Закоулки прошлого - Оксана Олеговна Заугольная
Очнулась Тедди от сильного жжения в горле. В детстве она сильно болела ангиной, и отец тогда страшно сердился, словно Тедди нарочно заболела и лежала дома с температурой. И вот тогда горло болело так, словно Тедди зачем-то пытается проглотить целый стакан осколков стекла и мелких гвоздиков. Сейчас горло болело так же, и от неожиданности Тедди распахнула глаза. Сделать что-то еще она не могла: все ее тело было словно парализовано.
Она скосила глаза сначала в одну сторону, потом в другую и поняла, что находится в той же башне, где была, только еще выше, под самой крышей. Насколько ей было видно, потолочные балки уходили в сужающуюся крышу. Сама комнатка была меньше, и в ней, кроме самой Тедди, никого не было, а из обстановки был только один предмет – постамент, на котором в хрустальном шаре билось сердце!
Глава тридцать вторая, в которой Димка дает сестрам крылья и королевство
Тедди не сразу, но поняла, что она находится в такой же хрустальной тюрьме, только не сфере, ее тюрьма обнимала ее как вторая кожа, не позволяя даже шевельнуться. Ладно хоть она стояла и могла смотреть кругом, а не лежала. А то вышла бы незапланированная спящая королева. Только где найти принца с его поцелуем?! Так и пришлось бы умереть здесь!
Сколько прошло времени, Тедди не знала. В этой башенке имелось совсем крошечное окно, плотно прикрытое ставнями. А видно все вокруг было благодаря светящемуся сердцу, что рассеивало тьму и едва заметно билось.
Тедди попыталась усилить свой Голос, чтобы вырваться из хрусталя, но то ли мысленного приказа не хватало, то ли магия королевы Эллы оказалась сильнее, чем Тедди полагала, но у нее ничего не получалось.
По ощущениям с момента ее пробуждения прошло не менее суток, но внутри ее кокона время словно остановилось. Ноги не чувствовали устали, есть не хотелось, в туалет тоже. На этом хорошее и заканчивалось.
«Да я тут состарюсь, пока меня найдут, – возмущенно думала Тедди, пытаясь хоть как-то, хоть подбородком, но дотянуться до кулона под платьем. – Или, наоборот, не состарюсь!»
В этот момент ее, казалось, раскалившееся и ощерившееся иглами горло вдруг кто-то словно укутал шарфом. Чуть колючим и очень теплым. Тедди перестала пытаться достать кулон, и слезы брызнули из глаз. Димка! Он ищет ее и уже сумел дотянуться до ее Голоса! Жаль, что она не слышит его и не может помочь сделать то, что он хочет.
Боль в горле снова усилилась, а в ушах зазвучал напряженный Димкин голос:
– Повторяю. Где. Моя. Сестра. Королева Теодора.
Пол под ногами Тедди затрясся, и постамент с сердцем тоже опасно закачался. Она сжала зубы так, что челюстям стало больно, и попыталась вытянуть руки вперед. Хрусталь дрогнул, на пол посыпались первые крошечные осколки.
Тедди не могла слышать, что говорили Димке, но его голос звучал в ее голове четко, и она понимала, что брат не просто раздражен. Он в ярости.
– Мне все равно, даже если ваш замок развалится на кусочки и обрушится на головы! Мне нужна моя сестра!
Он замолчал, и Тедди показалось, что одна ее рука полностью освободилась. Она пошевелила пальцами и попыталась дотянуться до кулона, но рука скользнула по гладкому хрусталю.
– Я чувствую твой Голос, сестренка, – услышала она. – Ты жива, но раз этот проклятый замок не горит в огне Тильды и Маттиаса, значит, ты не можешь их позвать. А я могу.
И точно. Тотчас коже Тедди, там, где под платьем качался кулон, стало нестерпимо горячо. Тедди успела зажмуриться, когда хрусталь с оглушительным треском разломился прямо там, где висел осколок сердца Тильды. И дождем осыпался к ногам Тедди. Только от этой ударной волны осыпался и кокон вокруг сердца Матильды. Тедди бросилась вперед прыжком волейболистки, которой нужно было, чтобы мяч не коснулся пола, и плевать на сбитые локти.
Да, она не зря занималась волейболом. Она поймала. Трепещущее горячее сердце несколько мгновений светилось в ее руках и пропало.
Тедди осталась в абсолютной темноте.
Она снова потерялась во времени, но уже не хрустальная оболочка или темнота были тому виной. Она просто захлебнулась в чувствах и ощущениях. Боль от потерь и предательств, любовь к Димке, такая сильная, что она едва не задохнулась.
К Тильде и Маттиасу, хотя там примешивалось жгучее чувство обиды. А потом неожиданно почувствовала любовь к… себе. И увидела себя со стороны. Впервые не в зеркале, где Тедди себе категорически не нравилась. Раньше она не знала, почему у нее такая серенькая внешность, светлые пепельные волосы и острое личико со слишком крупным, даже острым носом, но после того, как ей стало известно о происхождении отца, все стало на свои места. Тедди пришлось смириться с тем, что она не такая красивая, как Матильда или Димка. Не щеголяет серой шерстью – уже чудесно. Но сейчас она видела себя совсем иначе.
Ее не самые густые серенькие волосы смотрелись чудесно, были легкими и словно светящимися, а цвет – разве не он был таким модным пепельным блондом? Золотистые веснушки, не рыжие, а именно золотистые, словно крошечные звездочки, совсем не портили ее щеки и нос, который пусть и выделялся на лице, но толстым или огромным не был. А еще Тедди никогда не замечала раньше, какие у нее красивые губы и какие длинные ресницы над огромными серо-карими глазами. Ведь ее все время отвлекал дурацкий нос!
И Тедди расплакалась. Такую, рыдающую на полу, закрывающую ладонями лицо, ее и нашел Димка. Он распахнул дверь, отчего темную комнату залил свет и множество осколков хрусталя засияли, как целые горы рассыпанных бриллиантов.
– Тедди! – Кажется, кто-то кричал что-то за его спиной, на лестнице толпились люди, но ему было все равно, как и ей. – Как ты?
– Я в порядке, – хрипло ответила Тедди, поднимаясь на ноги и вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Пойдем, Дим. Уходим отсюда.
– Уходим. – Димка схватил ее за руку. На мгновение его лицо скривилось в болезненной гримасе, и он добавил еле слышно: – Жаль только, что не нашли мамино сердце.
Тедди покачала головой и снова вытерла глаза.
– Нашли, Дим, – так же тихо ответила она и коснулась груди. – Оно тут.
Да, если бы ей не пришлось побывать летуньей, она бы вряд ли сейчас так четко уловила разницу. Но в ее груди снова билось два сердца. И то место, что осталось пустым,
