Война без людей (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

— Думаешь? Неля, ты думаешь? А если он… — кивок на меня, —…начнет обращаться?!!

— Тогда товарищ майор раздавит мне голову, — ученую надо было успокоить, так что я вмешался, — Это работает, Нина Валерьевна, я точно знаю.

— Витя! — по-бабьи взвизгнув, товарищ Молоко уронила датчики, внезапно обнимая меня, — О чем ты говоришь⁈ Как это… раздавить⁈

— Так, а ну, подруга, давай-ка ты водки выпьешь, — пригрозила Окалина, начав искать по ящикам, — Что-то тебя тут совсем заездили, смотрю.

Действительно, полненькая невысокая Молоко выглядела порядком измотанной. Наше появление придало ученой сил и мотивации, но выглядела всё равно она так, что любой врач сразу бы прописал ей неделю отдыха. Налепив на меня датчики, Нина Валерьевна убежала за пульты с мониторами, а мы с товарищем майором остались стоять. Молча.

— Думаешь, что я беспощадная сука? — неожиданно нарушила тишину женщина-богатырь.

— Нет, не думаю, — хрюкнул я, — Знаю.

— Сам такой же, — ничуть не обиделась женщина, — Я тебя понимаю. Очертил границы, назначил близких и прёшь дальше. Было бы надо — ты Колунову собственными руками бы голову открутил, медленно причем. И Юльке открутил бы, и Янлинь, и Веронике. И мне с Нинкой.

— Конечно, — я почувствовал, как некоторые датчики нагрелись, а некоторые стали покалывать короткими ударами электричества, — Только смысл тогда жить? У меня есть приоритеты. То, что я назначил себе главным в этой жизни.

— То есть эту свою машину, да? — на красивом жестком лице блондинки слегка вспухли желваки.

— Мне открыто вас на х*й послать, Нелла Аркадьевна? — поинтересовался я жестко, — У нас уже был разговор на эту тему. Вы сами давали присягу, сами служили, сами добились, сами выбрали себе такую жизнь, сунув в себя дерево. Меня же привели за рога и швырнули в стойло. Вы, своими собственными руками, макнули мои руки в кровь. Вы видите, как всё вокруг летит к чертям, стоило только появиться серьезной угрозе. Это всё, что в данный момент накрывается п*здой — ваших рук дело. Моих — будет стоять вечно. Люди никогда не откажутся от комфорта, от защиты, от соблюдения всех своих прав. Люди, слабые и жалкие по сравнению с нами — знают, что такое правила… и ценят их. Правила, законы, ограничения — это то, что должно работать для всех, всегда, двадцать четыре, мать вашу, часа в сутки. Вы не могли и не смогли бы подобное сотворить, а мы, я и ваша дочь — сделали. Поэтому даже если сейчас упадут бомбы, стерев Зоны с лица земли, если я и вы сдохнем, если сдохнут все неосапианты — человечество будет не просто жить, а будет процветать. Всё.

— Я бы… предпочла, — с трудом проговорила в ответ на эту отповедь Окалина, — Чтобы у тебя… на первом месте… стояла Юлька. Как ты у неё.

— А Юлька бы предпочла расти и жить с матерью! — отрезал я, слегка удивленный таким признанием.

— Эй! Заканчивайте грызню! — гаркнула ученая из-за мониторов, — Витя! А ну-ка давай всю слизь из себя вон туда! В тот угол! Прямо до донышка!

— Это точно нужно⁈ — заорал в ответ я, вовсе не желая лишаться ценной субстанции на несколько часов.

— Да!!

После того, как я превратил один из углов лаборатории в лежбище медленно расползающейся полупрозрачной слизи, прошло еще полчаса. От меня требовали менять позы, прыгать, отжиматься, брали мазки отовсюду, откуда только можно, даже запихали шланг в желудок, чему тот совсем не был рад. Молоко бегала, пыхтела, периодически поддавала и всё сильнее огрызалась на начавшую нервничать подругу. Время шло, я терпел, а неприятности потихоньку приближались. Что дальше делать? Вообще не понятно.

Всё просто полетело к чертям, пока меня не было. Из того, что рассказала Окалина, ясно одно — еще сам Иосиф Виссарионыч, хоть и сам бывший радужным адаптантом, принял решение, что страна с этого явления снимает свои сливки. Разыгрывает свои карты. Он не стал тратить ресурсы возрождающегося после войны Союза на изучение феномена, он рискнул сразу перевести его в прикладное значение. Пока остальные вливали миллиарды в исследования, наши неогены строили настоящее и будущее. Строили, строили и, наконец, построили. В смысле, стройка дело вечное, но эпизод с нигерийской (или какой там?) Зоной, стал моментом, когда весь мир понял — неосапиантику можно прекратить. Нас можно уничтожить как вид просто потому, что без новых деревяшек из Зон неогенов не получить. Да, сам феномен — чудовищно загадочное и невероятно могущественное явление, но товарищ Сталин решил сыграть по маленькой. И выиграл.

Выиграл, черт побери.

В худшем случае все неогены умрут. Союз останется с крупнейшей экономикой в мире, с миллионами гектар окультуренной земли и полей, с миллиардами выполненных трудочасов, и с черте знать чем еще, что там успели наворотить. Зоны сдохнут, а неогены выживут? Тоже замечательно, вообще великолепно. Исчезнут факторы риска, останутся лишь уникальные кадры, воспитанные нашей трудотерапией. Будут вкалывать до победного конца. Опять выигрыш. Как не поверни, что не сделай — советские люди на коне. Только, скорее всего, он в свое время не предполагал, что столько неогенов если и не пролезут во власть, то станут весьма влиятельными товарищами.

…настолько, что затормозят исполнение протокола высшей государственной безопасности.

— Витя! Зудит также, как и до слизи? — уточняет у меня Нина Валерьевна.

— Нет, — прислушавшись к себе, отвечаю, — Слабее раза в два, не меньше.

— Хорошо! Задержи дыхание!

Как лучше разменять остаток жизни? Выходит, лишь один вариант — убить Валиаччи и всех, кто окажется рядом. В идеале — Машку, потому что ей больше негде быть. Кокну Машундру, появится шанс, что Юлька увидит, как из этого говна вылезти. То есть, меняем приоритет с гениального итальянского ученого, главы всемирной тайной организации, колебателя небес и стран, на… простую напуганную мной Машку.

«Всё генитальное — простынь», как говорил один великий человек. Да когда там дышать-то уже можно будет?!!

— Не дыши! Не вздумай! Как можно дольше! — как будто слышит мои мысли ученая. Окалина молча наблюдает за мной. На её лице маска безразличия, но прекрасно понимаю, что она уже раз сто задала себе вопрос «может, грохнуть его?», но так и не решилась на положительный ответ.

Ну и ладно, фиг с вами. На чем я остановился?

Янлинь и Вероника исполняют «Летучего голландца», от Юльки их защитил Вася. Найти их — нереально, совсем, никак, никому. Даже мне. Довлатова, если не успела нагадить, то точно теперь наша с потрохами, все остальные её с говном съедят и не поморщатся. Вон меня даже Окалина (!!!) в который раз пытается надкусить, никак не может понять, что для меня «служу Советскому Союзу» — это просто слова, потому что выбора никто и никогда не давал… ладно, плевать, пусть стоят и шушукаются с Молоком.

Что дальше? Юлька, укравшая призраков? Она молодец, она умница, она… бесполезна как утюг, потому что Машка сейчас в гуще событий, а значит — все «ёлки» Палатенца не стоят и кошачьего говна. Где они, что они — я тоже не знаю.

Остаются Окалина и её «когти». Это актив? Да. Это мой актив? Нет. Нужен ли он мне вообще, если я буду знать, где Валиаччи…? Нет, не нужен. Парни, конечно, молодцы и раньше могли согнуть меня в дугу, но я теперь могу взять три десятка автоматов Калашникова и поставить раком всё, что не танк. А последний тупо перевернуть. Следовательно? Заканчиваем процедуру, пытаемся выяс…

— Пятнадцать минут! — прерывает мои мысли Молоко, — Пятнадцать! Смотри, Неля! Ему плевать! Он не дышит!

— А я тебе сразу сказала, как мы вошли — он жрал свою тушенку так, как будто она его почти не интересует! — сопела майор, скрестив руки под грудью, — Я голодная как черт была, мне эту пятую банку хотелось нормально так, так что видела! Либо он пожрал хорошо перед тем, как меня вытащить, либо… Витя! Снимай датчики, иди сюда!

Подчинился. Женщины, поглядывая на часы и нервно переругиваясь, вцепились в меня как две макаки в последний банан. Пока Молоко нервно и невнятно ругалась на мониторы, Окалина довольно умело брала у меня кровь. Снова. Сунув добытое в какой-то прибор, она дала отмашку ученой, которая тут же начала что-то там набирать на клавиатуре, бормоча себе под нос.