Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович

Ожидая Горбушкину, нам пришлось померзнуть во дворе ещё десять минут, за это время из гаражного бокса выкатилась полуторка и встала перед воротами, видимо, в ожидании нашей погрузки.

Когда капитан, наконец, вышла во двор с кожаной папкой в руках, она сразу приказала:

Отряд, в одну шеренгу становись! — затем, дождавшись, пока мы выполним команду, провела перекличку, зачитывая фамилии из списка, который взяла из папки, и внимательно вглядывалась в бойцов, стараясь запомнить.

Закончив проверку, она объявила:

Командиром отделения назначается младший командир взвода Петренко! В машину! — по этой команде мы быстро побросали в кузов полуторки свои вещмешки, поставили туда же чемодан капитана и расселись вдоль бортов, зажав свои винтовки стоймя между колен, после чего Горбушкина села в кабину и мы поехали в направлении железнодорожного вокзала.

Сегодня на улице было около десяти градусов мороза, ярко светило, но не грело появившееся над горизонтом зимнее солнце, а при движении грузовика встречный ветер пронизывал буквально насквозь, не спасал даже свитер, надетый мной под гимнастёрку. Радовало только то, что ехать было недалеко. Полуторка спустилась по Зеленскому съезду, по набережной выехала к Канавинскому мосту и вскоре мы уже были на вокзале, где, подчиняясь командам Горбушкиной, строем проследовали к последнему плацкартному вагону стоящего у перрона пассажирского состава, где нам досталось одно крайнее купе на всех. Все остальные места в вагоне были заняты бойцами и сержантами в такой же как у нас форме с зелёными петлицами. Капитан, проведя перекличку, ушла в соседний вагон с докладом, оставив Петренко за старшего. Тот приказал четырём бойцам снять ремни, с помощью которых все наши винтовки увязали в две охапки и закинули на багажные полки, туда же отправились вещмешки и наша верхняя одежда, затем он назначил дневальных, ответственных за сохранность оружия, рассадил бойцов на нижние полки по трое-четверо и сел напротив меня около прохода.

За что наградили? — указав взглядом на орден, уважительным тоном спросил меня младший комвзвода.

В орденской книжке написано, что за героизм и находчивость, проявленные при выполнении воинского долга, а все остальные подробности относятся к военной тайне — привычно отбарабанил я в ответ.

Петренко кивнул:

Понятно!

В это время поезд дёрнулся, трогаясь с места и за окном поплыл, ускоряясь, унылый станционный пейзаж, застучали колеса. Чувствуя, что начинаю засыпать в тепле натопленного вагона, я спросил Петренко:

Михаил, я вздремну чуток на верхней полке, а то…

Ночка бурная была! — с ухмылкой продолжил за меня младкомвзвода и разрешающе махнул рукой, — Залезай! — затем, обращаясь уже к бойцам сказал, — Давайте тоже по очереди на вторых полках ложитесь, хоть внизу посвободнее будет.

Не теряя времени, я взял свою шинель, свернув, положил её в изголовье вместо подушки, снял сапоги и одним движением запрыгнул на деревянную полку, после чего практически мгновенно уснул под ритмичный стук колес.

Проснулся я примерно через четыре часа и, глянув с полки вниз, оценил обстановку как вполне спокойную: Петренко подрёмывает вполглаза, сидя на сиденье у прохода, два бойца спят на соседних полках, бодрствующие красноармейцы вполголоса беседуют на житейские темы. За окном проплывает зимний заснеженный лес. Спрыгнув с полки я надел сапоги и, потягиваясь, сказал младшему комвзвода:

Поспали, можно и пожрать!

Садись за стол, да ешь, тут уже всё пообедали.

Следуя разумному совету, я достал из вещмешка жареную курицу и хлеб, после чего, усевшись на освобожденное для меня бойцами место, плотно пообедал, слушая рассказ Вани Трофимова, русоволосого коренастого парня с типичной крестьянской внешностью:

Так значит, в баньке после первого захода, мы ещё бражки добавили, а у нас парни, в селе такую бражку делают, вы нигде такой…

Да ты, Вася, про свою бражку уже третий раз рассказываешь, — прервал рассказ другой красноармеец, лениво развалившийся рядом со мной.

Да про неё можно и десять раз рассказывать, к нам артисты приезжали, так их главный сказал, что это настоящее произведение искусства! Песня! А ты говоришь, три раза!.. Ну значит, добавили мы…

Вот так, под стук колес и нехитрые рассказы бойцов, в половине шестого вечера мы прибыли в Москву на Курский вокзал. За это время из разговоров я успел узнать, что наше отделение под номером шесть входит в состав маршевого взвода, сформированного в основном из солдат срочников Горьковского полка НКВД, которых отобрали после проведения внутренних соревнований по лыжам. Парни тогда ещё не знали, какой приз за победу их дожидается, вот и старались. Хотя, наверное, даже если бы знали, старались бы изо всех сил, так как большая часть этих бойцов искренне радовалась тому, что их отправляют на фронт. В отличие от резервистов из нашего отделения, которые на ситуацию смотрели гораздо пессимистичнее. После того, как поезд замер у перрона, мы организованно выгрузились и командир маршевого взвода старший лейтенант Карпов, рядом с которым молча стояла Горбушкина, дал команду строиться, и Петренко расположил наше отделение на левом фланге шеренги. Далее, повернувшись по команде направо, мы по кривым московским улочкам за полчаса дошли до казарм, в одной из которых нам и приказали располагаться. Вместо кроватей здесь были дощатые двухярусные нары без матрасов и белья, температура воздуха в помещении не превышала десяти градусов. Поэтому, не снимая шинелей, мы только составили винтовки в козлы и побросали на нары вещмешки, после чего Петренко сказал, что собирается узнать насчёт ужина и, оставив меня за старшего, вышел из казармы. А я, стараясь держать бойцов из нашего отряда в поле зрения, сел на нары и привалился спиной к стене. Разумеется, выспавшись в поезде, я чувствовал себя бодрячком, но ещё на курсе молодого бойца в российской армии я уяснил, что на воинской службе надо уметь отдыхать наперед. Однако долго мне пребывать в расслабленном состоянии не дали, так как вскоре ко мне подошёл старшина Потапов, которого мне ещё в поезде показал Петренко, пояснив, что тот является заместителем командира маршевого взвода, в который входит и наше отделение. Дождавшись, пока я встану и представлюсь, старшина — тридцатилетний крепко сбитый мужчина среднего роста — спросил где Петренко, на что я честно ответил:

Он пошёл узнавать насчёт ужина, меня за старшего оставил.

Что же он меня-то не спросил? Ужина не будет, вам выдали сухпай? — вместо ответа я утвердительно кивнул, и он продолжил, — Вот им и ужинайте, там в углу плиты дровяные затопили, можно будет банки с тушёнкой разогреть, а как Петренко появится, чтоб сразу доложил мне о прибытии. Всё понял?

Да! — четко ответил я по уставу и, дождавшись, пока Потапов отойдет метров на десять, обратился к бойцам, находившимся поблизости, — Всё слышали? Так что, если кто проголодался, то можете приступать.

Четверо парней взялись за свои вещмешки, доставая продукты, остальные вернулись на свои места, видимо, решив пока отложить ужин. Я тоже не стал спешить и улёгся на нары, но отдохнуть опять не получилось, так как вернулся Петренко в компании незнакомого мне старшего политрука, которого тут же представил:

Это комиссар нашей маршевой роты Феофанов, — после чего поделился уже всем известной информацией, — ужина не будет, питайтесь сухпайками.

Я, представившись комиссару, рассказал Михаилу про старшину Потапова и он, несколько погрустнев лицом, удалился. А старший политрук тем временем принялся за дело: созвал находящихся поблизости бойцов и, рассадив их перед собой на нарах, за двадцать минут провел с нами политбеседу о коварстве мирового империализма и его злобных цепных псов — белофиннов. Говорил он много, обличая антисоветские планы британской, французской и американской буржуазии, но практически ничего не сказал о положении на фронте, заметив лишь, что наши доблестные войска продвигаются вперёд, вопреки злобному сопротивлению врага, и вот-вот, ещё немного и мы победим. То же самое, что в газетах написано. За время этой пустой болтовни, к нам присоединился Петренко, вернувшийся от старшины. Когда, наконец, вдоволь наговорившийся комиссар пошёл искать новые жертвы для своего красноречия, я решил, что пора ужинать и, подогрев свою и Мишину банки тушёнки, поужинал вместе с Петренко, который поделился со мной информацией, полученной им во время посещения командирского барака: