Круговерть бытия - Alexandr Dornburg
Моя пика намертво застряла в теле врага и я быстро выхватил шашку. Пошла лихая рубка! Копыта наших коней ступали по обезглавленным телам! Казаки жалили, как кобры. Ряды турок дрогнули и начали рассыпаться. Даже лошади, возбужденные резней, участвуют в борьбе, бросаются на неприятельских лошадей и яростно кусают их, пока всадники рубятся и крушат противников.
Мы - ломим! Орда подалась назад. Уже десять рядов турецкой кавалерии в пылу кровавой сечи превращены в груды тел, истоптанных копытами, исколотых пиками, изрубленных клинками. Но непримиримые мусульмане еще сражаются. Бешенство овладевает ими, смертью они дышат, шахидами стать жаждут.
Битва между тем достигла высшего накала.
Я упорно, раздавая молодецкие удары во все стороны, прорывался сквозь конную схватку, сквозь окружающий меня океан беснующейся стали и вздымающихся облаков пыли, прямиком к Мухаммед-хану.
- Мухаммед-хан, собака, я иду к тебе! - кричал я в запале сражения.
Вахмистр из моей полусотни следовал за мной по пятам, но свирепый Мирза-хан, пылая неугасимой ненавистью, одним ударом отрубил ему голову. В это время другие спутники турецкого эмира набросились скопом на меня.
Я заорал, как обезумевшая от крови пантера, и, встав в стременах, рубил направо и налево, как сумасшедший, не переставая ни на мгновение усердно работать своей длинной шашкой. За смертельным вихрем ее эскапад не мог уследить глаз человека.
Лязг клинков оглашал округу, и искры летели, как от наковальни. Моя жестокость, дикая свирепость, животная энергия и нечеловеческая сила все же вызволили меня из этого безнадежного на вид положения. При этом я убил трех командиров, в том числе Ахмеда Атабека.
Мухаммед-хан, не выдержав нашего натиска, сбежал. Пропал мой замечательный трофей! Но и остальные турецкие кавалеристы, заметив, что их командиры обратились в бегство, тоже теперь улепетывают во всю прыть. Османы бросились врассыпную, как стая птиц, спасая свои жизни.
Наша конница гналась за ними, а они, не находя временами свободного места для бегства, сбивались в плотную массу, за которой по пятам мчалась казачья кавалерия, оставляя за собой потоки крови. Идеальный полигон для резни!
Тут мчится обезумевшая лошадь, влача за собой окровавленный труп своего всадника; а там лошади, более человечные, чем люди, стараются не наступать на жертв этой ужасающей мясорубки. Я догнал храброго Дост Саида и так страшно ударил с потягом его шашкой по спине, что у того брызнул спинной мозг из разрубленного хребта и запачкал шелковый кафтан и серебряный пояс.
Вода прорвалась в одном месте плотины, значит - быть наводнению. Другие наши полки тоже не подкачали и храбро напирали на опешивших турок. Те сразу дрогнули. Османское войско спасалось теперь бегством, бежало сломя голову и не разбирая дороги. Наша кавалерия гнала их, рубя по головам и и по спинам. Дороги из лежащих тел отмечали путь бегущей турецкой армии.
Это была блистательная победа. А я получил в награду за свою храбрость замечательные трофеи. Я лично в этом бою убил более десяти человек и обобрал их тела. А Ахмед Атабек и Дост Саид были очень богатые люди.
Часть трофеев я отдал в отрядную кассу, но и мне осталось достаточно добычи. Особенно к месту мне пришлись отличные капсюльные пистолеты, современные, английского производства, снятые с трупа Дост Саида обагренными кровью руками. Выделка стволов там была исключительная.
Плюс лошади. Турки, конечно, были те еще собаки и дети собак, но лошадей они выращивают превосходных! Недаром же Наполеон привез себе любимого жеребца по кличке Маренго из Египта.
Мощь османов в этом регионе была сокрушена. Развивая достигнутый успех, русская армия продолжила свое наступление. Теперь из Добруджи мы двинулись южнее, в Варненскую область. Авангард пробивался на юг. Отряды генерала Ридигера, порываясь к османской столице, подошли к Козлудже, а генерала Сухтелена - к Варне.
Дальше дело застопорилось. Турка порвать на портянки не получилось. Больно уж много их, потери им не страшны. Мы действовали довольно узкой полосой, опираясь на тыл в русской Молдавии. Силистрия и вся Большая Валахия к северу от Дуная , оставаясь постоянной угрозой нам с запада, так как пока контролировались турками. Большая часть дунайских крепостей на юге тоже не была нами взята, а села в осаду.
С Констанцей мы ничего не могли сделать. Русский флот и половина осадного парка артиллерии завязли под Анапой. Турки в Констанце снабжались по морю и не терпели никаких неудобств.
Западная и Центральная Болгария оставалась покорна османской воле, наши войска преимущественно действовали только в двух прибрежных областях. Под Варну и Козлуджу турки собирали сильные армии. Наша осадная артиллерия пока неспешно перетаскивалась от Браилова под придунайскую Тульчу.
А русская армия уже в значительной степени сточилась за прошедшие два месяца войны. Слишком уж часто наши глупые командиры посылали ее в самоубийственные штурмы и кровавые битвы. Забывая, что воевать надо не числом, а умением.
У нас было много убитых и раненых. Требовалось время, чтобы раненые выздоровели, а резервы на смену убитым прибыли из Центральной России.
Батяня меня немного просветил по вопросу "кто есть кто" в здешнем бомонде, что бы я знал, кто чем дышит:
— Слушай, Арсений, и никому не болтай об услышанном. Командующий наш, граф Витгенштейн, человек сложный. Никто, решительно никто не знает всей правды о "милом" графе. Знают только несчастные рабы и рабыни графа, испытывая на себе всю утонченную жестокость этого бездушного лицемера. Но стоны рабов в наши времена не идут далее невидимых стен, отделявших их от остального мира, а если бы до кого-нибудь и дошли бы слухи о жестоких расправах "добрейшего" графа, то все обвинили бы не кого другого, как этих "негодных дерзких людишек". Ну, не отъявленные ли они мерзавцы, если даже такого ангела, как граф Витгенштейн, вынудили принять столь крутые меры? А вверенных ему солдат, граф не намного выше своих крепостных рабов держит.
И действительно в войсках широко ходили слухи, что немец Витгенштейн, имевший славу "благодетеля и отца сирых и убогих", часто пропадает в походной бане. При этом в то время, когда он парился, роль парильщиков, по исстари заведенному графом обычаю, исполняли три специально приставленные на эту должность, молодые и красивые девушки. Пикантность ситуации была еще и в том, что часто наш командующий вдобавок парился с новым баварским послом.
В общем, мой старый
