Сторан - Роман Галкин
– Я ничего не понимаю, – признался окончательно сбитый с толку марык.
– Я тоже секунду назад ничего не понимал. Просто не мог представить, что семеро могут разделиться.
– Как разделиться? – теперь уже коротышка сбил меня с мысли очередным вопросом.
– Но ты же сам только что рассказывал, что вы разделены из-за каких– то древних распрей, – пришла моя очередь высказывать недоумение.
– Семеро не могут разделиться, ибо составляют единое целое, на котором держится мироустройство, – окончательно запутал меня гость, на лице которого отображалось крайнее непонимание, выразившееся в следующем вопросе: – Ты кто?
– Восьмой, – произнес я скромно, как бы даже извиняясь.
Леег. Торжище
За разговорами незаметно преодолели остаток пути.
Русло Гута свернуло к югу от дороги. Лес вскоре расступился, и мы оказались на берегу широкой реки, до противоположного берега которой не менее километра. Течение медленное, практически незаметное у берега. Вода, в отличие от Гута, мутновато-желтая.
На противоположном берегу ниже по течению видна пристань. У нее застыли на спокойной воде пара небольших суденышек – не более десятка метров в длину и трех в ширину. Выше пристани за редкими деревцами желтели кожурой зуха жилища местных сторов.
– Это и есть торжище? – поинтересовался я у Гоата.
– Нет. Торжище за этим холмом, – толстяк указал на поднимающуюся в гору дорогу. – А то селение рыбаков. Если удастся хорошо сбыть товар, то, возможно, найму кого-нибудь из них, чтобы отвезли на юг. Вот только как-то странно пусто в этот раз на дороге. И Лаба пуста.
– Мы тоже об этом говорили, – кивнул Скарос. – Вы единственные, кого мы встретили.
– Может, это и хорошо, сделал я предположение. – Меньше продавцов – меньше конкуренция.
– Не будет продавцов – не будет и покупателей, – озабоченно ответил торговец.
Однако, вопреки опасениям, открывшаяся с вершины холма обширная площадь оказалась довольно многолюдной.
Торжище напомнило рынки Российских городов времен лихих девяностых. Неровные ряды торговцев. На разостланных по земле шкурах навалом лежит различный товар. Продавцу порою приходится подолгу рыться в собственном товаре, чтобы найти нужную покупателю вещь. Расплачиваются не всегда на месте, иногда покупатель предлагает в обмен что-либо из своего ассортимента, и они идут к его торговому месту.
Но все эти подробности я рассмотрел немного позднее. Сейчас увидел лишь площадь с неровными рядами торговцев. Рядом с площадью невероятное сооружение из нескольких плодов зуха соединенных меж собой каменной кладкой, которое оказалось местным постоялым двором. Все это огораживал высокий плетень, замыкавшийся на пристани, у которой стояли не менее десятка суденышек подобных тем, что я видел у противоположного берега. Снаружи плетня, словно пограничная полоса шириною шагов в пять, алели кустики плима.
Наше прибытие, как я и ожидал, вызвало всеобщее любопытство. Как только Мизгирь вкатил повозку в южные ворота и по рядам прокатилась волна известия о ручном стахе, торг сразу забросили, а нас окружили плотным кольцом, не давая продвинуться к постоялому двору.
Хорошо еще часть любопытных отвлекли на себя ткачи. Они с видом бывалых стаховодов объясняли особенности приручения летунов каждый своей части публики. И, судя по их удовлетворенным лицам, подобное внимание им очень даже льстило.
Да и мои односельчане тоже не особо смущались. Боат вон как руками размахивает, изображая какую-то пантомиму. Не иначе рассказывает, как я прыгнул сверху на летуна, срубая на лету направленный в грудь шип. А может, уже и не я, а он прыгнул? Хотя нет, судя по тому, как уважительно посматривали на меня его слушатели, прыгнул все еще я. Надо отдать должное моему говорливому приятелю – в своих рассказах про ту охоту он ухитрился ни разу не дойти до повествования о том, как метко я плюнул в летуна липкой нитью, прежде чем прыгнуть сверху.
Больше моего смущен вниманием, оказался только сам главный виновник этого внимания. Никогда раньше Мизгирь не видел столь много сторов. А тут еще наверняка ощущал своим звериным чутьем направленное на него внимание. Он сперва жалобно сигналил всеми доступными способами, умоляя скорее увести его от этого беспокойного места. Потом поджал хвост и, погасив глаза, опустился на землю, подогнув под брюхо ноги.
Я переживаний питомца не видел, стоя к нему спиной и отвечая на очередной вопрос, и обернулся, лишь отреагировав на возглас одного из сторов:
– Летун-то никак издох?
Увидев потухшие глаза Мизгиря, испугался не на шутку. Присев рядом, и положив ладони на панцирь, слегка потряс питомца.
– Эй, Мизгирь, что с тобой? Очнись!
По короне глаз пробежал оранжевый огонек. Летун пискнул, и, развернув хобот, положил его мне на колени.
– Ты чего это пугаешь меня, а? – облегченно выдохнув, я погладил панцирь. – Поднимайся на ноги, хватит притворяться.
– Может, все-таки дадите нам пройти, а сами займетесь тем, ради чего прибыли на торжище? – не скрывая раздражения, я громко обратился к столпившимся сторам. – Или так и будете торчать здесь, словно неразумные детеныши чика?
На несколько секунд воцарилась тишина. Сквозившие крайним удивлением взгляды скрестились на мне. Здоровенный красномордый стор, ехидно прищурившись, вопросил:
– По какому праву не прошедший Выбор Пути юнец указывает уважаемым сторам? Или, случайно поймав это трусливое подобие молодого стаха, ты решил самостоятельно присвоить такое право? – громила ткнул толстым пальцем мне в грудь, и я только теперь обратил внимание на то, что вместо его верхней правой руки торчал лишь короткий обрубок, затянутый морщинистой от шрамов кожей.
– По праву, озвученному Жрецами Священного Острова! – выкрикнул я первое, что пришло в голову. – По Праву Избранного Создателями.
Начавшиеся было смешки смолкли, и вновь наступила тишина.
Вот и зачем я ляпнул про свою богоизбранность? Теперь, в лучшем случае, окружающие помрут от хохота. В худшем, потребуют доказательств. И что смогу предъявить? Байку про две семечки зуха? Эх, как же мне не хватало возможностей некогда вселившейся в меня сущности. Впрочем, я ныне сам являлся вселившейся сущностью, только с весьма сомнительными возможностями.
– Ты избран Создателями? – снова первым нарушил тишину красномордый, и его физиономия начала расплываться в ехидной ухмылке. – И кто может это подтвердить?
– Я, – встал рядом со мной Боат.
– Я, – присоединился Ваал.
– Я, – выступил вперед Роам.
Ухмылка сползла с лица стора. Теперь на нем читалось раздражение.
– Гоат, – повернулся он к нашему нанимателю. – В какой луже ты выловил таких наглых личинок примов?
– Они говорят правду, Тарам, – развел руками лавочник. – Я хоть и не слышал лично заявление жрецов, но много раз успел убедиться
