Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит
А что еще делать-то? Пистолетик я, кончено, показал, да только все втроем решили пока не торопиться — к городу стянуты партизанские части, итальянцы об этом знают и вполне себе представляют, что с ними сделают за расстрел парламентеров.
Вот и задрых Ромео, а мы с Раде остались бодрствовать, и он мне историю нашего узилища и рассказал. Никакая это не тюрьма, а школа «Королева Мария», а что вместо широких окон в бывшем классе только леток в два кирпича шириной под самым потолком, так заложили окна, сразу как стал город Мостар центром великой жупы Хум.
Как и везде, первая волна террора была тут самой страшной. Всем сербам, цыганам и евреям запретили в течении трех дней выходить на улицу под страхом расстрела, и за эти три дня усташи прошли по адресам, арестовали и загнали вот в эту школу. А потом грузовиками вывозили за город, где убивали железными палками. Но справились быстро — город-то наполовину католический, наполовину мусульманский, граница по Неретве, православных от силы процентов пять, иудеев и того меньше. Ну а как первый угар геноцида прошел, взялись серьезно и перестроили школу в тюрьму, ведь родителей убивать важнее, чем детей учить.
Недобрую славу, которая тянулась за зданием, побороли радикально — примерно за год до моего первого появления в Боснии, в девяностых, весь город разнесли, если не в мелкую пыль, то в крупный щебень. Не пожалели даже Старый мост, которому без малого полтысячи лет.
Разбередил душе Раде, прогнал сон. Все мерещилась мне в темных углах кровь, слышались стоны убитых и витал запах смерти. Все вспоминал свою эпопею, все эти кутузки и кладбища, вспоминал и впадал в грех уныния. Партизаны итальянцам веселую жизнь устроят без вопросов, только мы этого, скорее всего, не увидим. Шкуру свою я продам подороже, но выбраться отсюда без внешней помощи вряд ли, часовые вокруг, и город незнакомый. Ну и ладно, зато дергающая боль внизу живота совсем перестанет донимать.
Но по гамбургскому счету, за два года немало крови фашикам и нацикам попортил, дрался честно, от боя не бегал. Милость к падшим призывал — не давал пленных расстреливать, на мозги коммунистам капал, что лучше договариваться… Может, после меня все чуточку гуманней будет.
Ба-бах!
Я аж подпрыгнул, а печаль мою унесла неожиданная стрельба в городе. Серьезная такая, не патруль с перепугу раз или два пальнул, а прямо-таки настоящий бой. Подскочивший Раде сразу определил на слух:
— Не меньше роты. О, пулеметы… от нас «бреда» и «ревелли»… с той стороны «шарацы» немецкие… Ну-ка, Владо, подсади.
Я подставил сцепленные в замок руки, Раде поднялся, уцепился за прутья и сколько мог, всунул голову в щель, оставшуюся от окна.
Громыхнул взрыв, за ним второй, тут уж проснулся Ромео и подхватил вторую ногу Раде, а то я уставать стал.
— Бой у мостов, похоже, итальянцы с немцами, — комментировал сверху Хамович.
— Откуда тут немцы?
— На мусульманской стороне рота стояла, и вокруг несколько, рудники охраняли.
— Ромео, кликни часового, может, он чего знает?
Но часовой, молодой уроженец Апулии, сам мало чего понимал и только повторял Silenzio! и Calma!, требуя от нас сидеть потише. Но стрельба все приближалась и вскоре уже Ромео уговаривал его успокоится. А еще лучше — открыть камеру и выпустить нас, и почти уболтал, но бой прекратился так же быстро, как начался. Выстрелы стихли, доносились только топот солдат, крики офицеров и пару раз проехал, завывая мотором, грузовик.
Освободил нас Костантино во главе изрядно потрепанного, но не побежденного взвода. Весьма импозантный князь ди Поджи-Суазо с дубовой полированной палкой, рукой на белоснежной перевязи и улыбкой в тридцать два зуба, широким жестом пригласил нас на выход:
— Вы свободны, синьоры!
— Что происходит, Костантино?
— Все в порядке, — еще шире улыбнулся лейтенант.
И произнес так, будто только что лично победил Наполеона при Ватерлоо:
— Ночью немцы попытались захватить штаб дивизии, но мы дали отпор и разгромили их! Генерал Куарре приносит свои извинения и просит вас вернутся к переговорам.
Ну, мы только плечами пожали — итальянцы, чего с них взять и уже через полчаса, приведя себя в порядок, восседали за тем же столом в штабе.
— Почему такая резкая перемена позиции, генерал? — начал с главного Ромео.
Генерал вскинул голову, дернул ноздрями, но… промолчал. За него ответил полковник:
— Немцы атаковали не только в Мостаре, столкновения идут по всей линии в Хорватии, в Албании, в Греции, на островах. Большинством голосов офицеры дивизии высказались за принятие вашего предложения.
— А куда делись те, кто был против?
— Некоторые, в основном чернорубашечники, перешли на сторону немцев. Часть их погибла в бою, остальные отступили с остатками немцев на бокситовые рудники. Еще ряд офицеров под впечатлением от последних новостей переменили свое мнение.
— А какова позиция штаба 2-й армии?
Полковник посмотрел на генерала, дождался разрешающего кивка и ответил:
— Довольно противоречиво, но в целом предписано сопротивляться при попытках разоружения со стороны немцев.
— Тогда предлагаю перейти к обсуждению процедуры.
— Не так быстро, молодые люди, — заставил нас вздрогнуть скрежещущий голос генерала. — Нам нужны гарантии.
— Какие именно?
— Например, присутствие английских офицеров.
— Мы, разумеется, уведомим британскую миссию. Но они появятся здесь не ранее, чем через два дня, — мгновенно просчитал Раде. — Вы уверены, что за это время сюда не подойдут германские части из Сараево?
Полковник слегка отвернулся от генерала и позволил себе саркастически улыбнуться краешком рта и в тот же миг в дверях возник радист:
— Эччеленца, срочное сообщение из Афин! Дивизия «Пинероло» перешла на сторону партизан ЭЛАС!
— Ну вот, генерал, вы уже не первый.
Со скрипом договорились уведомить британскую миссию, сохранить личное оружие офицерам и эвакуировать всех желающих на освобожденные территории. После полудня в город вошли первые колонны Герцеговинской дивизии для приема оружия и боеприпасов.
— Выглядит как настоящая армия! — сделал комплимент Костантино.
Да, если сравнивать с 1941 годом — небо и земля. Еще попадались городские пиджаки или крестьянские гуни, но большинство уже носило военные френчи и гимнастерки, портупеи, ранцы и прочее снаряжение. Разве что с обувью все так и осталось — дикая мешанина ботинок, опанаков и сапог.
И оружие, вернее, его количество. Не редкость, когда у партизана, помимо винтовки или пулемета еще и пистолет, и пара гранат на поясе. И у всех на пилотках и фесках — красные звездочки. И носили их не для того, чтобы от четников отличаться (да и где они сейчас, те четники?), а с гордостью, как знак принадлежности к большому делу.
— Удивительно, Владо, насколько вы оказались правы! — заметил, разглядывая бойцов Костантино. — И переворот, и реакция немцев, и англо-американцы на Сицилии… И даже летнее наступление Вермахта на востоке.
— Ничего особенного, просто логика развития событий. Кстати, какие новости из России?
— Немцы начали отвод под Курском, русские развивают преследование.
Вот и славно.
Раде Хамович первым делом организовал разгрузку складов, а Ромео за несколько часов между окончанием переговоров и появлением в городе партизан, написал текст листовки, нашел типографию и успел напечатать тираж. Один бы он не справился, но помог и подпольный комитет, и в дивизии нашлось несколько десятков бывших и настоящих коммунистов, связь с которыми установили заранее. И теперь они направляли своих сослуживцев на привокзальную площадь, где рядами стояли грузовики — в одни стаскивали оружие, в другие садились пожелавшие эвакуироваться, но всем в руки выдавали листовку с разъяснением, что происходит, за что воюет НОАЮ, почему немцы враги Италии…
Не сказать, что результаты были умопомрачительными, но примерно тысяча человек присоединилась к партизанам, а уж сколько вывезли оружия и боеприпасов люди Хамовича, и не сосчитать. Во всяком случае, примчавшийся через день майор Стюарт ходил с кислой рожей и сетовал, что все организовано неправильно. С английской точки зрения, разумеется — ну никак нельзя сдаваться коммунистам и тем более передавать им оружие! И если в Хорватии, Боснии, Герцеговине, Черногории, где четники как организованная сила закончились, кроме НОАЮ разоружать больше и некому, то вот в Греции джентльмены успели внести неразберихи. Британская миссия потребовала у итальянцев сдаваться только силам некоммунистической ЭДЕС. Только у левых было в пять-шесть раз больше и людей, и территории, во многих районах итальянцы, может, и хотели бы сдаться ЭДЕС, да только вокруг сплошь коммунисты. Навели бардака, в общем, и если бы не усилия Верховного штаба по координации, то хрен бы там чего толкового получилось.
