Воздушные рабочие войны (СИ) - Лифановский Дмитрий

Наконец, вот они, костры партизанской площадки. Медленно, словно драгоценную хрустальную чащу, Сашка буквально поставил вертолет на землю и… не смог снять с ручек управления руки. Ладони свело и он, под удивленным взглядом генерала, недоумевающего, почему парень, уже приземлившись, никак не отпустит штурвал, тщетно пытался разжать пальцы. В конце концов, ему это удалось, и он с облегчением выдохнул:

— Прибыли.

— Спасибо, парень, — генерал серьезно смотрел на Сашку.

— Да не за что, товарищ генерал-майор, — у Стаина не было сил даже улыбнуться, — ничего особенного, просто работа такая.

— Да уж, работа, — Белобородов покачал головой и посмотрел на дверь, — Как мне теперь вылезти-то?

Сашка тяжело приподнялся и, извинившись, навалился на генерала, открыв дверь. Белобородов еще раз поблагодарил Сашку и стал спускаться из кабины. А Стаин сполз в грузовой отсек и открыл люк.

— Где раненые? — выглянув, он с удовольствием вдохнул влажный лесной воздух. Где-то неподалеку начали рваться снаряды или мины, Сашка в этом не разбирался. — Давай, грузи быстрей, — крикнул он партизанам.

— Что летун, страшно? — раздался из темноты ехидный голос.

— До усрачки, — согласился Сашка, под смех партизан. — Ну не объяснять же им, что достаточно одного случайного осколка и все… Показались бойцы тащащие носилки с ранеными.

— Скольких заберешь?

— Грузи сколько поместиться! — решился Сашка, все равно раненым во время прорыва не выжить.

— То добре, — пробормотал пожилой дядька с вислыми, как у Тараса Бульбы усами, и махнул рукой. К вертолету побежали еще бойцы с носилками. У Стаина екнуло сердце, когда двое партизан взгромоздили носилки на ящики со взрывчаткой, когда места на полу уже не осталось.

— Все, ребята, места нет больше, — замахал руками Сашка, — еще одного сидячего могу к себе в кабину взять.

— Дусю, Евдокию тогда возьми!

— Вот еще! Не полечу я! — раздался возмущенный девичий голос.

— Полетите! — неожиданно вмешался Белобородов, — Вы ранены, а значит не боец!

С представителем Ставки неизвестная Дуся спорить не решилась, и с помощью партизан была водружена на кресло второго пилота. Сашка задраил люк и забрался в кабину. На него обиженно стрельнула глазами симпатичная молодая женщина лет двадцати пяти — двадцати шести с перемотанной грязным с проступившим пятном крови бинтом рукой. «Еще одна Евдокия», — подумалось Сашке. И везет же ему в этой жизни на Дусь. Он снова запустил движок и несколько раз глубоко вздохнув, взялся за рычаги.

Никифоров с Лидой, Настей, Идой и Зиной сидели на улице под навесом у штаба и вслушивались в апрельскую ночь. Где-то на западе, на передовой, нет-нет вспыхивала стрельба, и раздавались редкие разрывы. Надо же, а днем так слышно не было, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Но нет. Именно ночью стрельбу было слышно сильней. Может быть, потому что на самом аэродроме стоит тишина? Не ездят технички, не переругиваются механики, не гудят прогреваемые двигатели самолетов.

Вдруг, неожиданно наступил миг, когда далекие выстрелы совсем затихли, и воцарилась такая непривычная, тягучая тишина, что сидящим под навесом людям, показалось, что они оглохли:

— Тихо-то как, — прошептала Лидочка, тесно прижавшаяся к Петькиному боку, — как и нет войны совсем. С соседней скамейки послышался полувсхлип-полувздох и прерывающая рыданья жесткая отповедь Весельской:

— Что ревешь?! Рано еще ему.

— Я не реву! — возразила ей Настя.

— А то я не слышу!

— Ну-ка, тихо! — остановил перепалку Петька. Девушки затихли, но той удивительной тишины уже не было, снова началась далекая стрельба, снова забухали разрывы. И буквально в тот же миг из штабной землянки выскочила тень, раздался хлопок, и в небо с шипением поднялась белая ракета. Одновременно с ней начал проявляться узнаваемый звук приближающегося вертолета. — Летит! — вскочил Петька. И вместе с ним ожил аэродром. Зажглись прожектора, освещая ВПП, рванули к «взлетке» полуторки с красными крестами на тентах. Как из-под земли вокруг возникли суетящиеся люди. А гул винтов все нарастал и нарстал и вот уже можно различить на темном небе еще более темную размытую тень. Вот она вынырнула на свет и зависла над землей. Тихо и плавно спустившись, едва коснулась колесами земли и, устало, словно почувствовав облегчение от того, что вернулась домой, грузно осела. Винты еще разгоняли сырой воздух, поднимая с земли мокрую грязную взвесь, а к вертолету уже бежали люди. Еще немного и винты стали замедляться, несколько минут и распахнулся грузовой люк из которого выглянуло неестественно бледное Сашкино лицо:

— Забирайте раненых! Быстрее! — скомандовал он, спрыгивая на землю, — И в кабине девушке помогите вылезти. Он, пошатываясь, отошел от вертолета и опустился на землю, будто из него вытащили стержень.

— Саша, Сашечка, что с тобой, ты ранен?! — тут же налетела на него Настя, принявшись ощупывать комбинезон.

— Все хорошо, милая. Все хорошо, — улыбнулся он ей, — просто устал немножко. И, найдя глазами Никифорова, попросил: — Петь, найди капитана того, ну ты знаешь. Пусть убирает свою хренотень.

Никифоров, кивнув, тут же скрылся в темноте.

Сашка сидел на сырой земле не в силах подняться. А рядом сидела Настя причитая:

— Сашечка, вставай, пойдем! Я чайник поставлю. Ну, пойдем!

Сзади к нему подошла Ида и, ухватив за плечи, попыталась поднять. С другой стороны к ней присоединилась Зинка.

— Ну что вы! — вяло отбивался парень, — Я сам! Вот еще чуть-чуть посижу и пойдем.

Наконец, общими усилиями девушкам удалось заставить его подняться. В это время подошел и Никифоров с саперным капитаном.

— С возвращением, товарищ подполковник, — радостно воскликнул капитан.

— Спасибо, — устало улыбнулся и махнул рукой на вертолет, — убирай! Всю душу вынула!

Никифоров тихонько подошел к Весельской и шепнул:

— Уводите его. Я тут сам разберусь.

Ида кивнула и подошла к Стаину:

— Пойдем, командир. Тут и без тебя справятся.

Сашка согласно кивнул головой и побрел к выделенной ему землянке. Они ввалились в теплое помещение и Сашка наконец стянул с себя шлем, в темноте с ненавистью бросив его в сторону топчана. Дождавшись, когда Настя запалит две «катюши», стоящие на столе он пробрался к своему лежаку и устало опустился на него:

— Что-то устал я сегодня, — пробормотал он, закрыв глаза и с облегчением откидываясь спиной на прохладную деревянную стену, взъерошивая при этом рукой непослушную шевелюру. А в землянке при его словах почему-то все замерло. Сашка с трудом разлепил тяжелые веки. На него с испугом и жалостью смотрели четыре пары мокрых от слез глаз. — Девчонки, вы чего? — встревожился парень, — Кто-то еще погиб? Кто?

Настя, молча, отрицательно замотала головой, закусив зубами кулак, Зина отводила глаза, Лидочка смотрела куда-то поверх Сашкиной головы, а по ее щекам текли слезы. Тишину нарушил напряженный сдавленный голос Иды:

— Ты седой…

[i] Упрямый ишак (груз) Знаю что Берия был мегрел, но нет в гугле мегрельского переводчика) В общем считайте что ругался Палыч на мегрельском.

[ii] Лично слышал эту историю от трех разных людей, включая деда. Причем все три человека утверждали, что происходило это именно с ними. Менялся только антураж и персоналии. У деда, например, во фляге был спирт) Я был юн, и мне зашло. А вот имя медсестры уже не помню)

[iii] Песня о погибшем лётчике, В. Высоцкий

XVIII

240-ой ПВСП[i] вторые сутки стоял на дальних путях станции Калуга. Начальник состава майор медицинской службы Обуховский нервно вышагивал вдоль состава, то и дело бросая нетерпеливые взгляды в сторону проступающего из предрассветной мглы здания вокзала, вернее находящихся впритык к вокзалу железных массивных ворот, перекрывающих подъезд к путям. Он был в ярости и едва сдерживал себя, чтобы не сорваться и не наорать на ни в чем не виноватых подчиненных. А все потому, что под завязку забитый раненными состав не выпускали на линию, по причине ожидания каких-то шибко важных ранбольных, о срочной эвакуации которых пришло распоряжение из Москвы. Кто ж это такие, интересно знать? Вроде солдатская почта о выбытии кого-то из высшего командного состава не сообщала, а как распространяются слухи на фронте Обуховский, воевавший с июля сорок первого знал, как никто другой. Разве что только то-то из партизан, отчаянно сражающихся с немцами в районе Дорогобужа, и которыми был забит весь его поезд. И как только командованию удалось организовать эвакуацию раненых из немецкого тыла, да еще и в таком количестве?! «Все-таки весна сорок второго не лето сорок первого» — с удовлетворением подумал майор и скрипнул зубами, вспомнив, как при отступлении советские войска оставляли врагу целые госпитали, переполненные ранеными бойцами и персоналом. Что стало с этими людьми? Живы ли они? Сомнительно, судя по зверствам фашистов, о которых пишут практически в каждом номере «Красной Звезды» и «Правды»!