Тьма. Том 3 - Лео Сухов
— Знаю!.. Ямской, зараза… — тепло улыбнулась Вася. — Но, вот честно, Федь, я оценила!
— Ты довольна? — я тоже не удержался от улыбки.
— Шутишь? Да я!.. — девушка осеклась, посмотрела по сторонам и, выразительно округлив глаза, очень тихо закончила: — Чуть не описалась от счастья! Лошади такие удивительные!..
Нет, я не разбирался в лошадях от слова совсем. Но к концу спича Васи, растянувшегося на десять минут, кажется, их вынужденно полюбил. А ещё начал терять ориентацию в пространстве и времени. Хотя и не подавал виду, внимательно слушая и деловито кивая.
Спас меня Васин брат, которого звали Арсением. Он незаметно присоединился к монологу сестры, затем начал вставлять свои пять копеек, которые быстро разрослись до небольшой речи… А потом, будто вспомнил что-то, коснулся лба и извинился: мол, надо бы и с другими гостями поговорить.
Вася скосила на него глаза, скорчила недовольную мордочку, но всё же пошла отдавать аристократический долг. А я решил, что уже выполнил положенную норму общения, и ретировался к одному из диванов.
Тому самому, на котором в одиночестве сидела Покровская в небесно-голубом платье. Кстати, выглядела она ничуть не хуже именинницы. Просто не так демонстративно приковывала взгляд. Шёлковая ткань струилась по точёной фигурке, пытаясь скрыть высокую грудь и округлые бёдра, однако всё было напрасно…
В общем, я решил смотреть Авелине в глаза и только в глаза. Не хотелось бы смутить девушку недружеским вниманием.
— Не будешь против компании? Тут, конечно, не крыша, а всего лишь балкон, но… — спросил я с улыбкой.
— Присаживайся! — Авелина отсалютовала бокалом. — Больше со мной всё равно никто не сядет, так что не смущайся.
— Неужели боятся находиться рядом? — мягко усмехнувшись, спросил я.
— Родовитые всегда очень волнуются, что про них подумают! — пожала плечами девушка. — Раньше я не понимала, почему так… Но пообщалась с тобой и, кажется, догадалась. Знаешь почему?
— Расскажи, — предложил я.
— А потому что представляют из себя что-то только потому, что этого «чего-то» добился их род, — Покровская усмехнулась. — Отрежь их от рода, и они ничем не будут отличаться от тебя. Или вон того мальчика, который сидит в углу с грустным видом.
Я посмотрел туда, куда указала одними глазами Авелина, и увидел Сашу Емелина.
— И ты это поняла, всего лишь пообщавшись со мной? — удивился я.
— Ну ещё я покопалась в сети! — неопределённо повела плечиком девушка. — Много читала новостей, другого сетевого мусора… В общем, раньше этот вопрос как-то выпадал из моего поля зрения.
— А что изменилось? — уточнил я.
— Я решила, что ты прав… Надо просто избавиться от имущества рода, — очень серьёзно сказала Авелина. — Но если я так сделаю, то стану обычной, хоть и двусердой… А значит, надо знать, как вообще живут такие люди… Да?
— Ты права, — не мог я с ней не согласиться. — Но всё равно удивляет то, как быстро ты в этом начала разбираться.
— Ну… Чем ещё заняться, когда целыми днями не выходишь из комнаты? — Покровская усмехнулась. — Кстати… А ты знаешь этого грустного мальчика?
— Это Саша Емелин, он с первого года обучения, — ответил я.
— Если вы знакомы, то сходи к нему… Я-то привыкла в одиночестве, а ему, похоже, тоскливо! — пожала плечиком Покровская, заставив шёлк заструиться, а меня снова посмотреть на Сашу.
— Пожалуй, и вправду схожу… Но я ещё вернусь, наверно! — предупредил я девушку.
— Я весь вечер буду здесь, — ответила она, а затем, подумав, добавила: — Буду рада обществу.
Фраза была очень вежливой и выверенной. А вот голос и интонация Покровскую выдали. Её действительно порадовало бы моё присутствие. Похоже, Авелине отчаянно не хватало если не друзей, то, как минимум, приятелей, с которыми можно поговорить и не заиндеветь от ледяного равнодушия.
В общем, как-то так и проходил вечер… То с Сашей пообщаюсь, то с Авелиной, то ещё с кем-нибудь из знакомых… Ну и, понятное дело, разок выходил в туалет, который тут оказался в общем зале — точнее, на общем для всех двусердых балконе, причём ближе к лестницам.
Что и неудивительно: постройка-то временная. А значит, и туалеты временные. И пусть кабинки и располагались в специальных комнатах, но запах от них всё равно просачивался наружу. Поэтому и разместили их как можно дальше от зрительных мест. Дабы не оскорблять носы собравшихся малоприятными запахами.
Ну а потом началось выступление, и внимание родовитых детишек сосредоточилось на сцене. Даже Покровская два-три раза вставала с диванчика, чтобы подойти и посмотреть, что происходит внизу. А я, ожидаемо не впечатлившись тем, что поют местные звёзды, сидел и наслаждался одиночеством.
Вскоре мне это наскучило, и я решил выйти на общий балкон: посмотреть, как всё проходит у других двусердых. Охранники, ещё когда я выходил в туалет, спрашивали, куда я направляюсь. Поэтому в этот раз я сходу им сказал, что иду прогуляться в общем зале. Естественно, получил предупреждение о том, что там меня, в случае чего, не смогут защитить. И ответил — под запись, само собой — что всё понимаю и претензий иметь не буду.
Мне было интересно посмотреть на простых двусердых. На тех людей, которые будут, можно сказать, нести мне деньги. Это же важно! И память Андрея подсказывала, что клиентов своих надо знать хорошо — тогда и продажи пойдут.
А я ведь совершенно не знал двусердых! Вот и выбрался в люди: чтобы подслушивать и подглядывать. Если не приближаться к сцене, то на балконе всегда можно было услышать обрывки разговоров, посмотреть на людей, ну и вообще обогатиться социальными знаниями. Полезное занятие, к слову!
У стойки кабака я купил себе стакан с пивом, а затем пристроился у одной из колонн, поддерживающих свод феатрона, и поглядывал на людей.
Там-то я и познакомился с Бубном. Он сам так представился, когда внезапно подошёл ко мне.
— Здарова, молодой! Чё стоишь, как неродной? Меня Бубном звать! Пивом угостишь? — получив от меня стакан, он его разом осушил, крякнул и сказал: — Хорошо!.. Не, ты не подумай — я при деньгах! Но ща натрясся там… Пока очередь отстоишь, уже не пить, а ссать охота станет, да? Но
