Точка Лагранжа (СИ) - Батыршин Борис Борисович

— Ещё как провинились, юноша. Окончательное заключение об участии в космической программе дают именно психологи Проекта. А они очень не любят того, чего не могут понять.

— Я хмыкнул.

— То есть, ваши коллеги дадут мне от ворот поворот только потому, что не могут разобраться в моём поведении?

— Если коротко, без экивоков — то именно так.

Я снова хмыкнул, на этот раз озадачено. Шутить-то можно сколько угодно, но И.О.О. похоже, говорит серьёзно…

— Может, это и ошибка… — я заговорил, тщательно выбирая слова, — но мы, я сам и мои друзья, полагали, что решение принимаете как раз вы, и никто другой. Мы были неправы?

— Лесть — не самый лучший метод в серьёзном разговоре, Алексей. — наставительно произнёс мой собеседник. — Хотя — в чём-то вы пожалуй, правы. Принимать окончательное решение о вашем участии в проекте буду именно я.

— И?..

И.О.О. встал. Я торопливо поднялся вслед за ним.

— Вам, несомненно, известно, что такое «точка Лагранжа». — заговорил он. — Однако, я позволю себе напомнить: это такая точка в системе из двух тех, которая остаётся неподвижной относительно обоих. Такой точкой в определённом смысле, являетесь и вы, Алексей — причём двумя этими тяготеющими телами являются наш Проект во всей своей полноте, а второй — группа ваших друзей, и артековские, и здешние, московские. Кстати, и масштаб подходящий — если сравнивать, скажем, массы Солнца и нашей маленькой планеты…

Он замолк. Я тоже молчал — скорее, от неожиданности.

— Так вот, вы уже скоро год, как упорно держитесь на периферии этой системы — но в отличие от реальной «третьей точки Лагранжа» вы, в свою очередь оказываете влияние на её составные части.

Он снова сделал паузу.

— Я наблюдаю за вами всё это время и, признаться, так ничего и не понял — хотя не скрою, вы интересны мне до чрезвычайности. Но, в отличие от наших психологов перестраховываться не собираюсь.

И подал мне руку. Я протянул свою в ответ. Ладонь И.О.О. оказалась сухой и неожиданно горячей, словно у него была температура. Но жар этот удивительным образом не производил болезненного впечатления.

— Вы допущены. Шут с вами, готовьтесь, летите, вместе со своими друзьями и собакой, раз уж ни они, ни вы друг без друга не можете обойтись. Покоряйте пространство хоть до самой Альфы Кассиопеи… если сумеете. Но учтите, я буду за вами следить очень, очень внимательно!

…Вот тебе раз! Насчёт Альфы Кассиопеи — это что, оговорка? Если да, то, как говорили в иные времена, «по Фрейду» Интересно, а он догадывается, как мы его называем между собой? Готов спорить — не просто догадывается, а знает наверняка…

«…Это что же, выходит, кирдык, спалился? — гадал я, спускаясь вслед за отцом по лестнице в холл. — Да, вот так и сыплются попаданцы — на мелких, но постепенно накапливающихся несоответствиях в поведении…» А если серьёзно — то больше всего, я сейчас жалел о том, что мне в здешних магазинах не отпустят даже пива. Хотя пиво не поможет, тут нужны более крепкие субстанции — лучше всего, конечно, коньяк. А где его взять, когда в глазах любого работника торговли тебе всего-то пятнадцать лет от роду?..

ЭПИЛОГ - 1

Из рабочего дневника

Алексея Монахова.

20 августа 1976 г. На «Гагарине нас встретили радушно. На группу в шесть человек выделили три двухместные каюты — в точности такие, что мы видели в «Астре», только двухместные. Население станции стремительно растёт и уже начались жалобы на нехватку жилых помещений. Конечно, дело ещё не дошло до того, чтобы кому-то приходилось спать в лифте, как спали «смерть-планетчики» из «Стажёров» братьев Стругацких — но теснота уже ощущается, и дальше будет только хуже…

Почему нас прибыло на станцию только шесть, спросите вы? Тут всё просто. После прекращения «астровских» страданий, мы трое — я, Оля Молодых и Андрюха — ещё около недели провели в «ботаническом саду», заканчивая начатые дела, по большей части, возню с будущей орбитальной флорой. А когда выбрались, наконец, на поверхность — узнали, что у наших друзей-«юниоров» в группе 3-А много чего изменилось.

Во-первых, мы попрощались с Шарлем. На время, разумеется — потомок аристократов д'Иври отправлялся домой, чтобы своим присутствием укрепить стартующую национальную «юниорскую» программу. Центр подготовки располагается во Французской Гвиане, недалеко от космодрома Куру, где нам ещё предстоит побывать после возвращения с «Гагарина».

Ребята говорили, что Шарль очень не хотел уезжать — ещё бы, одногруппники отравятся в космос, а он будет, как болван, сидеть на экваторе и ходить в школу! Но чувство долга взяло верх — тем более, что и задержка-то эта, надо полагать, не затянется, им ещё встречаться и встречаться — и на орбитах, и в лунных городах и на космодромах, которые сейчас, как грибы, растут по всему миру — в Китае, на нашем Дальнем Востоке, в США, в пустыне Сонора и даже в Экваториальной Африке, в Уганде, где администрация Проекта «Великое Кольцо» арендовала у местного правительства землю под грандиозное строительство. Французы — и те решили заложить новую площадку по образцу нашего «Королёва», для размещения малых «батутов» — причём почему-то на Корсике, вблизи города Аяччо.

Судьба двух других «астровских» сидельцев оказалась не столь радужной. То есть это с нашей точки зрения — сами-то они вполне довольны. Владе, правда, пришлось лечиться от серьёзного нервного срыва, после которого её без экзаменов взяли в МФТИ, на новообразованный «космический» факультет — и насколько я знаю, прочат ей большое будущее. Так что, вполне возможно, с ней мы тоже однажды встретимся за пределами Земли — времена настают такие, что учёные умники, сидевшие раньше по своим лабораториям и КБ, будут всё чаще выбираться в космос.

Марк тоже решил избрать «земную» специальность. С ним всё просто: Массачусетский технологический, стипендия от корпорации «Боинг» (в которой он, впрочем не особо-то нуждается), а дальше — светлое будущее либо в том же «Боинге», либо в НАСА. Недавно я получил от него пространное электронное письмо — тоже примета нового времени. У нас дома с недавних пор стоит новенькая персоналка с надкушенным яблоком на лицевой панели, причём не просто стоит, а подключена к тому, что со временем обещает стать полноценной всемирной информационной сетью. А пока — можно обмениваться текстовыми сообщениями с другими пользователями по всему миру используя довольно-таки корявый протокол передачи данных.

В своём письме Марк сообщает, что отец со своей инженерной группой участвует в разработке «тахионных торпед» — прямых наследников нашего фантастического проекта, а сам он намерен подключиться к этой работе — в рамках институтской практики. Что ж, хорошая новость: — может мне когда-нибудь придётся отправиться к звезде Шидар в далёком созвездии Кассиопея на корабле, спроектированном моим старым артековским товарищем Марком Лероем?

Что до остальных — Лиды-«Юльки», Вити Середы, Юрки-Кащея и моих одноклассников Оли Молодых и Андрея Полякова — то все они здесь, на «Гагарине». Меня поселили в одной каюте с Андрюхой, здесь же устроилась и Бритька, получившая, как полноправный член нашей группы, свой временный пропуск на орбиту. А вот кот мистер Томас остался на Земле — когда пришло время нам покидать «Ботанический сад, рыжик категорически отказался менять знакомую обстановку на что-то ещё. Мы не настаивали — в «Астре» будут проходить подготовку новые группы, и пусть мистер Томас встречает и на правах старожила и хозяина этих мест.

Собака всё недолгое время перелёта с «Королёва» (так называется космодром близ подмосковного Калининграда, откуда отправляются в космос с помощью «батутов» малые лихтеры, «орбитальные автобусы и грузовые контейнеры) просидела в сделанной специально для неё «переноске» из проволочной сетки и с двумя колёсиками. Впрочем, в невесомости они не пригодились, а как только наша компания оказалась во вращающемся «жилом бублике» «Гагарина», зверя выпустили — к пущему восторгу встречающей нас девушки по имени Нина, из станционного персонала. Кстати, с ней мы оказались заочно знакомы — та самая инженер-кулинар, о которой писал с орбиты Дима Ветров, и на которой даже собирался жениться. И, судя по тому, что она, произнеся положенные приветствия, принялась расспрашивать о нём — намерение это не забыто, а лишь отложено до его полного выздоровления.