Рычаг локтя (СИ) - Тыналин Алим
Помимо выходов, к залу примыкали вспомогательные помещения, раздевалки и подсобки. Я отправился по лестнице с массивными каменными ступеньками наверх, покрытыми мелкой белой «метлахской» плиткой.
Поднялся до самого верхнего, пустого ряда на пятьдесят мест и уселся на самое крайнее кресло, твердое, как из железа. Сделаны из дерева и покрашены коричневой краской, а сзади небольшое возвышение, в виде спинки. На деле, конечно, полностью облокотиться не получилось, спинка доходила только до верхнего отдела поясничных позвонков.
Ладно. Неудобство только еще лучше позволяет отвлечься от других помех. Я выпрямил спину и закрыл глаза. В старинном трактате «Основные положения для занятий дзадзен» японского монаха Догена, патриарха дзен и основателя школы Сото, жившего в начале тринадцатого века, сказано, что желающий достичь просветления должен заниматься медитацией не мешкая.
Для этого необходимо тихое место, умеренность в пище и питье. Надо освободиться от всех привязанностей и оставить в покое десять тысяч вещей. Медитировать не мешкая я готов, а вот с другими условиями есть нюансы. Искать тихое место нет времени, а от десяти тысяч вещей так просто не избавишься.
Далее добродетельный монах рекомендовал не думать о добре и зле, не судить, что плохо, а что хорошо. Ум, воля и сознание должны слиться в едином потоке, надо отбросить все желания, понятия и суждения. Не надо желать стать буддой.
Совершенно невыполнимые требования. Положим, буддой мне никогда не стать, но вот о добре и зле никак не перестать думать. Мрачное лицо Хари с пронзительным взглядом все время вставало перед моим мысленным взором. Отвлекало.
Внезапно я понял, что значит не становиться буддой. Не надо желать чемпионства или победы над Харей. Пусть будет все, как будет.
Как только я осознал это, дело сразу пошло на лад. Для медитации монах рекомендовал подложить под себя плотную подушку, сидеть в позе лотоса. Подушки нет, а поза лотоса всегда мне тяжко давалась.
Поэтому я ограничился скамейкой. Туловище держал ровно и прямо, не отклоняя ни на йоту, а уши, плечи, нос и пупок держал на одной линии. Язык плотно прижал к небу, губы и зубы сомкнул, но без напряжения. Глаза рекомендовалось держать открытыми, но я позволил себе закрыть.
Отрегулировав позу, я сфокусировался на дыхании. Состояние сосредоточенности должно возникнуть само по себе. Это медитация дзадзен. Врата Дхармы великого покоя и радости.
Когда только мысли успокоились, я использовал «масляный метод» мастера дзена Хакуина, жившего в семнадцатом веке в Японии и имя которого означало «скрыиый в белом», то есть намекающего на состояние человека, скрытого в облаках и снегах горы Фудзи.
В соответствии с рекомендациями достопочтенного монаха я представил образ чистого куска сливочного масла, размером с утиное яйцо и мысленно поместил себе в голову. От жара моих мыслей масло немедленно растаяло и потекло к плечам, рукам, по груди и животу. В реальности это было бы не самое лучшее ощущение, но сейчас я ощутил прохладу.
Теперь масло обволокло тело внутри, сердце, легкие, печень, желудок и аппендикс. Под своим же весом масло продолжалось стекать вниз. Попутно оно забирало боль и тяжкие мысли.
Я представил, что масло стекает быстрее. Как вода. Забирает все мысли, мешающие достичь мне умиротворения с собой. Хладнокровия перед лицом опасности. Страх перед Харей.
Да, черт подери. Только теперь я понял, что дьявольски боюсь опять проиграть. Все это время я прятал этот страх от себя, сейчас заглянул ему в глаза.
Страх предстал в образе паука каракурта, размером с автобус, с черным толстым брюшком и блестящими ножками, покрытыми раздвоенными волосками. Сверху на брюшке красные и рыжие пятна с белым окаймлением. Впереди четыре главных глаза, по бокам еще четыре дополнительных.
Паук стоял передо мной, раскачивался взад-вперед, шевелил хелицерами, готовый воткнуть их в меня, стоит мне только дрогнуть.
— А давай, — сказал я и подошел вплотную. — Сделай это. Ну, давай.
Паук отошел назад. Не ожидал такого напора. В теле возникло ощущение мощного потока жизненной энергии. Он согревал тело до кончиков пальцев на ногах.
Паук дрогнул. Быстро побежал назад, перебирая лапками и растворился в дымке сознания.
— Эй, Волчара, — ощутимый толчок в плечо. Голос Звеньева. — Вставай, давай. Хватит дрыхнуть. Чудак человек. У него финал через пять минут, а он спит.
Я открыл глаза и посмотрел на потолок и трибуны, окутанные прозрачным синеватым туманом. Так у меня всегда бывает со зрением после медитации. Моргнул пару раз и туман пропал.
— Ну что, проснулся? — Звеньев горой возвышался рядом. — Пошли, тебя Степаныч зовет.
Он развернулся и пошел вниз по ступенькам. Я поднялся, размял шею, покрутив головой по часовой стрелке три раза и повел плечами. Пошел вслед за великаном.
* * *Сегодня все оказалось по-другому. Харитонов чувствовал себя на подъеме. Паук работал, как бешеный. Щедро окутывал противников паутиной.
А все почему? А все потому, что Харитонов отлично подготовился.
Он помнил, как у него жутко болела голова во время прошлых соревнований и справедливо решил, что это связано с быстро израсходованной мысленной энергией во время поединков. Поэтому что отсюда следует? А следует то, что ему надо запастись как можно большей энергией.
Не далее как три дня назад, когда большая летняя вошла в полную силу, Харитонов вышел из квартиры в семь часов вечера и поехал на электричке с Курского вокзала до Павловского посада. Он специально не ел два дня, чтобы полностью очистить тело для жертвоприношения и чувствовал легкую слабость, но держался изо всех сил. Он вышел, не доехав всего одну остановку до города, известного на весь мир своими знаменитыми платками и шалями и углубился в Мещерский лес, густо растущий на берегах Клязьмы.
Через два часа ходьбы по быстро темнеющему лесу парень пришел к окрестностям деревни Часовня. Месяц назад его привел к этому месту паук.
Паук и сейчас быстро полз перед Харитоновым, перебирая лапками и безошибочно вывел борца в нужную сторону. Деревья тут росли под неестественным углом, на траве образовались расходящиеся круги.
Иногда вдали Харитонов слышал жуткие стоны и уханье, но не боялся. Он верил, что ему ничего не грозит. Изредка среди деревьев вспыхивали яркие желтые вспышки света и тут же исчезали. Харитонов иногда ощущал беспричинный страх и сильную тревогу, но заставил себя идти дальше.
К полуночи он вышел к старой полуразрушенной часовне с развалившимся металлическим куполом, построенной в семнадцатом веке, сначала из дерева, а потом из камня. Сейчас здание оставалось заброшенным. Когда Харитонов пришел сюда впервые, он провел здесь сутки подряд. Потом, возвращаясь домой, встретил на реке старого грибника и тот очень удивился, узнав, что Харитонов был у часовни.
— Она ведь построена на месте языческого капища, — сказал старик. — Еще мой прадед рассказывал предание, что в древности стояли идолы старых богов из белого камня. Из них потом, кстати, и построили эту часовню. Языческим богам это не понравилось и часовня с тех пор приносит несчастья. Ты не чувствовал ничего? Странно, очень странно.
Придя сейчас, шатающийся от усталости Харитонов перешагнул через ржавые прутья ограды, окружавшей часовню и вошел на первый этаж, вернее, уровень здания. Пространство вокруг часовни занимали заросшие кустами позабытые могилки с покосившимися крестами.
Войдя в часовню, Назар огляделся и увидел белую козу, привязанную к стене у разрушенной каменной лестницы. Животное мелко дрожало, не в силах подать голос. Харитонов прекрасно видел ее, хотя в часовне стояла кромешная тьма.
Паук, все это время торопливо бегущий впереди, теперь сноровисто подскочил к козе, запрыгнул на спину и принялся тут же опутывать паутиной. Харитонов усмехнулся, достал из кармана складной нож с лезвием, отточенным до остроты бритвы и подошел к козе.