Рысюхин, наливайте на всех! - Котус
— Речь губернатора будем слушать на сцене, потом пойдём в свою гримёрку. Ну, это условно так называю — просто комната, которую нам выделят.
— Нас же толпа здоровая, одних танцоров два с половиной десятка.
— Поверь, это ещё нормально. Тут бывают коллективы по полторы сотни участников, и даже больше, какой-нибудь армейский хор с их же оркестром.
— И что, чужих выступлений вообще не увидим?
— Можно из-за кулис посмотреть, главное — толпами не ходить и никому не мешать. А послушать и из своей комнаты можно будет, особенно если дверь открыть.
— Полтора часа в ожидании, в одном помещении… Да уж, боюсь, перенервничают девчата.
— Они как раз привычные, опыт выступлений того или иного рода есть у всех, я больше за парней из твоей академии переживаю.
Если я надеялся до начала концерта погулять с Машей по парку, а то и сбегать к фургону за «успокоительным» — несколько полуштофов брусничной и голубичной настойки ждали в холодильнике своего часа, чтобы или отметить успех, или скрасить неудачу, то зря. Во-первых, входы-выходы перекрыли до начала танцев, это потом по билету можно будет сходить за ограду и вернуться. А кроме того уже за полчаса до начала нас всех выгнали на сцену и начали в буквальном смысле слова строить на ней. Занавес оставался закрытым, но сквозь него было слышно, как в зале собирается народ, гул голосов всё усиливался, добавляя нервозности. В итоге к приходу губернатора несколько человек даже теряли сознание, не то от духоты, не то от переживаний. К счастью, у нас потерь не было, как и у военного училища, а пострадавшим была оперативно оказана помощь, причём не просто ваткой с нашатырём, а ещё и маг Жизни работал.
И вот по сцене последний раз пробежал какой-то «до поносу важный» (дед, да) служитель, проверяя, кто как стоит, занавес двинулся в стороны открывая нам зал и авансцену с губернатором и его свитой, включающей и ректоров всех учебных заведений, участвующих в программе. Зазвучали фанфары — бал начался.
[1] В белорусском до сих пор «воскресенье» — «нядзеля», день, в который ничего не надо делать. А «неделя» — «тыдзень», потому и путаницы нет. Кстати, «понедельник» — это то, что после недели, следы от старого наименования седьмого дня остались в названии первого.
Глава 19
Точнее, началось выступление губернатора, не входящее в конкурсную программу — понимал, наверное, что много голосов не получит. Да, я тоже нервничаю, поэтому из меня и лезут такие пошлые шуточки. Дядька минут двадцать рассказывал всем, как крут император, как крут он сам, в качестве представителя оного, какой крутой бал нас ждёт и какие крутые гости, раз удостоились приглашения сюда.
«Ну, это ещё умеренно — и по времени, и по восхвалениям себя и начальства».
«А вот что неумеренно — это мои заимствования твоих выражений. Только сейчас поймал себя на машинальном использовании очередного твоего словечка — я про „круто“, если ты не понял».
Мы всё это время стояли и стояли. Не завидую первым выступающим, особенно если у них танец. С другой стороны — маги Жизни же должны быть в наличии? Думаю, организаторы или руководители выступающих не глупее меня. В общем, под всеобщие аплодисменты я выбросил из головы чужие проблемы, своих хватает, даже поделиться могу.
В комнате половина участников начала активно нервничать и теребить тех, кто бегали к кулисам — посмотреть на конкурентов, а потом возвращались обратно, принося не столько новости, сколько нервозность. Надо это как-то пресекать, вот только какое занятие придумать для всех? Было бы нас не больше десятка — в карты сыграли бы, а так… Не «Море волнуется раз» же устраивать, в самом-то деле? И в фургон за «успокоительным» не сбегаешь — надо было сразу с собой брать! Хотя, что это я? Нас чуть больше сорока человек, по стопке на нос — четыре литра нужно, даже если девушкам вдвое меньше — минимум пять штофов. В принципе, в саквояж могло бы и войти…
Ладно, хватит о том, что могло быть, надо думать, что делать сейчас. Лебединский куда-то ушуршал по каким-то «организационным делам» — возможно, по старой памяти и около жюри покрутится. Хореографы самоустранились, уселись вдвоём в углу и увлечённо общались о чём-то о своём. Оставался дирижёр, но он тоже выглядел несколько растерянным. Однако, как ни крути, но господин Зыков[1] оставался единственным потенциальным союзником в борьбе с паникой.
— Савелий Никитич, с этим надо что-то делать!
— С чем именно?
— С постепенно нарастающей паникой. Надо или чем-то занять, чтобы не было времени на переживания, или чем-то отвлечь.
— Согласен, безделье разрушительно. Но репетицию тут не устроишь, да и лишней она будет.
— Да уж, репетиция может наоборот усугубить мысли о предстоящем выступлении. И «успокоительное» недоступно, в фургоне лежит…
— Если вы про алкоголь — то оно и к лучшему. Он на всех действует по-своему, особенно на нервной почве, даже в очень малых дозах. Но тчо же будем делать?
— Во-первых, надо как-то пересечь эти забеги за новой порцией паники. И придумать какое-то развлечение. О, у вас гитара есть?
— Найдём, а что?
— Да сыграю «Регату» — по смыслу вроде как хорошо ложится, насчёт «наесться впрок». Потом — как пойдёт, в крайнем случае будем новую распевку учить, но при этом наши танцоры не у дел остаются.
Не сразу, но понемногу удалось перетянуть
