Константин Калбазов - Еретик
Орки приблизились на дистанцию двадцати пяти шагов – для орочьей недюжинной силы, считай, вплотную – и метнули свои дротики. Томас едва успел прикрыться щитом, когда в него с силой ударил орочий снаряд. Хорошо, хоть удар пришелся немного выше руки, иначе пробивший насквозь шит длинный наконечник неминуемо ранил бы его в руку. Однако далеко не всем повезло так же, как и Томасу, так как вокруг послышались стоны и предсмертные хрипы.
Вот сейчас. И действительно, над полем вновь раздался звук трубы – и в первые ряды вновь выдвинулись огнеметчики, протискиваясь между плотно стоящими ополченцами.
Орки уже бежали навстречу людям, готовясь нанести удар, когда по первым рядам вновь ударила тугая струя жидкого огня, который затем перешел с первых рядов в глубь порядков.
Через несколько секунд, когда обработка противника огнем была уже завершена, Томас сквозь рев битвы вновь услышал команду капитана:
– Вперед! Бей красномордых!
Вторая часть команды была отсебятиной возбужденного командира сотни, но этот выкрик был подхвачен сотнями глоток людей, уже находящихся в возбужденном состоянии. Вот они, страшные, навевавшие ужас с самого детства орки. И что же? Они точно так же истекали кровью и кричали от боли. Они были такими же смертными. Взревев во всю мощь своих легких и молодой луженой глотки, Томас ринулся вперед, стараясь держать строй, но линия уже дрогнула и начала искривляться, капитан, который на учениях постоянно кричал о равнении, сам поддался всеобщему возбуждению и рвался вперед – крушить ненавистного врага, пришедшего на их землю.
Щит, о котором всегда говорили как о друге, который непременно защитит в бою и который на деле являлся таковым, а сегодня уже не единожды спасал ему жизнь, вдруг стал помехой. Застрявший в нем тяжелый дротик делал его громоздким, а тот и сам по себе не был миниатюрным, стал неуклюжим, – теперь он не столько защищал своего владельца, сколько сковывал его движения. Томас просто стряхнул его с руки и, перехватив копье двумя руками, подбежал к орку, который бесновался от боли, так как его левая часть полыхала жарким огнем, – он даже не заметил человека, а тот, в свою очередь, коротко взмахнув, вогнал свое копье глубоко в орочью грудь. Движением, которым он сотни раз извлекал копье из туго набитого соломой чучела, Томас извлек из тела свое оружие и двинулся дальше.
Эффект от применения огнеметов оказался ошеломительным даже для Андрея, правда, он наблюдал его, уже будучи на левом фланге. Как только начался бой, ему уже не нужно было изображать из себя непоколебимый символ – люди уже и не смотрели в сторону холма, сосредоточившись на работе. То, что он наблюдал, не могло не порадовать. На каждую коробку орков пришелся удар сразу двух огнеметов, и использовали огнеметчики никак не меньше трети баллона, находящегося за спиной. В общем, если быть кратким, то первая из трех линий практически прекратила свое существование, остатки либо пали от арбалетных залпов, либо в панике бежали. Остальные, пока еще не подвергшиеся обстрелу, продолжали наступать.
Начала наступать, набирая скорость, и конница орков. Численность конницы сошедшихся противников была примерно одинакова, да вот только в планы Андрея никак не входило ломать строем строй. Может, потом, когда они их изрядно проредят, но не сразу. Вот еще.
Спрыгнув с коня, он устроился на тачанке, изготовленной специально для него, так как использовать пулемет с коня или с рук – это неоправданный перерасход невосполнимых боеприпасов. Нет, если припечет, то оно конечно, но сейчас в этом не было никакого смысла, а потому он в свое время заказал одну тачанку специально для себя. Удобно устроившись, Андрей пристроил пулемет и стал ждать, всматриваясь в поле боя и, в частности, отслеживая конницу орков, во весь опор несущуюся на них. Дружинники должны были справиться сами, но если что-то пойдет не так, то он был готов поддержать их огнем.
Орки приблизились уже на дистанцию в сотню метров, когда Новак решил, что пора, и подал сигнал. Выполняя команду своего сюзерена, заговорили и карабины дружинников, которые, выстроившись в две шеренги, так и не слезая с коней, начали расстреливать наступающих орков. Надо признать, что, будь здесь солдаты из мира, к которому принадлежал Андрей, то, скорее всего, такого эффекта достигнуто не было бы, но здесь были настоящие профессионалы, которые весьма серьезно подходили к изучению оружия и наиболее эффективному его использованию. Так что до позиций людей не добрался ни один из орков – все они были расстреляны еще на подходе, а до людей если и доскакали, то только лошади без седоков.
Фланг орков открыт для конной атаки. Но это опять-таки не входило в планы Андрея. Или, вернее, в него входила не совсем та конная атака, к которой привыкли в этом мире. Задача коней состояла только в том, чтобы как можно быстрее доставить стрелков к их новой позиции, но никак не в том, чтобы врубаться в строй пехоты. Во всяком случае, пока.
Наконец командующий орочьим войском понял, что битва проиграна. Над долиной разнесся сигнал трубы к отступлению. Услышав его, Андрей злорадно ухмыльнулся. Поздно. Слишком поздно.
Выдвинувшиеся вместе с конным отрядом тачанки со стрелками ПТР быстро развернулись на дистанции действительного огня, как бы это ни несуразно звучало для пневматики, предоставляя возможность стрелкам заняться своим делом. Едва тачанки прекратили качаться на рессорах, стрелки прильнули к окулярам прицелов, ловя в них командование орков, а затем послышались басовитые хлопки ружей-переростков.
Командир пикты, гебер, прошедший не одну кампанию и выигравший десятки схваток, пал одним из первых. Потом стрелки прошлись и по всему его штабу, расстреливая орков с запредельной дистанции. Так что команда к отступлению была последней командой, отданной общим руководством, так как уже через минуту от командования пикты не осталось ничего.
Все молча взирали на Всевластного. Сказать, что тот был в ярости, – это сильно преуменьшить то состояние, в котором он пребывал. Этот гырхов город никак не хотел сдаваться. По докладам офицеров, на стенах были замечены в большом количестве простолюдины, которые не то что не имели каких-либо доспехов, но и были вооружены кто чем придется. На воинов урукхай набрасывались с самыми обычными вилами, цепами и даже кухонными ножами. Мало того, при отбитии последнего штурма на стенах были замечены даже женщины и дети. В ход шло все – от стрел, клинков до обычных дубинок. Это было невероятно, но это было. Люди, слабые людишки, продолжали сопротивляться. Вот уже три недели армия Закурта топчется у стен их самого большого города, но не может сломить сопротивления его защитников.
Правда, сегодня произошло событие, которое наконец должно было поставить точку в этом противостоянии. Непрестанная работа осадных катапульт все же принесла свои плоды. Довольно солидный кусок стены рухнул, не выдержав беспрерывного обстрела. Сейчас катапульты расширяли пролом и сметали те укрепления, которые люди пытались возводить на месте пролома. Все понимали тщетность этих попыток. С рассветом участь города будет решена.
И вот когда настроение Всевластного должно было улучшиться, до них дошла эта весть. Не иначе как Великий Гарун отвернулся от своих детей.
Сегодня прибыл гонец от командира гарнизона одного из захваченных замков, который сообщил, что пятнадцатая пикта прекратила свое существование, практически полностью уничтоженная войском людей. Около трех с половиной тысяч урукхай – пикта понесла сильные потери в прошлых сражениях – это не вся армия Закурта, и предполагать, что можно выиграть войну, не проиграв ни одного боя, было бы глупостью. Но то, что показал офицер, участвовавший в том сражении и прибывший вместе с гонцом, привело Всевластного в бешенство.
– Почему Гурх решил атаковать превосходящего противника, а не встретил его за стенами лагеря? – задумчиво поинтересовался Гирдган у офицера.
– Но людей не было больше, чем нас, Всевластный, – не нашел в себе храбрости обманывать Гирдгана Грун.
– И тем не менее целая пикта не сумела противостоять им? Целая пикта оказалась настолько слаба, что от нее ничего не осталось? Рассказывай все. Все с самого начала.
Вот после рассказа молодого цербена Всевластный и впал в ярость. Нет, он не метался по палатке и не крушил мебель, он продолжал сидеть на своем месте, но его лицо приобрело бледно-розовый оттенок, а губы, и без того тонкие, просто исчезли, превратившись в две тонкие линии, сильно обнажая клыки.
– По всему получается, что на арене появился этот самый злосчастный барон Кроусмарш, – наконец хрипло проговорил он. – Ну и что ты скажешь теперь, Галах?
Гебер, командир двенадцатой пикты, высказывавшийся за то, чтобы захватить верховных жрецов людей, и лично осуществивший это, выступил вперед. Он прямо посмотрел в глаза Всевластного. У него не было иного выхода, кроме как продолжать отстаивать свое мнение и убедить всех в том, что решение не было ошибочным, иначе на его карьере можно ставить крест.
