Валерий Теоли - Сандэр. Ловец духов
Противник сложился вчетверо и перекатился вперед под улетающим в дверной проем топором. Перекатываясь, он не видел меня, размахивающегося снизу вверх кинжалом. Клинок целиком вошел точно под подбородок завершающего движение по инерции желтоглазого. Боец замер, потом затрясся в конвульсиях, завалившись на бок.
Рывком я выдернул кинжал. Пол раскачивается, будто палуба корабля в шторм. Отхожу к стене, опираюсь о нее спиной. Подташнивает, каждый мускул болит. Гляжу на умирающего противника, и меня самого колотит. Не от зрелища бьющегося в судорогах врага, а от переизбытка адреналина и перенапряжения. Блин, за зверомастером еще идти. Хоть бы из глазастиков никто не напал, второй схватки с бойцом уровня желтоглазого не выдержу.
Что с ним, между прочим? Парень в капюшоне не затихал, как положено получившему смертельную рану человеку, он стучал по полу всем телом, его ломало, выкручивало. Из горла доносилось бульканье вперемешку с рычанием. Добить на всякий случай? Пожалуй. Не ровен час, выкинет очередной фокус. Склоняюсь над агонизирующим, примериваюсь ударить в сердце, размахиваюсь.
Неожиданный удар удлинившейся руки в живот отбросил меня, вышибив дух. Я задохнулся, упал. С дергающимся желтоглазым происходит кошмарная метаморфоза: его тело меняется. Конечности утолщаются, обрастают редкой шерстью, грудная клетка приобретает бочкообразную форму. Из разрывающегося капюшона высунулась чудовищная клыкастая морда, напоминающая волчью. Какого?.. Оборотень!
Перевернувшийся на живот полузверь встал на четвереньки и помотал головой, сбрасывая разорванную ткань. Когти его, острые и крепкие, пробороздили доски пола. Живой, здоровый и злой получеловек-полуволк. Везет же мне на магических тварей и нелюдей.
Придерживаясь за стену, чтобы не упасть, продвигаюсь дальше по коридору. Желтоглазый позади вот-вот окончательно превратится, нельзя терять ни секунды. Дыхание постепенно восстанавливается, это хорошо. Плохо – начинаю харкать кровью. Рот наполняется соленым, сплевываю. Онемевшая рука не шевелится. Кинжал из второй не выпускаю, он мне дорог как память. Чем там оборотней валят, серебром? Надеюсь, лунное серебро обладает теми же мистическими убойными качествами – не зря ведь паладины из него куют оружие. И не одни паладины: оно широко используется у темных эльфов, считаясь старшим братом гномьего мифрила. Дварфы, разумеется, полагают наоборот, ставя выше свой излюбленный металл. Поворот направо, поворот налево. Засаду организовать на волколака в теперешнем моем состоянии – затея сумасшедшая, однако альтернативы нет. Вернее, есть. Честный бой лицом к морде, заканчивающийся плачевно для моей тушки. Нет, дежавю с одержимым зверем на острове нам не надо, в поселке и форте нет лекарей наподобие дедушки Тланса, способных в буквальном смысле вытащить пациента с того света.
Спотыкаясь, проваливаюсь в незапертую дверь боковой комнаты, плотно закрываю за собой. Убежище не ахти, по кровавому следу и запаху волколак меня найдет. Осматриваюсь. Занавеси алого бархата, накидки из того же материала на креслах, канделябр на столе и вазочка фруктов. Меня занесло в приемную Матушки Альды. И почему хозяйки публичных домов не фанатеют от оружия и не развешивают его всюду, как военачальники? Я бы не отказался от арбалета, заряженного серебряными болтами, или гномьего мушкета с серебряной пулей. А приходится довольствоваться кинжалом.
Засев за креслом, я достал из кармана глиняный пузырек с вытяжкой из языка нетопыря. Вот и пригодился подарок Зераны. Откупорил, капнул на язык содержимое и сглотнул. Ох и горькое. Жду, пока обезболивающее подействует, и спустя минуту боль притупляется. Глупо с моей стороны было не выпить настойки полуночника для ночного видения. Не догадался.
Уже прошло довольно много времени, а визави до сих пор нет. Теплится надежда, он издох по пути сюда. Удар кинжалом из лунного серебра в голову даром не проходит.
Угу, сча-аз. Не с моим везением. Может, заблудился? Представляю: бродит оборотень по гостинице, постояльцев пугает, извиняется и вежливо спрашивает, не пробегал ли тут побитый молодой человек в изорванной охотничьей куртке. Забавная картина. Я в ожидании встречи приготовился, а он, гад безответственный, где-то шляется. Не загрыз бы кого.
Действительно приготовился как мог. Приготовления состояли из нескольких важных мелочей. Оторванной от шторы полосой ткани намертво обмотал сжимающий кинжал кулак. В бою оружие не выпадет из руки, смогу наносить удары до смерти, вопрос только – чьей.
Нужно попасть прямо в сердце. Гвард поведал Ран-Джакалу в бытность наемником о единственном уязвимом месте оборотня. Сердце – средоточие духовной мистической энергии, дарующей перевертышу фактическое бессмертие, основанное на сверхбыстрой регенерации. Проткни волколака, разруби на кусочки, снеси башку – ему все нипочем. Отрастет новая лапа взамен отсеченной, восстановится любая часть тела и любой орган, кроме сердца.
Существует два способа ликвидировать нереально живучую зверушку. Самый простой – вогнать фут серебра в этот бионасос. Так поступают охотники на нечисть и нежить, паладины в том числе. Серебро ядовито для большинства магических существ, и полностью кромсать, сжигать, топить в кислоте сердечко не требуется.
Другой наиболее распространенный способ у волшебников, достигших высокой степени магического искусства, – в полном уничтожении тела оборотня. Естессно, вместе с сердцем. Огненные заклинания, скажем, должны за считаные секунды испепелить, а не просто довести объект до румяной корочки.
Добраться до сердечка совсем непросто. Ребра оборотня в его звериной и полузвериной форме срастаются в некое подобие внутреннего пластинчатого доспеха, пробить который ой как нелегко. Ран-Джакал с Гвардом однажды попробовали, в результате оба чуть не погибли. Оборотня, терроризировавшего поместье их тогдашнего нанимателя, дворянчика восточного королевства, правда, завалили, совместив магию и серебряное оружие.
Дверь разлетелась в щепки, усеявшие комнату и отвлекшие меня от размышлений. Узнаю стиль волколака: из моих знакомых у него привычка входить, раскурочив дверной проем. Бесшумно ступает по ковру. Думает, не услышу. Правильно, после грохочущего вхождения я его совершенно не слышу. Зато вижу тень на алом бархате, крадущуюся к креслу, и отползаю ближе к столу. Заблаговременно взятой свечой поджигаю штору на кинжале, обнаруживая себя. Простите, Матушка Альда, но, видимо, вашей роскошной приемной близится конец. Искренне сочувствую вашему будущему горю относительно сгоревшей обстановки.
Оборотень прыгнул, очутившись справа от меня, и тут же рванулся, раскрыв пасть. В тот миг в морду ему угодила горящая штора, я кинулся за ней. Огонь ненадолго ослепит и дезориентирует перевертыша, подарив мне шанс закончить бой точным ударом. Только бы длины клинка хватило до сердца. Волколак взвыл, врезался в стол и кресло, ничего не видя. Я же проскользнул у него под носом, оказавшись позади сбоку, и вонзил кинжал под ребра снизу вверх. Провернул лезвие, нанося больший урон.
Оборотень распрямился, откинулся назад, размахивая лапами в попытке избавиться от болезненной колючки, испустил полурев-полувой, закрутился. Из-за проклятого клинка, застрявшего в ране, меня подбрасывало и било о пол, стены и хребет перевертыша. Я отчетливо услышал хруст костей, когда рука с кинжалом вывернулась, ощутил треск ломающихся под тушей волколака ребер и новую боль, полосующую внутренности огненным хлыстом. Наконец меня отшвырнуло.
Я лежал под обломками стола не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тело превратилось в сплошной комок боли. С удовольствием проглочу весь пузырек обезболивающей вытяжки, плевать на последствия передозировки. Да вот не дотягиваюсь до кармана с лекарством. Самое обидное, до сердца не достал и не прикончил приходящего в норму желтоглазого.
Он прекратил кататься по полу и вставал на четвереньки, сверля мою персону ненавидящим взором. В глазищах угадывалось неистовое желание отомстить за причиненные неудобства вроде воткнутого в башку и под ребра клинка. Как же я хочу убить тебя. За пожирающую мое тело адскую боль, за зверомастера, за сестренку. Возможно, ты непричастен к поражению Гварда, и ты никогда не будешь выслеживать Лильку, однако я ненавижу тебя за саму возможность нанесения им вреда твоими союзниками и нанимателями.
Оборотень неторопливо подходит ко мне. Осторожничает. Боится, вновь устрою неприятный для него сюрприз. Пасть оскалена, с желтоватых клыков стекает вязкая слюна. Никак, схарчить удумал, скотина бесхвостая.
В комнате темнеет. Что это? Смерть?
«Какая сильная добыча, – говорит на краю сознания еле различимый голос, сочащийся жаждой крови. – Я съем тебя и силу, бурлящую внутри твоего сердца. Я очень, очень голоден, и ты насытишь меня».
