Шаровая молния (СИ) - Александр Викторович Горохов
Помня позднесоветские времена, когда сапожник оказывался без сапог, а работникам за продукцией их завода или фабрики приходилось ездить в другие города, предлагал Николай и разрешить им раз в три месяца покупать готовую продукцию, полуфабрикаты или неликвиды непосредственно у предприятия. На сумму, не превышающую половину их месячной зарплаты.
Второй блок «революционных», как сыронизировал Берия, предложений Демьянова касался уголовников-рецидивистов. «В силу антисоциального характера своей деятельности они не могут считаться социально-близкими элементами», - писал он в докладной записке. Бороться с уголовщиной он предлагал очень жёстко. Повторное осуждение по преступлениям против собственности, жизни и здоровья должно автоматически добавлять к сроку три года. Третье – пять лет строгого режима. Четвёртое гарантировало «высшую меру социальной защиты» без разницы, на какой срок «тянуло» последнее преступление.
Приведя в пример движение АУЕ, «громыхавшее» в конце 2010-х, он предлагал приравнять к контрреволюционным преступлениям вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность и пропаганду «уголовной романтики». Включая публичное исполнение уголовных песен, кроме случаев, когда они являлись атрибутом создания атмосферы в художественных произведениях. Таким «пропагандистам» и «агитаторам» предполагалась прямая дорога на урановые рудники, разработка которых начиналась в Средней Азии. Как и «законникам», которым после троекратного отказа от работ предлагался выбор между «вышкой» и «четвертаком» на этих самых рудниках.
Кстати, про уран. За несколько дней до переезда на новую квартиру к Николаю пришёл Курчатов и долго расспрашивал его о мерах безопасности при работе с урановой рудой, а также условиям перегрузки с морского транспорта и перевозки по железной дороге и хранения большого количества этой руды.
- Насколько большого? – поинтересовался между делом Демьянов.
- Несколько тысяч тонн.
Понятно. Значит, конголезская руда для нужд Манхеттенского проекта генералу Гровзу не достанется.
43
По назначениям на вакансии начальников отделов ОПБ пришлось снова встречаться со Сталиным. На этот раз в его кремлёвском кабинете, но опять поздно ночью.
Впечатления? Словно в кино попал, настолько привычна по кинофильмам была обстановка кабинета. Правда, в отличие от кино, освещение оказалось не столь ярким.
- Мы вывали вас, чтобы обсудить ваши кандидатуры на должности руководителей направлений деятельности ОПБ-100, - в уже ставшей привычной Николаю манере говорить о себе во множественном числе, объявил вождь.
- Задача оказалась очень сложная, - начал Демьянов, но хозяин кабинета тут же его недовольно оборвал.
- А никто вам лёгкой жизни и не обещал. Конкретнее, пожалуйста.
- Простите, товарищ Сталин, но я не жалуюсь, а пытаюсь объяснить, что при подборе кандидатур приходилось руководствоваться ещё и принципом «не навреди». А если уж и вредить, то с минимальным отрицательным эффектом.
- В каком смысле «вредить»?
- К примеру, идеальным, на мой взгляд, руководителем отдела, отвечающего за развитие авиации, был бы товарищ Смушкевич. Тем более, в известной мне истории на посту главкома ВВС он пробудет недолго, а потом и вовсе будет… репрессирован. Но во время предстоящей войны с Финляндией он принесёт немало пользы. Много больше, чем мог бы принести его преемник.
- За что репрессирован? – ещё больше нахмурился Иосиф Виссарионович.
- Официально – за принятие на вооружение не очень надёжного авиадвигателя М-63. Поступило, знаете ли, на ваше имя такое письмо от доброхота. Неофициально – за то, что открыто придерживался мнения о том, что война с Германией неизбежно, а также за мнение, что советская авиация на данный момент – не лучшая в мире.
Лицо вождя, казалось, совсем не изменилось, но грузинский акцент стал заметно сильнее, что значило: он взволнован или разозлён.
- Вы хотите сказать, что в этом он прав?
- С двигателем – да, он допустил ошибку, пойдя на поводу у товарища Кагановича, решившего, что пора отказаться от М-62 в пользу более нового мотора. А «устареввший», между прочим, прекрасно служил и в XXI веке. По поводу войны с Германией – абсолютно прав. По поводу лучшей в мире авиации… Она была такой ещё три-четыре года назад, товарищ Сталин. Но мировая техническая мысль не стоит на месте, и сегодня наши И-16 и И-153, не говоря уже о тяжёлых самолётах, отстают от немецких, английских и американских. Но, насколько я понимаю, товарищ Смушкевич хотел этим не оскорбить советскую авиацию, а добиться того, чтобы она вернула пальму первенства. И не просто критиковал, но и предлагал, как этого добиться. Правильно предлагал. Но из-за его отстранения, недобросовестной конкуренции в среде авиаконструкторов и, простите ещё раз, ошибок его преемника, было упущено время.
Поэтому я посчитал, что говорить об использовании товарища Смушкевича в ОПБ-100 было бы больши́м вредом, и я предлагаю вместо него кандидатуру лётчика Арсения Ворожейкина, отличившегося в боях на Халхин-Голе. В известной мне истории он стал дважды Героем Советского Союза, одним из наиболее результативных воздушных бойцов, сбив 52 самолёта противника, а в 1957 году дослужился до генерал-майора авиации. Умный, думающий пилот, прекрасно понимающий проблемы авиации. Его назначение в ОПБ – тоже вред, но намного меньший, чем если бы это был Смушкевич.
Сталин кивнул.
- Разумный подход. Тем более, одного дважды Героя мы, благодаря вам спасли.
Он кивнул Берии, и тот сообщил:
- Ваше предупреждение о судьбе Грицевца сбылось не совсем так, как вы говорили. Мы настояли на том, чтобы он ехал на место новой службы на поезде. Но погиб лётчик, перегонявший его самолёт. Тоже при посадке на аэродром, с которого взлетал другой истребитель.
- Жаль, что не удалось спасти товарища Чкалова, - нахмурился Иосиф Виссарионович. – И мы не настояли на отмене того полёта, и он никого не хотел слушать. Но давайте продолжим.
- Если говорить об отделе автотранспорта и бронетехники, то я предлагаю конструктора Т-34 Михаила Кошкина. Тоже из соображений «не навреди».
- Объясните.
- В известной мне истории товарищ Кошкин сильно простудился и заболел при испытаниях танка: он лично возглавил зимний пробег машин из Харькова в Москву и обратно, так ка не успевали «накрутить» необходимые 3000 километров пробега для принятия танка на вооружение. Пневмония, удаление лёгкого и смерть
