Круговерть бытия 2 (СИ) - Дорнбург Александр
Вот и завершился боевой 1829 год. В мире он ничем особым не выделялся по сравнению, со своим предыдущим собратом. Все так же резались за «испанское наследство» молодые государства Латинской Америки, без конца перекраивая границы. Все так же переселенцы в США шли на Дикий запад, истребляя и оттесняя индейские племена. Уничтожая под корень целые народы.
Все так же в Европе интриговали Франция и Великобритания, готовя будущие союзы против России. Кроме того, эти страны продолжали по мелочи расширять свои колонии. Так британцы принялись за Западную Австралии, основав город Перт.
В России молодой Пушкин просил руки Натальи Николаевны Гончаровой, а крестьянин Даниил Бочкарев начал получать из подсолнечника подсолнечное масло, придумав промышленный способ его производства.
Как-то незаметно мы вкатились в февраль 1830 года. В эти дни мне пришла весточка с Дона. Что мой племенной жеребец Шейх прибыл в Таганрог и сделка благополучно завершена. Одной заботой меньше.
Вообще-то я уже начинал потихоньку звереть. Всему есть предел. «Работаю довольно редко, а недовольно — каждый день». Уже пять лет мой аватар, Арсений Ежов, служит в армии. Как в 1825 году перед войной казаков призвали в Крым татар усмирять, так вся эта бодяга и длится. Служба без перерыва и просвета. Только что один раз в отпуск домой съездил, чтобы жениться. Я, конечно, попал в это тело около двух лет назад, но и я уже изрядно задолбался. Боже, как же я вымотался!
Мы с отцом, конечно, офицеры. Но офицеры казачьи. Не даром же нам половинное жалование платят. Потому, как мы при полку. Полк отведут в очередь на отдых и нас вместе с ним. А у нас в полку казаки пять лет уже без продыху лямку тянут. Под пулями и клинками врага.
Все чаще из уст станичников можно услышать тоскливые напевы, словно ножом по сердцу, «Прощай, любимая станица». Это казачий вариант русской народной песни «Последний нынешний денечек, гуляю с вами я, друзья». Повествующей о тяготах и лишениях военной службы.
И слухи ходят самые препоганые. Навевающие налет меланхолии и пессимизма. Говорят, в апреле нас опять перебазируют в Добруджу, а летом скорее всего мы окажемся в турецкой Молдове. Очередной шаг в неизвестность, в то время как возвращение домой отодвигается как горизонт, при приближении к нему. У меня столько планов по развитию собственных производств, а я тут сижу как курица-несушка на яйцах, непонятно, что высиживаю.
Почитал я тут казачье Уложение, чтобы разобраться, что к чему. По идее казак должен отслужить четыре очереди по три года. Итого двенадцать лет. И гуляй. Или на Кавказе по четыре. То есть 16. Кавказ у нас считается курортом, так как нас могут засунуть в любое место, хоть на полярную финско-шведскую границу в чисто поле. А на Кавказе в тылу мы опираемся на казачьи станицы, считай почти дома.
Главная засада, что время войны в срок казачьей службы не учитывается. А Россия, считай, почти всегда воюет без перерыва. Персидская война плавно перешла в Турецкую, а эта — в шестидесятилетнюю Кавказскую. Как говорится: «пишите письма».
Все свое плохое настроение и весь негатив я сбрасывал на местных турок. Планировал же уже оставить их в покое, завершив в этих краях все свои операции. Не получается. А кто в этом виноват? От кого вечно несет псиной и скунсом? Если бы турки, как нормальные люди, приняли православие и назначили меня своим султаном, то всем бы было хорошо. Нет же, уперлись как бараны.
Сожительство с азиатскими племенами, не признающими иного права, кроме права силы, вынуждало нас для собственной безопасности подчинять сначала всех ближайших соседей, а потом и всех дальних.
Под личиной Килич-Арслана я снова собрал маленький отряд из шести человек., пятеро цыган и один болгарский бандит, и снова мы принялся за старое. Все вместе мы образовали интересный «зверинец».
У моих цыган был даже большой дрессированный медведь с благообразной мордой. Но его мы к акциям привлекали чрезвычайно редко. Потому, что эта ленивая животина ужасно не любила марафонские забеги по зимней сельской местности.
Для начала я явочным порядком назначил своих управляющих в брошенные хозяевами во время войны поместья и приказал распродавать все запасы и скотину под чистую, а деньги передавать, после возмещения расходов, в «фонд прогрессорства».
Затем, потихоньку всем местным туркам предложил платить за «защиту». Конечно, это было не совсем законно, но мне нужна была разрядка. До определенного предела.
Кто начинал выпендриваться, с тем поступали просто. Я приезжал с отрядом башибузуков бил хозяину под дых, лил ему в глотку из фляжки настой скополомина и опоенный хозяин переводил на меня поместье «за долги» и сам с семьей, согласно подписанным контрактам, отправлялся на серные рудники в Карпаты. Кто тут смеет мне перечить, когда в Карпатах на серных рудниках вечно работников не хватает? Плати и не греши. Были попытки бунта…
Так один хитрожопый турок нанял себе охрану из десяти вооруженных арнаутов. Албанцы тут являлись наемными воинами, нечто вроде старинных швейцарцев, решавших все соседние междоусобия. Но вовсе они не особая модель, для этого им явно не хватало ума, а обычное серийное производство. Крысы бешеные, обыкновенные. Младшие специалисты. И этот бей вывалил со всей этой вооруженной толпой мне навстречу, когда я к нему приехал.
Мои цыгане как-то сразу побледнели, пожухли и стали бормотать извинения. Мол, ошиблись адресом. Я же, тут же, без предисловий, пресекая всякую фамильярность на наш счет, открыл стрельбу из револьверов с двух рук по-македонски. Ответный удар наноси с самого начала. Особенно когда имеешь дело с численно превосходящим количеством противников. Иными словами, быстрый выстрел — и сразу переходишь к следующему. Даже особо целиться не нужно.
Раз, два, три, четыре, пять — вышел зайчик погулять. Хлоп, шлеп, хлоп, шлеп, хлоп — игра окончена! Албанцы рухнули с непостижимой быстротой, словно поспорили с кем-то на миллион долларов, что смогут пробить лицом дырку в земле.
Затем я добил подранков шашкой, а потом занялся оформление бумаг с хозяином.
— Давайте не будем устраивать долгой дискуссии относительно прав наследования вашего имущества, — предложил я владельцу поместья. — Взявшие меч — от меча и погибнут!
Резко поумневший турок, в приливе щедрости, воспринял серные рудники как свой шанс на искупление. Я поступил с ним и его семьей, можно сказать, исключительно милосердно, учитывая все обстоятельства. Великодушно. Деликатно. Можно даже сказать, нежно.
Как бы там ни было, общий результат получился великолепен. Этот случай значительно поубавил спеси остальному мусульманскому населению. Судьба не любит непокорных…
К концу марта местные проказники-турки уже боялись меня больше, чем русского царя или турецкого султана. Те-то далеко, а я — рядом. Я тут собственный царь и бог в одном флаконе. Внушающий благоговейный трепет. Меня стали называть не иначе как Шайтан-паша. Говорили, что меня пуля не берет. Возможно, только серебряной нужно пробовать. И конечно, опять потоком повалили жалобы и кляузы. С восточными красотами слога.
Но наша войсковая канцелярия на все в штаб бодро отвечала. В фривольном стиле. Что все дело в Килич-Арслане. Это турки между собой разбираются, а мы — казаки, люди мирные просто зимуем на турецкой территории и в местные дрязги не вмешиваемся. С нас все взятки гладки. Не в чем попрекнуть. Чисты мы, аки младенцы. В сущности, все и кончалось подобными формальностями.
Передали нам официальное письмо и для Килич-Арслана. На которое я ответил. Мол, так и так уважаемые урусы. Я думал мы союзники и если в результате войны я не сяду на престол моих великих предков в Стамбуле, то по крайне мере займу в Османской империи достойное положение.
К примеру, главного паши Румелии. Но при заключении мира меня никто не спрашивал, мои интересы учтены не были. Какие теперь претензии? Вы меня кинули, так что «звиняйте бананов для вас нема». Я теперь сам по себе. Так что, по какому праву мне дают советы?
