Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад
— Особенно ярко ситуацию со снабжением, мин херц, показывает положение со снабжением снарядами. Основная масса артиллерийских патронов хранится в разобранном виде на складах. Во время Великого отступления, когда дефицит трехдюймовых патронов на фронте оказался вопиюще очевиден, несобранные патроны пылились невостребованными, ибо не хватало линий по их снаряжению. К началу этого года удалось ввести новые заводы по сборке снарядов, но дефицит оставался. По документам ГАУ (Главного артиллерийского управления, которое ведало и снабжением боеприпасами) несмотря на то, что на Западном и Северном фронтах никаких активных действий не предвиделось, они должны были поучить снарядов каждый даже больше, нежели Южный фронт, который наносил главный удар. В самом управлении на это разводили руками и сообщали, что так всегда делали. Но это, мин херц, только один пример бардака и нераспорядительности наших военных чиновников. А вот то, что продовольствия Западный фронт должен получить вдвое больше остальных фронтов, вместе взятых, потребовало особого внимания.
— Это несмотря на то, что мы отпустили треть солдат Западного и Северного в отпуска? — выпустив клуб дыма из любимой им глиняной трубки (этот экземпляр для регента доставили из запасников Эрмитажа, утверждали, что этот экземпляр курил сам Пётр Великий) уточнил Пётр у своего верного соратника.
— Совершенно, верно, мин херц. При этом ревизия складов Южного фронта показала то, что поступающее для наступления продовольствие весьма низкого качества. Пришлось принимать экстренные меры. Для начала мы поменяли всех ответственных за снабжение Южного фронта.
— Сколько? — представляя, что сейчас услышит, уточнил еще раз Пётр.
— Трибуналы приговорили к повешению шестнадцать человек, из них троим разрешили заменить на расстрел. Помиловать я никого не решился, слишком уж нагло воровали, мин херц. Тридцать два разжалованы и лишены дворянства, отправлены в штрафные роты, воевать, а не отсиживаться в тылу. Еще сорок три человека понижены в званиях и на них наложены штрафы. Так что снабжением всего Южного фронта сейчас ведает человек в звании капитана. Впрочем, всех интендантов менять не стал: сие опасно, пока новые люди во всем разберутся…
— Что еще?
— Понимаешь, мин херц, совсем воровство интендантов прекратить невозможно. Будут все равно красть, ибо такова суть человеческая. — Брюс тяжело вздохнул. — Посему до каждого доведено, кому сколько можно получить в виде неофициального премирования.
— Сколько? — заинтересовался Пётр, который помнил, сколько прилипало к шаловливым ручкам Меншикова.
— Максимум пять процентов, мин херц. Украдут больше — сразу же петля. Без приговора трибунала. А уж ревизоров я выдрессировал. Они у меня из окопников и интендантов ненавидят как класс. Так что и заметят, и сообщат куда следует. Труднее всего на флоте, герр Питер. Там круговая порука, которую так просто не проломить.
— Это уже я понял, ты и не старайся. Флотом займусь лично. Есть кое-какой опыт.
Тут Петр намекал не только на недавние события с бунтом Кронштадта, но и на опыт флотского строительства. Ишь, взяли моду, проигрывать морские сражения одно за другим!
Надо сказать, что регента в докладе генерала Келлера интересовало буквально всё: как сейчас организовано снабжение Южного фронта, что творится на Кавказском фронте и особенно, в Персидской армии (так переименовали кавалерийский корпус, который действовал в этом направлении, усилив его артиллерией и пехотными частями). «Замирение» Персии казалось Петру задачей номер один. Ибо, если Проливы и контроль за ними — это еще тот вопрос, дадут ли за них уцепиться, не начнется ли из-за них новой коалиционной войны, то Северные провинции соседа давно контролируются русскими частями и вопрос состоит только в том, как выйти к морским берегам и крепко стать там, «конно, людно и оружно»[1].
— В общем так. друг мой любезный, — обратился Пётр к Брюсу, когда тот закончил доклад. — контроль за ситуацией со снабжением по-прежнему на тебе.
— Мин херц, хочу попросить тебя уделить одному вопросу немного времени.
— Что именно, говори. Знаю, по ерунде меня не беспокоишь. — Пётр настороженно зыркнул на собеседника.
— Надо бы тебе поговорить с купцами, особливо староверами. Как я и говорил, ситуация с выполнением военных заказов из рук вон плохо. В четырнадцатом именно староверы протолкнули через Думу реквизицию промышленных предприятий, принадлежащих немцам, не только подданным Германской империи, но и нашим, русским немцам. Заодно выгнали управленцев и мастеров из тех же германцев. К своим жадным рукам-то прибрали, а вот рабочих и мастеров не хватает. Военные заказы постоянно срываются. Надо их приструнить. А кому, как не тебе, государь?
Пётр с трудом подавил внезапно вспыхнувший приступ гнева — речь Брюса всколыхнула старые счеты со старообрядцами, которые были самые последовательные и упорные враги его царской власти. Возникло снова желание сносить головы… Которое пришлось в себе давить. Не мог он себе такого сейчас позволить. Жандармы только сейчас заканчивали распутывать клубок заговора думцев, к которому прилепились не только масоны, но и старообрядцы, генералы и дипломаты союзников. И до сего времени, как начнут работать военные трибуналы, трогать промышленников без особых оснований не следовало. Всему свое время.
— Назначу им совещание на ближайший понедельник. Сей день особо тяжелый. Вот, на своей шкуре сие и почувствуют.
Выжатый после разговора с регентом, словно лимон, Брюс вышел в приемную, где никого, кроме дежурного адъютанта Михаила Александровича не было. Жестом Брюс попросил прикурить, полковник Альтман спокойно открыл ящичек с сигарами, который и держали для посетителей, помог гильотинкой убрать кончик оной. Генерал с удовольствием затянулся, вдыхая ароматный дым. При государе как-то было не до курева. Дий Фёдорович стал адъютантом регента весьма странным и случайным образом. После очередного ранения, будучи старшим офицером 7-го гренадерского Самогитского генерал-адъютанта графа Тотлебена полка, подполковник Альтман явился в кадровое отделение Генштаба, где просил направить его в тот же полк. Ему же предлагали возглавить с повышением Московский 8-й гренадерский полк. Случай же состоял в том, что разговор этого офицера с кадровиком слышал регент, непонятно чего в том управлении забывший. Дий Фёдорович Петру показался, и регент сходу предложил ему адъютантскую должность сразу же с повышением в полковники. Так регент обзавелся весьма толковым адъютантом, о храбрости и преданности которого говорили и награды оного[2].
— Скажите, Ваше высокопревосходительство, — обратился Альтман к Келлеру, — я вот слышал, что вы иногда называете Его императорское величество «мин херц», но так, кажется, обращались только к Петру Великому.
И вот тут Брюс почувствовал, что Пётр, как никогда близок к провалу. А если эту странность заметил не только адъютант регента? Надо всё-таки следить за языком получше. А сейчас необходимо как-то выкручиваться, благо, на выдумку Брюс всегда был хорош. Вот и брякнул, почти не делая паузы:
— В один из дней я заметил, что, став регентом, Михаил Александрович знатно так переменился. Мне даже показалось, что в него вселился дух его знаменитого предка, Петра Великого. Вот как-то в шутку и обратился к нему «мин херц», а Михаилу Александровичу шутка сия показалась удачной, я как-то его даже герр Питер обозвал, так за это получил нахлобучку, а вот когда обращаюсь «мин херц», он только улыбается.
Докурив, Брюс быстрым шагом покинул приемную регента, адъютант Альтман сопровождал его легкой улыбкой, а вот самому Брюсу было как-то не до улыбок.
[1] Вообще-то эта фраза на Руси означала требование к дворянам прибыть на военный смотр: на лошадях, с боевыми холопами и запасами продовольствия. Тут Петр использует ее как завуалированный приказ овладеть берегом Персидского залива. А если туда еще и железную дорогу проложить, то необходимость в контроле за Босфором вообще отпадает.
