Отшельник (СИ) - Шкенев Сергей Николаевич
— Да нешто мы твоё без спросу возьмём, княже? — немного спустя оправдывался Первуша. — Зачем нам та граната, ежели и без того было чему гореть.
— Ага, — подтвердил его младший брат. — Они же на Москву шли.
— И причём здесь Москва?
— Осаждать, стало быть, хотели. А что за осада без горючих припасов? Там и дёготь, и смола, и даже ворвани чуток. Мы только подпалили, а дальше оно само грохнуло!
— Так и было, — кивнул Первуша. — Рядом бочки с медами стояли, вот они и бросились. Нет, княже, не бочки бросились, а тверичи спасать полезли.
— Ажно сердце кровью обливалось, когда поджигал, — тяжело вздохнул Вторуша и громко икнул. — Монастырские меды, не хрен собачий!
Дышать он старался в сторону, но это Самарина уже не интересовало. А вот поп, всё ещё связанный, вызывал интерес.
— Вы его не убили?
— Я легонечко, — смутился Вторуша. — Как бабу по заднице хлопнул.
— Прокляну! — пообещал священник не открывая глаз. — Ты на кого руку поднял?
— На тебя.
— Вот! — поп с трудом разлепил заплывший левый глаз. — А я кто?
— Грек? — предположил ополченец. — Тогда на мне греха нет.
— Сам ты грек! — от возмущения у батюшки открылся второй глаз. — Я митрополит!
— Брешешь, собака! — ухмыльнулся Вторуша. — Митрополита Евлогия я видел, и ты на него не похож. Вот тебя ужо наш князь за наглую лжу на кол посадит!
— Какой князь?
— Знамо какой, — ополченец показал на стоящего рядом Самарина. — Князь Андрей Михайлович.
Скорее всего, поп что-то уже слышал про пришельцев из Беловодья, опекающих малолетнего кесаря, потому что побледнел и замолчал.
— Первуша, развяжи его.
— Одного уже… того самого… — ополченец показал пальцем на прореху в чехле бронежилета. — Тыкнет ножиком, а сам скажет, что господь покарал. Греки — они такие.
— Не грек я, — нарушил молчание священник. — Митрополит Киевский и всея Руси.
— Киев под Литвой давным-давно, — хмыкнул Первуша. — А литвины не лучше греков. Не просто так же его тверичи судили.
— От них князь Борис Александрович сбежал.
— А судили за что? — поинтересовался Самарин.
— Да не судили меня! — плюнул поп, но попал себе на бороду. — Они с Иоанном Васильевичем хотели замириться моей головой.
— Зачем государю-кесарю твоя голова?
— Говорю же… митрополит я. Наверное, уже бывший.
— А вот насчёт этого мы чуть позже решим, — улыбнулся Самарин. — Развяжи его, Первуша.
Глава 21
Шемяку убил Филин. Да, вот так — Великого Князя Московского Дмитрия Юрьевича зарезал староста захудалой деревушки, попросту ударив ножом навстречу метнувшейся в темноте подземелья тени. Впоследствии многие не верили в нелепую и совсем негероическую смерть князя, а досужие умы сочинили былину о страшной битве, где кровь текла рекой и трупы громоздились до небес. Справедливости ради нужно сказать, что Шемяка в тех былинах был персонажем отрицательным, а пролитая кровь принадлежала загубленным в колдовских целях христианским невинным младенцам. Именно поэтому действие и происходило в жутких подземельях. Где же ещё должно располагаться логово самозванца и людоеда?
На самом деле всё было проще.
— Твою мать… — громко прошипел ползущий впереди Николай, когда его руки провалились в какую-то яму, из-за чего генерал ткнулся лицом в траву и чуть не расквасил нос. — Какая свинья тут накопала?
Филин подполз поближе и потыкал ножом — лезвие глухо стукнулось в дерево. Ткнул чуть в стороне — заскрежетало по камню.
— Отдушина здесь, боярин. Щитом укрыта и присыпана.
— Какая ещё отдушина?
— Из подземного хода. Сам-то он глубже идёт, а продухи наружу. Видать недавно сделали, если земля толком не слежалась и осела.
— Предлагаешь копать? — оживился Николай.
В двадцать первом веке о московских подземельях не слышали разве что аквариумные рыбки, да и то лишь потому, что не умеют читать и не смотрят телевизор. А в девяностые годы двадцатого века ужасные истории про секретное метро, крыс-мутантов размером с собаку, библиотеку Ивана Грозного и прочее, вообще звучали чуть ли не из каждого утюга. Помните, наверное? Как маленький мальчик зашёл в подвал в Южном Бутово, а через полтора года вышел из стены на колокольне Ивана Великого. Как журналисты «Московского комсомольца» нашли в заброшенной ветке метро атомную бомбу, но были расстреляны где-то под Садовым Кольцом призраком Малюты Скуратова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Врали много. Врали с огоньком, фантазией и энтузиазмом, но определённая доля правды в этом вранье была — подземелья действительно существовали, и копать их начали задолго до Ивана Калиты, и уж тем более до Ивана Грозного. Любой город возрастом за пять столетий стоит на подземельях, только не про все так увлекательно рассказывают.
— Будем копать.
По первоначальному плану собирались попасть в занятую сторонниками Шемяки часть Кремля через стену, снять часовых, если они будут, и забраться наверх по верёвке. Приготовили и крепкие кошки, и толстый капроновый шнур с узлами. Ну что же, если можно пройти низом без лишних жертв, даже лучше будет.
Филин снял с пояса лопатку и поплевал на ладони. Эх, добрую справу боярин подарил! Говорил, что такие лопатки во всём свете только два мастера делают — братья Наваша да Кулебака, но где они живут, так и не сказал.
(*** Автор пользуется инструментом из Навашино и Кулебак, чего и вам советует. J)
И всё же это оказалась не отдушина, а полноценный лаз с вмурованными в кирпичную кладку железными скобами. Вылазку в тыл к осаждающим через него не сделаешь, но гонца за подмогой послать, или лазутчикам вернуться в самый раз. Потому и прикрыли небрежно, что недавно пользовались. Да и что стараться прятать, если осадившие Москву литвины близко к стенам не подходят, опасаясь метких стрел? Шемяка бы и рад пустить, но сам Казимир не пойдёт, а вот его вои сразу грабить начнут. Так что тоже отстреливается от незваных гостей, выжидая невесть что.
И надо же было случиться такому совпадению — как раз эту ночь выбрал Вадим Кукушкин для психической атаки. Николай, едва только услышал разухабистые вопли знаменитого в двадцать первом веке румына, сразу догадался о грядущих неприятностях и скомандовал:
— Быстро все вниз!
Филин моментально скрылся в темном провале колодца, а второй любимовский ополченец застыл на месте, оглушённый и перепуганный ужасающими звуками.
— Селиван, хрен тебе в карман! — мощный генеральский подзатыльник вывел бойца из оцепенения. — Спускайся!
Николай кричал во всё горло, и уже не опасался караульных на стенах. Если интуиция не обманывает, у караула сейчас найдётся более интересное занятие. Сам спустился последним, задвинув над головой поросшую дёрном крышку.
Что там случилось наверху, ещё непонятно, но выложенный кирпичами пол тоннеля пару раз ощутимо вздрогнул под ногами, и с потолка посыпалась пыль.
— Землетрясение, — со знанием дела произнёс Филин. — Мы как-то раз решили афонских монахов… А оно как тряхнёт! Так и вернулись пустыми.
Генерал не стал уточнять у простого деревенского старосты подробности. Мало ли… на богомолье ходил, или ещё какая причина.
— В Москве землетрясений не бывает.
— А это тогда что? — Филин направил фонарик в потолок.
— Я так думаю — Вадик окаянствует.
— Этот могёт, — согласился староста, побаивающийся Кукушкина после обязательного курса прививок. — Лекари, они завсегда самые страшные люди.
— Да ты у нас философ, — усмехнулся генерал. — Будешь главным специалистом по подземельям.
Филин молча пожал плечами. Боярину виднее, сказал быть главным, значит так оно и правильно. А что до подземелий, опыт и в самом деле имеется. Этот ход, между прочим, получше других — тут хотя бы камни сверху не падают, и острые копья их стен не выскакивают. Сырость большая в здешних ходах, вот хитрые ловушки и не живут долго. А вот, к примеру, в том же Афоне… Хотя чего про него вспоминать, дело прошлое, и те грехи давно отмолены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})