Егерь: назад в СССР 2 (СИ) - Рудин Алекс

— Лопаты в сарае? — спросил отец.

— А где им быть? Там и стоят. И вёдра там же. Только картошку сразу в погреб не таскайте — рассыпьте на дорожке, пусть обсохнет.

— Да знаем, — рассмеялся отец. — Не в первый раз картошку видим.

Из сарая за домом мы достали два ведра и две лопаты. А картошка — вот она, здесь же. Соток восемь, не меньше, отведено под длинные картофельные борозды.

— Ну, что? — спросил отец. — Мы с Андрюхой на лопатах, а Серёга собирает? Пойдём две борозды сразу — кто скорее.

— А давай я на лопате? — предложил Серёжка. — Я, знаешь, как натренировался!

— Отца родного обогнать хочешь? Ну, давай! Поглядим — чему тебя археологи научили!

Копали они лихо. Отец втыкал лопату размеренно, поддевал картофельное гнездо и одним движением выворачивал на поверхность. Серёжка немного спешил, стараясь не отставать.

Я, присев на корточки, наполнял клубнями сразу два ведра, бегом относил их к дому и рассыпал на тропинке. Там картошка подсохнет, и после обеда её можно будет убирать в подвал.

— Крупная уродилась, — довольно улыбался отец. — Ты погляди, Андрюха! В два кулака, не меньше! Серёга, чёрт тебя дери! Не режь картошку штыком. Бери дальше от куста!

— Я и беру дальше, — огрызался Серёжка. — А её тут столько, что не выворотить.

— Потому, что навоз по весне положили в борозды, не поленились, — кивнул отец. — И дожди хорошие были, когда цвела. Мешков тридцать накопаем? Как думаешь, Андрюха?

— Накопаем, — согласился я. — А на Серёжку не ругайся. Резаную и мелкую я себе заберу — мне собак надо кормить.

До конца делянки отец и Серёжка дошли вместе, и сразу же повернули обратно. Вот что азарт с людьми делает.

— Покури, батя! — сказал я. — Завтра спину не разогнёшь. Куда вы разогнались?

— Поучи меня ещё! Половину выкопаем — тогда и перекурим. А до обеда закончить надо. Я ещё баню хочу натопить, раз уж выбрался в деревню.

Я таскал и таскал тяжёлые вёдра, а на душе было легко. К обеду, или нет — но за день-то мы точно втроём управимся! Потому что вместе. А вместе любые дела делаются легче.

И вдруг, высыпая очередное ведро, ощутил внутри острую ноющую тоску.

Мы не вместе. И раскрасневшийся от работы отец, и повеселевший Серёжка, и Катя, и Трифон… Все они живут здесь и сейчас.

И только я один знаю, что будет дальше.

— Чего ты там застыл, Андрюха? — весело окликнул меня Серёжка. — Устал, что ли? А ещё старший называется!

— Александр Сергеевич, можно?

Дверь кабинета приоткрылась, и в неё просунулась давно не стриженая голова с падающими на лоб сивыми прядями. Из-под прядей хитро поблёскивали глаза.

Тимофеев нехотя оторвался от заполнения отчёта по использованным путёвкам.

— Э-э-э… Иван Николаевич! Извините, но у меня сейчас не приёмные часы. Работы навалом.

На лице Ивана Николаевича промелькнуло недовольное выражение.

— Из самого Репино ехал, — пробормотал он. — Что ж мне теперь — обратно? Я ведь по делу, не просто так.

Александр Сергеевич вздохнул.

— Ну, проходите, присаживайтесь. Что у вас за дело? Только покороче, пожалуйста.

Иван Николаевич Болотников проскользнул внутрь, плотно прикрыв за собой дверь. В руках у него была матерчатая сумка, которую он держал, прижимая к коленям.

Болотников оглядел кабинет.

— Хоромы у вас! Богато!

В его голосе Тимофееву послышалась странная зависть.

— Что вы хотели, Иван Николаевич? — строго спросил Тимофеев.

— Чайку не нальёте? — Болотников мигом сменил тон на просительный. — Прошу прощения. От самого Репино ехал. Да пока электричку ждал…А на вокзале чаёк столько стоит — ого-го! Гребут денежки с трудового народа!

Тимофеев поставил на стол чашку, налил в неё заварку и разбавил кипятком из горячего чайника. Он тоже хотел выпить чаю, но не успел. И всё-таки, поставил на стол только одну чашку.

— Индийский! — довольно причмокнул Болотников. — Извиняюсь, а конфетки нет? Или хоть сахара? Не могу без сладкого пить — горчит сильно.

Тимофеев снова вздохнул и достал из верхнего ящика стола кулёк с «Барбарисом».

— Только карамель.

— А и карамель сгодится, если шоколадных нет, — угодливо улыбнулся Болотников.

Он быстро схватил конфету, ловко развернул прилипший фантик и бросил карамель в рот.

— Кисленько, хорошо!

— Так что вы хотели?

Тимофеев спрашивал уже нетерпеливо, постукивая носком ботинка по полу.

Болотников, держа кружку двумя руками, сделал торопливый глоток, снова причмокнул и сказал:

— Так я на счёт собачек приехал.

— Насчёт каких собачек? — не понял Тимофеев.

— Не помните? Как же! У егеря Жмыхина собачки-то остались. Там их ваш стажёр кормит. Уж кормит, или нет — не знаю. Померли, поди, собачки с голоду давно!

В голосе Ивана Николаевича слышалась искренняя печаль.

— Да почему «померли»? — раздражённо спросил Тимофеев. — С чего вы взяли? Мы Синицына на постоянную работу оформили. Теперь ему собаки и самому пригодятся, наверное.

— На постоянную? — недоверчиво протянул Болотников. — Такого молодого? Неужели посолиднее никого не нашлось? Ну, да это ваше дело.

Болотников сказал это так, что сразу стало ясно — решение Тимофеева он не одобряет.

— А про собачек это вы зря говорите, Александр Сергеевич! Ваш Синицын ещё тогда сказал, что собаки ему не нужны. Да и справится ли он с ними? Помните, как они у него в лес убежали, так он их обратно дозваться не мог. А у меня собачки в порядке будут. Мне они для дела нужны.

— Ну, я не знаю, — в сомнении поморщился Тимофеев.

Он, и вправду, больше не говорил с Синицыным насчёт собак. А ведь егерь, действительно, просил его найти псам нового хозяина. Правда, было это два месяца тому назад.

— Ладно! Я созвонюсь с Синицыным и спрошу у него. Если собаки ему по-прежнему не нужны — тогда передадим их вам. Это всё?

— Александр Сергеевич, а нельзя ли прямо сейчас позвонить? Ведь я из самого Репино ехал! Путь неблизкий…

— Да где же я вам его сейчас найду? Он, наверняка, в угодьях. Позже позвоню председателю, потом Андрей Иванович мне перезвонит. Что за спешка, в конце концов?

— Андрей Иванович! — неодобрительно сказал Болотников. — Молод ещё! Зря вы подчинённых-то балуете! Сядут на шею. Ну, позвоните сейчас! Что вам стоит? А я вам вот!

Болотников привстал со стула и полез в лежавшую у него на коленях сумку.

— Что там у вас? — недоверчиво спросил Тимофеев.

— Сейчас-сейчас! Размер-то я ваш не знаю. На глазок шил. Но у меня глаз намётанный — должна подойти! Ну-ка, примерьте!

Болотников достал из сумки чёрно-белую меховую ушанку.

— Настоящая, не подделка! Уши откинете — и так тепло будет! В любой мороз носить можно.

— Что это? Что это за мех? — пристально глядя на шапку, спросил Тимофеев. — Это… собака, что ли?

— Хороший мех, не сомневайтесь! Теплее бобра будет! А уж красивая до чего — глядите! Двадцать пять рубликов всего!

Болотников крутанул шапку на руке.

— Ну, договорились? Я вам шапку по хорошей цене, а вы насчёт собачек похлопочете. А если надо — я и супруге вашей сшить могу…

— Вон! — громко и отчётливо сказал Тимофеев.

— Что так?

Лицо Ивана Николаевича обиженно вытянулось.

— Нехорошо начальству так с людьми разговаривать. Я ведь из самого Репино ехал, потратился…

Тимофеев под столом сжал кулаки так, что ногти впились в кожу.

— Будьте любезны! Немедленно покиньте мой кабинет! — краснея, произнёс он. — И больше здесь не появляйтесь!

Болотников встал, с грохотом отодвинув стул, и принялся неуклюже засовывать шапку в сумку.

— Я взносы плачу, — бормотал он. — Я охотник, и имею право! Что значит: «не появляйтесь»?

Но Александр Тимофеевич уже взял себя в руки. Он молча смотрел, как Болотников вышел из кабинета. Потом поднялся и плотно закрыл дверь.

Глава 24

— Ближе мы ни на чём не подъедем, — сказал я, осторожно заводя лодку в устье Песенки.