Очень долгое путешествие, или Инь и Ян - Яна Соловьева
— Всем страшно, но если мы их не убьём, они от вашей деревни не отстанут.
— Что правда, то правда. В подполе было ещё страшней, воздуха нет, дети-бабы плачут, причитают, да и мужики не лучше, — он покачал головой, отгоняя недавние воспоминания.
Мона призывно махнула мне рукой. Пришло время выдвигаться к лагерю. Я поднялась с корточек, на миг будто увидев себя со стороны, и подивилась, каким неведомым образом случилось так, что я, мирный современный человек, иду вместе со скоя’таэлями на боевое задание, а не сижу в стороне с Каспаром.
Голос Моны вывел из ступора — она раздавала платья. Тонкий Айвор втиснулся в одно и приосанился, сложив губы бантиком. Все захихикали. Развёл руки.
— Neén, жмёт, я так стрелять не смогу.
Иорвет покрутил своё шерстяное голубовато-серое платье, будто прикидывая, где у него вход, и занырнул было в пышную юбку, но передумал и зацепил платье спереди на пряжки ремней так, что оно повисло на груди.
— Достаточно. Шагов с пятидесяти не разобрать, мы будем путаться между лошадьми, — брезгливо проговорил он, педантично расправляя мятые оборки. — А потом проще будет его скинуть.
Последовав его примеру, мы прицепили платья свисать с груди и закрывать ноги. Я, Мона и Айвор, как обладатели длинных волос, распустили их по плечам. Каждый взялся за верёвки, привязанные к лошадям, осёдланным мертвецами, и я махнула на прощание Каспару. Мы вырулили на дорогу в сторону лагеря. Сумерки сгущались.
Эльфы хворостинами направляли лошадей. За поворотом открылся прямой участок дороги, в конце которого маячил частокол. Мы медленно, делая вид, что спотыкаемся от рывков верёвок, приближались. Вот уже стали видны мощные ворота из брёвен, обрамлённые сторожевыми вышками.
С левой вышки протяжно засвистели. В растерянности я оглянулась на Иорвета, но он невозмутимо сомкнул в кольцо большой и указательный пальцы и два раза оглушительно свистнул в ответ.
Наступила тишина, и мы остановили лошадей, чтобы не подходить слишком близко к часовым на башнях. Пауза казалось бесконечной, получится ли?
Наконец, тяжёлые створки ворот натужно поползли в стороны.
— Эти dh’oine по всему северу используют одинаковые позывные, — с мстительным удовлетворением произнёс Иорвет. — Пока подходим, как шли, по команде — атакуем.
Мы снова тронулись вперёд. Я уже видела бородатых часовых на вышках и вооружённых дубинками бандитов, оттаскивающих створки ворот. Видела, как на их лица стало закрадываться недоумение. Ворота были полностью открыты.
— Adhart! — отрывисто скомандовал Иорвет.
Отодрав платья, мы вскочили в сёдла. Хворостинами эльфы лупили лошадей под мертвецами. Табун, поднимая пыль, нёсся в ворота. Ещё ничего не понимающие бандиты навалились за неподъёмные бревенчатые створки, пытаясь их закрыть, но мы пулей пронеслись мимо, и на ходу эльфы взмахнули мечами. Иорвет направил табун прямо в центр круглого лагеря.
Поднялась паника. Бандиты хаотично метались, скоя’таэли одну за другой выпускали стрелы, обезумевшие лошади под мёртвыми седоками понесли. Творился кромешный ад. Мы скакали по большому кругу внутри частокола.
Уже не менее половины врагов была убита, когда бандиты пришли в себя и с остервенением людей, понимающих, что пощады не будет, дали отпор. Поначалу, не разобравшись, они пытались сражаться даже с всадниками-трупами, давая нам секундное преимущество.
Я пользовалась в основном знаками — сбивала Аардом с ног, давая эльфам простую мишень для стрел. Потом приметила бочки с горючей смесью, расставленные тут и там. Игни, и одна из бочек взорвалась жарким пламенем, превратив в огненные столбы двух бандитов. Моя лошадь шарахнулась, чуть не скинув меня, и понесла. Я накладывала Аксий, чтобы успокоить её, но обезумевшее от страха животное не подчинялось.
Краем глаза я заметила, как конь Моны встал на дыбы и начал заваливаться — в его шее торчала арбалетная стрела. Мона спрыгнула на землю и упала, подвернув ногу. С двух сторон к ней неслись бандиты. Я изо всех сил натянула уздечку. Лошадь истошно заржала и, наконец, остановилась, содрогаясь всем телом. Спрыгнув, я бросилась к Моне. Аардом откинула одного, который уже занёс над эльфийкой саблю, блокировала лезвием меча и увела в сторону тычок алебардой другого.
Бой с ним был тяжёлым, совсем не по учебнику, хотя в голове, казалось, звучали отрывистые команды Эскеля. Я полагалась в основном на знаки и увороты, защитив себя Квеном и пытаясь вывести противника — гигантского мужика в сальной полурасстёгнутой рубахе — из строя Аксием. Длина алебарды не позволяла подобраться ближе. Рядом, как порхающая фурия, сражалась Мона. Мне, наконец, удалось увернуться от выпада, приблизиться, дёрнув за древко, и выпустить струю огня в волосатую грудь. Бросив алебарду и крича, бандит бегом рванул прочь, и в спину ему воткнулась стрела. С разворота я всадила меч в Мониного противника.
Наступила тишина, и в этой остановившейся тишине я увидела, что в десяти шагах застыл арбалетчик, целясь мне в лицо. Хотела бы я сказать, что у меня промелькнула перед глазами жизнь или пронеслась возвышенная мысль, достойная завершения земного пути. Нет, моей последней мыслью было простое русское ругательство, как нельзя лучше подходящее под ситуацию.
Время замерло. В мельчайших деталях я видела палец, шевельнувшийся на спусковом замке арбалета. Но болт пошёл высоко вверх, а из глаза арбалетчика торчала стрела.
Иорвет опустил лук. Наши взгляды пересеклись. «Ну вот, он ещё и спас меня», — тоскливо подумала я.
— Ты спасла меня, — эхом моим мыслям отозвалась Мона и порывисто обняла меня.
Я благодарно обняла её в ответ. Бой был окончен.
Мы принялись ловить разбежавшихся лошадей. Часть вырвалась в лес за пределы частокола, и Роэль с Айвором отправились их искать. Конь Моны лежал на боку, и из пробитой стрелой трахеи на каждом выдохе пузырями изливалась кровь. Глаза закатились, и он беспомощно перебирал копытами. Мона достала нож, примерилась и с хирургической точностью всадила лезвие в загривок коня у основания уха, прекратив страдания животного.
Эти эльфы, и даже изящная Мона, которая в нашем мире выглядела бы, как воздушная невесомая красавица, были идеальными машинами для убийства. Были настоящими воинами, не испытывающими и тени сомнения, как поступать правильно. Какая же жизнь могла привести их к этому? Я знала какая, если даже я, находясь тут меньше года, довольно легко дошла от охоты на гнильцов и утопцев до убийства настоящих людей из плоти и крови. Я вспомнила неудачливого насильника на барке Ондры, и меня опять обожгло ненавистью. Не так уж и много нужно гуманистически настроенному человеку двадцать первого века, чтобы снова начать убивать.
Иорвет, держа в руках бумаги, показался из-за полога центральной палатки.
— Нильфгаард платит бандитским лагерям на территории
