказал столы на закорской мебельной фабрике. На пальцах объяснил, что ему нужно, кино показал, чтобы тамошний начальник производства понял, что ему требуется. А там же, ты знаешь, бильярдные столы делали, вроде как, понимать должны. Ну и, короче, начали они Егора футболить и завтраками кормить. Мол, все уже на мази, вот-вот будет готово. Он, значит, расслабился, всех на открытие своего казино зазвал, меня подрядил ему шоу-программу тут устроить. Чтобы, мол, чин-чинарем, высший свет, с роялем и ночными бабочками…
Рояль и в самом деле тут стоял. Только благородный музыкальный инструменты был втиснут между маленькой сценой и выпирающим углом, места для тапера перед ним не было. А на крышке лежали две полуголые девицы.
— Три дня назад Егор звонит в Закорск, — продолжил Василий, увлекая меня сквозь толпу разодетых в пух и прах гостей. — И говорит: «Ну и где?!» А там, понимаешь, начинают мазаться. Мол, поставщики прокосячили, то-се. В общем, Егор не выдержал, взял братву и сообщил, что завтра приедет забирать свои столы. И у директора фабрики есть два варианта — либо он погрузит столы, либо с его фабрикой случится самый большой пожар со времен новокиневского, образца семнадцатого года.
«А что за пожар был в две тысячи семнадцатом?» — машинально подумал я, а потом кааак понял. Не две тысячи семнадцатом, дурилка. В обычном семнадцатом. Когда Новокиневск задорно так выгорел почти дотла. Настолько, что даже революцию в стране местные жители заметили только к двадцатому году.
— Короче, видит он это угробие, — Василий подвел меня к ширме в задней стене. На ширме, кстати, в самом деле висела картина, изображающая море. Не Айвазовский ни разу. Эту марину явно писал какой-то ученик художественной школы для безруких. Или сам Егор Татарский, впопыхах накалякал. Когда понял, что супруге Валерии придется как-то объяснять, почему казино называется «Марина». — И говорит: «Слышь, ты что, дальтоник? Я тебе русским по белому написал, что сукно должно быть зеленое! А это что, мля?» Тот давай блеять что-то насчет морской волны, в которой поставщики захлебнулись, пришлось по всему Закорску спешно искать ткань, хоть сколько-то похожую во-первых, на сукно, во-вторых — на зеленое.
— Пришлось распороть пальто любимой бабушки? — усмехнулся я.
— И ты почти в яблочко, Вовчик! — захохотал Василий. — Вот за что тебя люблю, так это за умение бить не в бровь, а в глаз! В доме престарелых нашли рулон вот этой самой тряпки, которая на сукно похожа, как супружница Егора на трепетную лань! И натянули как-то. Вот и прикинь, картина: директор фабрики трясется, как дурная собачка с выпученными глазами, Егорка над ним нависает с паяльником. Готов уже директору во все технические отверстия его засунуть. А тут Коврига… Знаешь Ковригу?
— Неа? — помотал головой я.
— Ну да, откуда тебе? — понимающе покивал Василий. — В общем, помозник его. Правая рука и позвоночник в одном лице. Вот он и говорит: «Слышь, братан, у нас открытие послезавтра уже…» Егор охолонул малость, осмотрел еще раз эти столы и махнул рукой. Мол, хрен с ним, Новокиневск — не Монте-Карло какое-нибудь, и так сойдет.
За ширмой обнаружился сохранившийся уголок прошлой кулинарии. Та же краска на стенах, тот же пол, те же стулья. В одном углу сидели кружочком одетые в такую же униформу, что и Никитос молодые парни и девчонки, видимо, крупье. У другой стены, рядом с зеркалом, кучковались девушки в блестящих платьях и с перьями на головах. И старательно подмазывали свой убойно-яркий макияж.
— Тут потише немного и можно нормально поговорить, — сказал Василий, кивая мне на один из свободных стульев. — Давай уже, выкладывай, что там у тебя…
Ага, — я приземлился на стул и упер кулаки в колени. — В общем, у меня два вопроса. Точнее, один вопрос, а другое — не совсем.
Я по-быстрому изложил результаты своей поездки в Питер, не особо вдаваясь в подробности. И перешел, собственно, к просьбе Натальи Ильиничны. Мол, такое дело, хорошая женщина желает подзаработать на дачку, и нет ли у Василия каких идей, как ей можно в этом деле помочь.
— Ох уж эта мне Наталья Ильинична… — покачал головой Василий. — Головная боль одна с ней работать…
— А что такое? — спросил я.
— Да, понимаешь, я же пытался уже к ней подкатить с этим делом, — поморщился он. — «Буревестник» — он же даром никому не сдался, стоит там, как прыщ среди частного сектора. Устроил там у нее разок что-то, денежек отвалил нормально. Так она давай права качать. Мол, что это еще за девки на сцене, жопы из-под платьев сверкают. У меня тут приличное заведение, а не притон какой. В общем, весь мозг мне съела чайной ложкой. В прошлом году дело было. Я как-то вывернулся полюбовно тогда. Но решил, что не сунусь
