Нечаянный тамплиер. Книга 2 - Августин Ангелов
Двое дюжих сержантов привели опасного пленника закованным в кандалы. Он медленно шел, звеня тяжелыми цепями на ногах. С такими далеко не убежать, тем более, что и руки пленнику тоже не забыли сковать. На вид этот молодой парень не выглядел опасным. Обычный местный житель Леванта, загорелый и темноволосый. Но, его черные глаза смотрели дерзко и с вызовом.
Грегор Рокбюрн не знал местный язык и собирался позвать Мансура, но брат Иннокентий вполне справлялся с миссией переводчика. К тому же, он сумел разговорить пленника, который поначалу не выказывал никакого желания общаться. Но, как только монах извлек из-под рясы свой волшебный серебряный крест и направил на ассасина, шепча какие-то молитвы, тот заговорил против собственной воли. И рассказ его оказался интересным. Убийца говорил, а монах сам и вел допрос, и переводил сказанное Григорию.
— Я Салах Селим, убийца, один из братства неназываемых. Вы же, христиане, зовете нас ассасинами. Я с детства проходил обучение в одной из крепостей нашего ордена, которая ныне разгромлена ордой. И там меня научили науке убийства. Признаюсь, что убивал уже много раз. Но не жалею об этом. Мы не ограничиваем себя ни моралью, ни законом, ни честью. Для достижения цели нам все позволено. И мы находимся выше любых законов и человеческих понятий, потому что мы исполняем закон высший. Закон смерти.
Наше братство действует в тенях. Мы незримо приходим к тем, кто опасен, к тем, кто способен поворачивать направление развития мира, к тем, кто обладает властью. И нет препятствий для нас, потому что все мы — наследники величайшего мудреца, Старца Горы, который и есть истинный Имам. И любой из нас, кто погибнет за его правое дело, попадает в рай. Я же буду проклят, ибо не сумел выполнить порученное задание.
Я оказался жалок и ничтожен, потому что даже не смог покончить с собой, как это предписано нашим братством на крайний случай. И я должен был молчать даже под пытками, но теперь, как видишь, опустился до разговора, потому что не могу противостоять твоему колдовству, старик. И это обстоятельство ломает мою волю и парализует ее. Твой взгляд сквозь этот крест, который не крест, а какой-то предмет той древней силы, что давно ушла из мира, сжигает мой мозг изнутри, и скоро он вскипит. Как видишь, я оказался не способен перетерпеть боль, оказался слабаком, всего лишь тряпкой, из которой можно вить веревки. Ты сломал меня, старый колдун. Так что можешь спрашивать все, что пожелаешь. Только поскорее, а то боюсь сойти с ума от той боли внутри головы, которую ты причиняешь мне.
— Кого ты собирался убить в этом маноре, Салах Селим? — спросил монах, по-прежнему держа перед собой свой массивный крест-артефакт и направляя его перекрестие точно в середину головы ассасина, прищурив, при этом, один глаз. Выглядело все так, словно бы брат Иннокентий целился во врага сквозь перекрестье прицела.
— Грегора Рокбюрна, — последовал ответ.
— Почему именно его? — продолжал допрос Иннокентий.
— Мы убиваем тех, чья жизнь имеет особый смысл и образует новые ветви событий. Эти люди обладают особенной силой изменять мир вокруг себя. Им самим и тем, кто находится с ними рядом, сопутствует удача. Их поддерживают и направляют высшие силы, и люди охотно воспринимают их начинания, верят и надеются на них. Потому они очень опасны. Я думаю, что и вот этот, которого мне поручили убить, из таких людей, — проговорил пленник.
— Думаешь, или точно знаешь? — уточнил старик.
— Точно не знаю. Потому что мы, исполнители, не должны ничего знать о том, почему и кто вынес решение убить того или иного человека. Но те, кто направляют нас, просто так не принимают решений, — проговорил убийца.
— И кто же направляет вас? — продолжал спрашивать монах.
— Неназываемые. Мы не знаем их имен, а лица их всегда скрыты повязками. Они сами находят нас и говорят пароль, а потом называют имя того, кого следует убить. И мы, исполнители, пускаемся по следу и идем по нему до тех пор, пока не находим своего клиента. А заколоть кинжалом, кинуть дротик, подсыпать яд в пищу, либо пустить точную стрелу с безопасного расстояния, выбираем по обстоятельствам, — поведал Салах Селим.
— И как же ты проник в манор? — поинтересовался Иннокентий.
— Это было не трудно. Мы умеем проникать незаметно и скрываться даже у всех на виду, избегая излишнего внимания. Нас учат искусству прокрадываться незаметно и притворяться убедительно, мы способны прикидываться кем угодно. Каждый из нас должен казаться неопасным и незапоминающимся. Столкнувшись с нами в толпе, обычный человек не должен обращать внимания на любого из нас до самого последнего момента, когда удар будет нанесен. На этот раз мы с напарником притворялись садовниками, — сказал пленный убийца.
— Кто твой напарник и куда он мог сбежать, чтобы затаиться? — спросил монах.
— Я знаю о нем лишь то, что ему поручено такое же задание, как и мне. Но, имени не ведаю, как и не знаю, где он может скрываться. А он не знает моего имени. Нам неизвестно ничего о наших случайных напарниках, а имен мы друг другу никогда не называем, только пароли. Меня вы поймали, но он скрылся от вас и затаился где-то в городе. И это означает, что нападение повторится.
Больше сказать пленник ничего не мог, потому что его внезапно скрутила падучая. Как потом объяснил брат Иннокентий, приступ эпилепсии был вызван воздействием незримой силы древнего креста, тайная мощь которого, направляемая монахом, заставляла убийцу говорить правду вопреки собственной воле. И неожиданный припадок явился следствием побочного эффекта, когда разум парня не выдержал того, что его язык выбалтывает секреты сам собой.
Когда сержанты забрали ассасина обратно в камеру, Иннокентий сказал:
— Не хочу пугать тебя, но ассасины не действуют по собственному желанию. Их посылают убивать по указанию тех, кто стоит высоко над простыми убийцами, занимая значительное положение в их темном братстве. А это значит, брат Грегор, что за тобой началась охота. Ибо
