Миллионщик - Подшивалов Анатолий Анатольевич
17 декабря 1892 г. Москва
Машенька заждалась меня, я тоже соскучился, и два дня мы просто не вылезали из постели, я велел не беспокоить нас, даже если спалят завод. За два дня до моего отъезда царь поздравил меня тайным советником, вручив соответствующую бумагу, где было написано «за многия услуги, нашему престолу оказанные», а на словах император сказал, что чин дан за спасение жизни государя и направление лечения великого князя (Георгий прислал письмо, где написал, что чувствует себя лучше, много гуляет, благо позволяет погода. Письмо прогладили утюгом с обеих сторон и лишь тогда прочитали вслух). В Москву я заехал на три дня, повидаться с женой, а потом поеду дальше, в Ливадию. Встречу с Георгием Рождество, а потом вернусь в Петербург, забрав Машу, так как мы приглашены на Новогодний бал в Зимнем. Узнав про приглашение, Маша начала думать, в чем же она там будет, прошлое платье надевать нельзя, времени сшить новое – в обрез, так что надо что-то выбрать из существующего гардероба. С помощью Аглаи она что-то там выбирала, прибегала повертеться передо мной, потом уже я расстегивал крючочки и пуговки, и этот стриптиз продолжался раз пять. Наконец, решение было принято и решено было дополнить платье палантином из чернобурки, за которой Маша с Аглаей и поехали. Вернулись с двумя, второе в качестве подарка на Рождество предназначалось Аглае. Нехилый подарочек почти за пятьсот рублей, ну да ладно, не в деньгах счастье. Дороговизна меха объяснялась и тем, что в данном палантине были использованы только горлышки чернобурок – самая красивая часть шкурки и сшито мастерски – вообще не поймешь, что за мех – прямо «шанхайские барсы» какие-то.
Рассказал Маше о том, что Хакима выписали, он теперь живет на Екатерининском во флигеле, что над каретным сараем, там тоже все отремонтировали. Он принял крещение под именем Христофора, крестил его батюшка в церкви при Академии. Святой Христофор вроде тоже страшен ликом был и грозен (некоторые иконописцы его вовсе с песьей головой изображают), а Хаким воин, и лицо его было изуродовано, вот батюшка, порывшись в святцах на ближнюю дату, и выбрал подходящее имя, а Хакиму понравилось, что оно немного похоже на старое, хотя бы начинается так же. Так что он теперь Христофор Александрович Ибрагимов. Крестным отцом был доктор Синицын, оказывается, он тоже Александр, и Хаким так подгадал, чтобы и имя хозяина тоже было записано. Паспорт с подданством ему еще раньше ему генерал Образцов обещал за выполнение с секретного поручения – доставку в Штаб документов. Выяснилось, что Хаким собирается жениться на девушке, которая ухаживала за ним, санитарке из хирургического отделения, Малаше. Вот закончится рождественский пост и святки, когда не венчают, тогда и поженятся, а мы с Машей посажеными отцом и матерью будем.
Из Купавны передали сотню «перьев непрерывного письма» в дереве под карандаш и четыре десятка заправленных стержней. Заказал в ювелирной мастерской десять штук корпусов из серебра с золотой насечкой и таким же колпачком, диаметром под мужскую руку и десять диаметром поменьше – под женскую и детскую. Ювелир сделал эскиз, вроде должно получиться красиво, с золотым растительным орнаментом, который не дает пальцам проскальзывать по корпусу, если рука вспотеет. Первую ручку сделает до моего отъезда в Ливадию – будет подарок Георгию, а через пять дней будет готов основной заказ. За все про все – двести пятьдесят рублей и заказ доставят на Рогожскую. Для Мишкина заказал в переплетной мастерской набор деталей для склейки модели сначала планера, а потом и самолета (если снять груз в передней части и установить резиномотор. По поводу резины попросил мастера найти хоть резинки от трусов (которых здесь нет, все носят кальсоны на завязках, но все же есть всякие подтяжки и дамские штучки, из чего можно надергать нитей – в общем, свяжется с белошвейками – помогут), но прочные, в виде нитей, из которых сделать жгут. Нити должны скручиваться много раз и не рваться.
Дополнительно надо сделать проволочный крючок в деревянной трубке, конец проволоки загнуть в виде ручки, чтобы было удобно закручивать винт, к которому прикреплена резинка. Чертеж винта тоже приложил. Вроде бы мастер понял, что к чему. Нервюры и лонжероны будут из тоненьких реечек, бальсы[113], к сожалению, не было, но еловые должны сойти – посмотрел по весу, вроде проходит, сверху – калька. Мастер склеит крыло по чертежу, а потом еще и ремкомплект будет в таком же объеме. То же с хвостовым оперением – калька, покрытая лаком. Тоже обещал сделать к Рождеству и прислать на мой адрес. Заплатил за удовольствие четвертной, по-моему, переплатил, судя по довольной физиономии мастера, ему за такие деньги месяц корячиться с переплетным прессом и ножом, а тут – детскую игрушку сделать.
Дальше я разбирал бумаги и письма, которых накопилось изрядно. От доктора Шмидта пришло подробное письмо о результатах переговоров с «Фарбениндустри» по поводу изобретений Вознесенского. Естественно, они не видят никакого вреда, который они мне нанесли, знать не знали, ведать не ведали, что Петр Вознесенский нарушил условия контракта. Но вот то, что Петр уехал, не расторгнув контракта (а кто бы его тогда отпустил), юристы «Фарбениндустри» как-то упустили, как и то, что он – русский подданный. То есть формально он продолжает у меня работать, а вовсе не на «Фарбениндустри», а по контракту все, что Петр сделает во время работы, принадлежит компании «Степанов».
Поэтому Шмидт предлагает инициировать иск в России, в Москве или Петербурге и вернуть права на синтетический хинин, а Петю припугнуть каторгой за продажу иностранцам стратегического изобретения и бегства за границу. Вряд ли кайзер захочет лично вступаться за него, а мне достаточно лишь намекнуть государю, что такое изобретение сулит, и отдать права на него Империи, вот тогда вся российская юстиция будет на моей стороне. Даже если Петя отписал немцам права на патент, то можно признать такое действие ничтожным, так как писать подобное у него прав не было.
Написал на княжеском бланке письмо по-немецки о том, что нарушил русский подданный Петр Вознесенский, ныне сотрудник компании «Фарбениндустри», не имеющей никаких прав на то, что русский подданный Воскресенский сделает, находясь у меня на службе (а он там продолжает оставаться, так как никто его не уволил), и что в таком тоне я, князь, тайный советник и орденов российских, французских, датских, итальянских и греческих кавалер, не позволю с собой разговаривать и предлагаю в последний раз мировую, иначе последствия для «Фарбениндустри» могут быть катастрофическими, начиная от наказания за укрывательство беглого российского подданного до присвоения чужой патентной собственности, приложил княжескую печать. А то немчики думают, что они с купцом-фабрикантом разговаривают, да их же кайзер на них прикрикнет, лишь бы из-за пустяка с Россией не ссориться накануне большой африканской кампании. Все же отослал письмо сначала Шмидту, пусть посмотрит с юридической точки зрения, не перегибаю ли палку, а потом перешлет немцам.
Сообщил Шмидту, что Виккерсы все выплатили, так что куда перевести его гонорар и в какой валюте: в швейцарских франках или в английских фунтах?
Был рад получить письмо от Ивана и второе, от его хозяина. Сначала прочитал письмо крепкого мужика-старообрядца, у которого жил Иван. Письмо было написано корявым почерком, с ошибками и кляксами, видно, что человек больше с плугом и косой управляется, чем с перышком. Тем не менее можно было разобрать, что Иваном он доволен, тот год не пил ничего крепче воды, Женился, обзавелся хозяйством и теперь хозяйствует сам и с прибылью.
Потом прочитал письмо от Ивана, он поздравлял с Рождеством и написал, что его жена уже на сносях, ждет первенца. Хозяйство у него справное – поставил маслобойку и два прасола привозят ему молоко из соседних сел, так что бьет масло и в бочонках отправляет по чугунке в город, где у него несколько знакомых владельцев молочных лавок, в большинстве своем – старообрядцы. Горожане уважают их за честность и чистоту и за то, что товар всегда качественный. Творог возить не удается – портится в дороге, а вот сыродельню он хочет наладить, для чего выписал из города швейцарского немца, разбирающегося в этом деле[114]. Брат написал, не знаю ли я, что с маменькой, где она и как ей живется? Я решил, что завтра отправлю Ивану 20 тысяч на развитие молочного бизнеса и попробую навести в Варшаве справки о Марии Владиславовне Ловитской-Степановой.
