Магия и пули (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

– Государь повелел – исполним, – улыбнулся Федор. – Коль нужно научить летать, полетят как милые. С криком: «За царя и Отечество!».

Шкуро, по праву героя дня взявший на себя инициативу, попросил Бориса:

– Отдай его хоперским, атаман! Как раз им пополнение прибыло. Четыре товарищества в пластунском батальоне ладим.

– Бери! – скривился атаман. – Но помни: с Осененными одни лишь неприятности.

Оформив документы, Федор вышел из здания штаба и увидел курившего у крыльца Шкуро.

– Нам по пути, – сказал тот, отшвырнув окурок. – Коль выторговал вас у Бори, то в полк и заведу. Меня Андрей Григорьевич зовут. А вас?

– Федор я, Иванович, – ответил «Мышкин». Изменив фамилию, в Генштабе имя-отчество ему оставили. Он протянул руку казаку. – Со мной техник-оружейник Степан.

– А комендантов грузовик для тебя… вам определили.

– Андрей Григорьевич! Я вижу у кубанцев «вы» и отчества, да и титулование не в чести. Называй меня просто Федор.

– Это дело. Слушай! У меня «Бенц» есть. С одного из первых рейдов у австрийца взял, хозяин да водитель не успели узнать, что мертвые уже. Садись ко мне, побалакаем. А грузовик пусть за нами катит.

С тем и отправились в Янов, местечко к западу от Львова. Верстах в трех-четырех от Янова начинались уже австрийские позиции.

Тарахтел мотор, стучали клапана. Федор до зуда в руках хотелось открыть двигатель да малость подрегулировать. Кубанцы, судя по всему, к технике не особо способны. Водитель в черкеске и шапке-кубанке выглядел скорее наездником, нежели умельцем, способным за полночи перебрать движок под открытым небом.

Андрей между тем разговорился. Видно, словоохотливость проистекала от выпитого, хоть пьяным он не выглядел. Наоборот – опрятным русским офицером.

– А казачья форма ему идет, – согласился Друг. – Наверное, как и форма группенфюрера СС. Не рассказывал? СС – специальные германские войска, самые сволочные или совершенно скотские, как хочешь эти две буквы расшифровывай. Но то случилось в моем мире и под действием обстоятельств. Надеюсь, здесь к врагу не переметнется.

Не зная о смутных прогнозах относительно собственной личности, Шкуро разглагольствовал о пластунах.

– Раньше они и вправду превосходными были. Ползали далеко, быстро и тише муравья. Схватить часового да привести к нашим живым – их любимое занятие. Следы читали. Бывало, могли одними ножами да шашками за ночь целую батарею турецкую покрошить и к заутрене вернутся назад. Но времена меняются. Для акций за передним краем супостата скорость нужна. Вот как у «Черной сотни». Копыта обмотали тряпьем, скрытно подобрались, налетели – и бывайте здоровы. Так что… хочешь сам тебя верховому делу научу? Недели за две? Вру – за три. И будешь с нами!

– Нет у меня ни трех, ни даже двух недель, Андрей. Немцы под Вильно. Не потому, что армия там худая или командующие не те. Сиверс и Брусилов – справные генералы. Враг много сильнее. Не обижайся, но австрийцы с рядом немцами, что что дети.

– Ты откуда знаешь? – Шкуро все ж обиделся. – Сам на немца-то ходил?

– Было. Умер немец, вместе с ним – и эскадрон вражеских гусар. Только не могу все рассказать. Даже пластунам, много видевшим…

– Ну, про «много видевших» ты загнул! – хохотнул Шкуро. – Пластунский батальон в боевом охранении находится да на караульной службе. Только два товарищества, казаков по тридцать в каждом, что-то могут. Их командир да урядники пороха понюхали. Остальные только из станиц. Наш командир полка с фронта роты не снимает: воевать-то кто будет?

От Андрея Федор многое узнал про казачьи нравы. Про вольницу у всадников и еще более свободных обычаях пластунов. Хотел узнать про подготовку «пеших конников», но тут Шкуро был не сведущ. При определенном уважении к пластунам проскальзывало у подъесаула легкое высокомерие. Набирали тех из бедных казаков, не сумевших наскрести двести рублей на коня и амуницию. Босота…

– Вот бы в армии моей юности удивились бы, скажи кто призывнику: приезжай в часть на собственном танке, – съязвил Друг.

Скоротав дорогу за разговорами, офицеры добрались до Янова. Федор представился полковнику Голощапову, Василию Ивановичу, вызвав внутри себя еще одно ехидное замечание: если Василий Иванович, да с шашкой и на лихом коне, почему не Чапаев?

Полковник спокойно отнесся к идее отправить боевого Осененного за линию фронта, пока не услышал главное: группа должна истреблять имперских магов.

– Известно ли вам, капитан, сколь малое число пластунов возвращается из походов к врагу? – скривился Голощапов.

– Известно, господин полковник. Но у меня предписание от государя императора.

– Его императорское величество вправе требовать от казака идти на смерть. Но вы… Сами-то, небось, прикроетесь магическими штучками и уцелеете. А души загубленных вами кубанцев на вашей совести останутся.

Тяжелый тон речи Голощапова очень соответствовал его фигуре, слишком грузной для конника. Разговор проходил в неофициальной обстановке – у коновязи, но ни о каком обращении на «ты» и прочих вольностях речь не шла. Командир Хоперского полка Осененному откровенно был не рад. Шкуро, почувствовав начальственное недовольство, отправился к своему коню, будто он не при делах, и это не его идея – Федора позвать. Правда, потрепав по холке жеребца, Андрей, все ж не утерпел и вернулся к собеседникам.

– Будет вам, Василий Иванович, пехоту обижать. Бориска «клюкву» мне вручил. Офицерам полка по сему поводу я должен. Разрешите по чуть-чуть.

– По чуть-чуть и не капли больше, – буркнул Голощапов. – Фронт-то рядом. Я присоединюсь попозже.

Он вскочил на коня, самого крепкого по виду из стоявших тут казачьих, и споро ускакал. Федор же подумал: с самого вселения Друга жизнь и служба на новом месте для него начинаются с отторжения. Главное, чтоб потом наладилось.

Тем временем неподалеку раздалось нестройное громкое пение, голоса приближались.

- Орали крепкие глотки.

Федор обернулся, рассчитывая увидеть идущее строем подразделение, но разглядел лишь вразброд шагающую толпу человек из тридцати, одетых кто во что горазд: в бешметы и косоворотки, прочие рубахи с застежкой под горло. На головах – низкие и круглые кубанки, папахи и фуражки, а кто и с непокрытой головой. Кто-то в шароварах, кто-то в галифе, сапоги гармошкой – и все это жутко неряшливое, в дырках, в заплатках и в грязи… Только шагавший впереди вахмистр напоминал кадрового военного, но лишь на фоне остальной банды. Широченные красные лампасы, украшавшие штаны казаков и означавшие принадлежность к кавалерии, у этих партизан отсутствовали.

– Хотел служить в отряде пластунов? – осведомился Шкуро. – Что ж, вот они. Принимай себе. Если они тебя примут.

[1] В немецкой традиции принято исчислять калибр артиллерийских орудий и снарядов в сантиметрах, а не в миллиметрах, как в России и Франции, либо в дюймах, как в Великобритании и США.

[2] На самом деле – распространенная способность. Этот «талант» чаще встречается у женщин, владеющих магическим заклинанием «я ничего не трогала». И среди мужчин попадаются такие «Осененные».

[3] Автор слов – старший урядник 5-го Кубанского пластунского батальона П. Засоба.

Глава 14

Шкуро все же затащил Федора отмечать свою «клюкву». Так что утро выдалось томным – князь встал с тяжелой головой и пакостным вкусом во рту. Разместили его у пожилой вдовы. Она помогла постояльцу привести себя в порядок: принесла теплой воды для умывания и бритья, затем – чаю с булками. Федор допивал второй стакан, когда явился Шкуро.