Князь Федор. Куликовская сеча (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
— Стена щитов! Не спешим! Сулицы приготовить — но без команды не бить!
Я шагаю во втором ряду своих ратников, компактной группой следующей чуть впереди повольников. Елецкие дружинники заученно изобразили римскую «черепаху», подняв над головами павезы и рондаши так, чтобы не было прорех (или осталось по минимуму), одновременно сцепив их по фронту. Повольники, также изучившие оборонительную формацию, уже без особого труда повторили за нами; весьма вовремя! Со стороны купеческой охраны в воздух взмыл густой рой стрел — парой секунд спустя с грозным жужжанием обрушившихся на щиты…
Мою павезу дернуло дважды — но не очень сильно; простые наконечники вражеских стрел едва-едва вылезли из досок защиты. Ясно, что бьют не бронебойными или долотовидными — нет, это простые стрелы с наконечниками ромбической или треугольной формы… Набрав воздуха в грудь, я заорал так, чтобы ратники могли меня услышать:
— Казаки, назад! С пешцами сами разберемся!
Как видно, докричаться до «вольных воинов», уже потянувшихся навстречу ворогу с расчетом вступить в перестрелку с купеческой охраной (явно превосходящей моих стрелков числом!), я не смог — и потому ругнувшись сквозь зубы, я обратился к дружинникам:
— Ну братцы, кричим всем вместе, со мной! Казаки!
— КАЗАКИ!!!
— Назад!
— НАЗАД!!!
— С пешцами поганых сами разберемся!
— С ПЕШЦАМИ ПОГАНЫХ РАЗБЕРЕМСЯ!!!
Вот в этот раз «вольные воины» мой приказ же услышали…
Тяжело — а главное, долго приходится идти вперед неспешным шагом (ведь ратники еще и в ногу не попадают!), стараясь держать щиты так, чтобы не сломать монолит «черепахи». К тому же нет да нет, но вражеские стрелы пролетают в прорехи в «стене», находя себе цель за щитами… Одна такая больно ударила меня в грудь — ну а что, у павезы форма нестандартная, трапециевидная, с сужением книзу! Наглухо сложить ее с щитами соратников не выходит… Впрочем, вражеский снаряд лишь бесполезной палкой отскочил от моего панциря, не причинив никакого вреда. И немного устыдившись своего раздражения на ближника, я с чувством поблагодарил следующего впереди Алексея:
— Спасибо, что заставил облачиться в броню, друг мой.
— Ну а как еще, княже, в бой-то без панциря?
— И то верно…
Как бы медленно мы не шли и сколь долгим не показалось мне сближение с противником, в конце концов мы подобрались метров на тридцать. И практически одновременно с тем враг ринулся вперед, яростно закричав:
— АЛЛА-А-А-А!!!
— Сулицами бей!!!
Тридцать метров — оптимальная дистанция для броска дротиков; хотя я уверен, что многие из повольников и дружинников могут метнуть их и дальше. Но теперь, когда купеческая стража и охрана загонов ринулась на нас разномастной толпой, без всякого строя, а лучники поганых прекратили обстрел, настал просто идеальный момент для броска!
Поскольку сам я нахожусь во втором ряду и не могу отвести руку назад как следует, то вынужден метать свой дротик по ромейски. С учетом минимума расстояния до следующего позади дружинника, сулицу я держу острием вверх, практически под прямым углом к земле! И не сходя с места, бросаю ее практически отвесно вверх лишь за счет резкого переноса веса тела на левую ногу и скручивания корпуса, да рывка руки… Дротик взмывает в воздух на большую высоту, чем сулицы ратников первого ряда — и наоборот, полетев к земле, пролетает меньшее расстояние; зато набирает большую мощь при ударе! И хотя дротик я метнул метров на двадцать пять, не больше, он свою цель наверняка нашел — потому как за время его полета татары успели пробежать метров пять.
А то и все десять…
— Бей!!!
Второй массовый заряд сулиц встречает врага буквально в упор! Выкашивая первые ряды нукеров, прикрытых лишь стеганными халатами и плохенькими плетеными щитами, не способными остановить удар набравших скорость и убойную мощь «пилумов»… Татары смешиваются, крики множества тяжелораненых их ужасают — особенно на левом крыле, где охрана загонов сильно замедлилась, сбила шаг… И в это же время за моей спиной раздался дружный рев повольников:
— САРЫНЬ НА КИЧКУ!!!
После чего сотни мучительно выжидающих своего часа ушкуйников, уже почуявших замешательство надломленных потерями татар, неудержимо ринулись вперед, мгновенно сломав всякий строй…
— Стоим братцы, стоим! Повольники сами справятся!
…Ушкуйники действительно справились, налетев на татар подобно стае голодных, свирепых волков, в одночасье разогнавших свору испуганных собак! Первыми ожидаемо побежали загонщики — повольники буквально протаранили их своими щитами; от одного крепкого удара в калкан нукеры тотчас валились наземь… Что уж говорить, когда в дело пошли секиры наших пиратов! Окрасившиеся кровью топоры только и взмывают вверх — чтобы тотчас отвесно рухнуть вниз, круша кости и рассекая вражескую плоть… Охрана невольников бросилась назад, вереща от страха и надеясь спасти свои жизни — а вслед за ними я повел собственную дружину и черкесов Дахэжан, спеша к загонам…
Бой еще идет, охрана караванов еще держится. Хотя бегство «загонщиков» и тот факт, что повольники полуокружили врага, серьезно насев с правого фланга, никак не добавляет татарам морали. И первые беглецы уже потянулись прочь, в сторону степи, справедливо рассчитав, что ушкуйники не станут преследовать их в поле… Правда, Азат-бек предпринял довольно рискованную попытку ударом с тыла переломить ход боя — но его всадников уже на подходе встретили сотни казачьих стрел! «Вольные воины» мой приказ выполнили в точности, памятуя о том, что «дуванить» добычу мы будем все одно после сражения, и сейчас нет никакой нужды бросаться вперед и грабить. Все вытащим централизованно и разделим честно…
Хотя про повольников Ивана Уса теперь имеются свои соображения.
— Ломай засовы, выпускай людей! Дружинные — рисичей собираем отдельно, по пять воев на каждый загон. Собираем всех и ведем к пристаням! Бэрич, ты знаешь, что делать!
Поумеривший гордость черкес, в свое время чуть ли не бросившийся в драку во дворе чайханы, теперь лишь угрюмо кивнул, заслышав перевод Алексея. И вскоре, когда мы вскрыли ворота первого загона, а навстречу нам потянулись самые решительные невольники, черкесы дружно взвыли:
— Зэхэкъутэн тэтархэр!!!
…- Разбирайте лодки и струги! Поровну садимся в каждый, мужиков и баб поровну!
Смахнув с бровей крупные капли пота, я сипло, с облегчением выдохнул, обернулся назад — и с легким содроганием увидел уже несколько дымных столбов, что поднимаются над Азаком… Освобожденные касоги кинулись мстить горожанам за ту боль и унижения, что им пришлось вынести в одном из самых крупных центров работорговли «Газарии»… И мстят они с размахом, со свирепой яростью убивая, грабя и насилуя местных жителей, в большинстве своем невиновных в их страданиях и бедах.
Чувство, что я разрушил плотину, и неконтролируемый поток воды теперь смывает все и вся, стало еще сильнее…
Впрочем, для меня важнее всего было доставить русских невольников на пристань, доставить без потерь — и я это сделал, проведя последнюю группу освобожденных рабов сквозь хаос погрузившегося в смуту города. Однажды на нас едва не налетел увязавшийся следом отряд черкесов! А ведь с учетом того, что шел я лишь с пятью дружинниками и парой дюжин как попало вооруженных мужиков, столкновение даже с небольшим отрядом горцев сулил большие проблемы… Ведь пока мы собирали людей в группы и организованно уводили их на пристань, касоги успели подобрать трофейные клиники да копья своих же надзирателей на торгу. В то время как мужчинам-русичам досталось оружие лишь с торговых складов… Его было меньше — кроме того, поскольку свою группу я повел последней, то нашим мужикам осталась совсем уже «некондиция»…
С черкесами меня спасла та самая кодовая фраза, «бей татаров» — только на речи адыгэ. «Зэхэкъутэн тэтархэр», сломаешь язык… Но услышав нас и завидев моих дружинников, касоги отстали — и точно не потому, что испугались сечи или решили пощадить недавних товарищей по несчастью. Итак ясно видели, за кем увязались… Но все же мы их освободили — и наверняка кто-то из вырвавшихся из загонов горцев признал моих дружинников.
