Андрей Франц - По образу и подобию (СИ)
Да вот только никто и не думал любопытствовать относительно трех крестьян, каковых в окрестных селениях двенадцать на дюжину. Ну, кому и куда они сдались, в самом-то деле! Так что, очень быстро господа иномиряне осмелели, снизили уровень маскировочных мероприятий мало что не до нуля и вольготно предались немудреным путевым развлечениям. Главным из которых оказались дружеские подначки господина Дрона в адрес своего обильно бородатого спутника.
К сожалению, запас острот, связанных с удивительной метаморфозой внешнего вида господина Гольдберга, исчерпался довольно быстро. В связи с чем господин Дрон вынужден был начать копать глубже. Сначала было всесторонне осмыслено роковое несоответствие между вековой алчностью еврейского народа и коммунистическими убеждениями почтенного историка. Ведь коммунизм - это счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным. А как же всем известная богоизбранность, которая едва ли должна позволить равнять в счастии уважаемого еврея и презренного гоя?
В этой же графе юмористическому разбору подверглась самоотверженная готовность господина Гольдберга рисковать собственной жизнью, дабы случилось чудо, и евреи перестали быть племенем ростовщиков-торговцев-финансистов, а превратились в племя ученых-врачей-музыкантов. Поскольку де, до сих пор их таланты цветут не замеченными, оставаясь в тени подвигов на ниве стяжательства, свершаемых более удачливыми соплеменниками. Это ведь же что получается? Оказывается, господин Гольдберг собирается выбить из-под ног собственного народа главный пьедестал, на котором покоится его, народа, процветание во всем мире!
Нет, нельзя сказать, что остроты почтенного депутата оставались безответными. Но отвечал господин Гольдберг как-то вяло, без души. Не чувствовалось азарта и этого вот бойцовского огонька, делавшего нашего доцента кумиром студентов истфака, особенно - их прекрасной половины. А чувствовалось, наоборот, что погружен господин Гольдберг в некие мысли. И вялая перепалка с господином Дроном его весьма от этих мыслей отвлекает.
Наконец, такая односторонность происходящей коммуникации поднадоела и почтенному олигарху. О чем он прямо и заявил. Потребовав, либо отрешиться от посторонних размышлений, либо выложить их на коллективное обсуждение. У них, в конце концов, рейд, или они так - погулять вышли? Если есть что-то важное, то об этом должны знать оба. А если нет - то нечего сопли жевать! Вот этаким вот манером высказался господин Дрон и требовательно уставился на собеседника.
- Да ладно тебе, Сергеич, - рассеянно улыбнулся из-под бороды замешкавшийся историк. - Ты вот меня судьбами моего еврейского народа уже умаялся доставать. И все никак не уймешься! А ведь мы не в игрушки играем. Худо-бедно, а судьбы целого мира менять собрались. Даже двух миров. Один здесь, другой там, у нас. Ты об этом лучше подумай!
Ну, здесь-то ладно. Сделай то, не знаю что, чтобы сбить этот мир с главной исторической последовательности. Сбили, а там хоть трава не расти. Дальше уже не наша забота, как в этом мире история повернется, по какому руслу пойдет. То есть, нашей-то ответственности за дальнейшее нет никакой.
А в нашем мире? Туда ведь не просто ответка придет. Этот, как его... 'импульс неопределенности'. Он ведь по условиям забега придет в наш мир не просто так, а модулированный нашими с тобой глубинными желаниями. Типа, чтобы исполнить их, воплотить в реальность.
А ты, блин, владелец заводов/газет/пароходов хоть на минутку задумывался, что должно с миром случиться, чтобы наши с тобой желания исполнились? Вот ты, стало быть, страстно желаешь, чтобы впредь никакая сильная и высокопоставленная сволочь, вроде Мирского, не могла по беспределу играть судьбами людей ради достижения ее, сволочи, шкурных интересов. А это как? Тысячи лет они, сволочи, резвились, как хотели, ставили людей раком или в другую, им угодную конфигурацию. Развязывали мировые войны ради собственного обогащения и власти. Скидывали законные правительства, устраивали революции, все ради того же. И вдруг раз - и не смогут! Вот ты можешь себе представить, что должно случиться с миром, чтобы сильные и жестокие - те, которые власть предержащие, вдруг перестали мочь делать то, что соответствует их шкурным интересам?
Лично я - не могу. Они же всегда, ты понимаешь - всегда делали то, что им нужно! Не считаясь ни с чем! А тут вдруг не смогут... Это что такое должно случиться с миром, чтобы не смогли? Ведь мир-то просто перевернуться должен. А как, в какую сторону он перевернется? Ты представляешь? Я - нет! С коммунизмом и всемирным братством трудящихся у нас, как ты знаешь, не очень получилось. Можно сказать - облом. Это я тебе, как коммунист со стажем, авторитетно говорю.
Тогда что же должно протухнуть в лесу, чтобы мир, тысячелетия стоявший на голове, вдруг перевернулся и встал на ноги? И как он будет при этом выглядеть, ты хоть отдаленно представляешь?! Я - нет! А ты действительно уверен, что хотел именно полного переворота нашего мира? Даже не зная, как, куда и в какую сторону это все должно кувыркнуться?
Трясущейся рукой доцент Гольдберг вытащил откуда-то из недр своего крестьянского одеяния пачку сигарет, вытянул одну, протянул пачку собеседнику. Чиркнул спичкой, со всхлипом затянулся, оба молча закурили. На все это с облучка с ужасом взирал Рябой Жак.
Нет, добрые господа, не подумайте! Первое время все было нормально. Пока колдуны лениво перебрасывались какими-то словами на незнакомом языке, никто бы их со стороны за колдунов и не принял. Ну, крестьяне и крестьяне. Жак даже начал сомневаться в колдовских способностях своих спутников. Хотя вроде бы сомневаться в словах самого господина графа Жаку было не по чину.
Когда мелкий, потихоньку закипая начал вдруг наступать на дылду, что-то говоря все громче и громче, размахивая руками, а тот лишь отмалчивался - Жак насторожился. А уж когда оба вставили в рот какие-то белые палочки и начали выпускать из себя клубы дыма, тут-то Жак и понял: колдуны - всамделишные! Ох, господин граф, господин граф! В какую историю втравили вы бедного старого Жака?
А колдуны, между тем, закончили выпускать дым изо рта. Коротышка вытащил с самого дна запасную камизу Жака, расстелил на более-менее ровном месте. Затем выгреб из ближайшего мешка черпак проса, рассыпал его по комизе, аккуратно разровнял и начал обломком тонкого прута наносить какие-то колдовские рисунки. Все это непотребство сопровождалось пояснениями на все том же непонятном языке. Да ну их, - выругался про себя Жак, сплюнул под колеса и широко перекрестился. Меньше знаешь - крепче спишь. Пожалуй, самое время остановиться на обед. Да пойти собрать дров для костра. У господ колдунов это, похоже, надолго, не оставаться же теперь голодными!
- Теперь о моем желании, - вернулся к прерванному монологу господин Гольдберг. - Вернее, о нашем с Марксом. Удалить, так сказать, из еврейства предпосылки торгашества. Что, дескать, сделает еврейство невозможным. Но Маркс-то говорил о еврействе - как о социальной функции, локализованной в моем народе. Мол, социальная функция 'торгашества' исчезнет, а народ останется. И будет он уже не 'гадким народом торгашей и ростовщиков', а белым и пушистым. Ничуть не хуже остальных. Это Маркс так рассуждал. А если нет? А если все не так?
Доцент говорил, а руки его действовали как бы отдельно от языка. Доставали какую-то тряпку, разравнивали ее на мешках, рассыпали по ней просо...
- Когда американские и европейские университеты начали систематически раскапывать империю инков в Перу, Эквадоре, Боливии, то обнаружилась прелюбопытная штука. Среди чертовой кучи этносов и народов, которых взяла за жабры и объединила под своей властью инкская империя, обнаружился такой вот любопытный народ - миндала. Даже и не народ - а черт знает что! Классификацию ему уже полвека придумать не могут. И не народ, и не племя, и не этнос...
Хотя нет, все-таки этнос, но выстроенный не в виде традиционных земледельческих или охотничьих общин, а в виде распределенной сетевой торговой корпорации. Когда инки начали создавать империю, миндала уже существовали среди общин Мезоамерики. Существовали 'всегда', 'издревле'. Этакая сеть торговых агентов, покрывающая гигантскую территорию и состоящую из членов одного народа. Ничего не напоминает?
Так вот, изучение архивов по индейцам Эквадора показало простую вещь. Чем раньше та или иная провинция вошла в состав империи инков, тем меньшую роль в ее экономике продолжал играть свободный обмен, организованный через торговые сети миндала. На полное искоренение торговых корпораций на юге горного Эквадора у инков ушло сорок лет. В районе Кито миндала к приходу испанцев уже были сильно стеснены, а в Пасто близ колумбийской границы еще процветали.
- Я почему так издалека начал? - историк закончил разравнивать просяную 'доску для письма' и начал наносить на ней какие-то подозрительно знакомые контуры. - Просто в случае с миндала мы имеем дело с историей, уже неплохо задокументированной очевидцами. Причем, персонал католических миссий в Латинской Америке был вполне прилично подкован в описании туземного быта. Их архивы, в сочетании с материалами археологических раскопок, позволяют весьма достоверно судить об истории миндала. Но мы-то ведь понимаем, что исследуя миндала, мы исследуем практически точный латиноамериканский аналог древних евреев. Только развившийся значительно позже и задокументированный несравненно лучше, нежели дошедшие до нас библейские мифы и отрывки из античных историков.
