"Фантастика 2024-5". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Ляпина Юлия Николаевна
Аннелора, напоив всех теплым отваром, принималась вслух читать любимые древние легенды, петь старинные баллады и пересказывать сказки и пьесы, которые читали ей самой. Порой ее голос был единственным, звучащим над карантином, даже солдаты старались тише двигаться между рядами телег, выбирая из толпы трупы.
Через неделю метателю кинжалов и всем, кто ехал в караване, стало лучше. Оглядевшись вокруг путники припомнили слова старой ведьмы и с удивлением обнаружили, что выжили все, кто сидел тогда у костра! Забота девчонки не прошла даром! И хоть карантин до сих пор нельзя было покинуть, возвращение к жизни уже внушало оптимизм.
Убедившись, что люди, которым она обязана живы, юная маркиза свалилась с жесточайшей лихорадкой. Болезнь усугубило то, что циркач не сразу догадался пригласить лекаря, сваливая недомогание девочки на усталость. К тому же на лагерь упала последняя августовская жара и многие старались больше спать, чтобы не страдать от духоты и грязи.
На скудном дорожном тюфяке, в поту и горячке светлые волосы Аннелоры заполонили вши. Лекарь безжалостно велел отрезать длинные локоны, дабы не мучить больную. Метатель кинжалов Сигизмунд, сам уже сверкая чисто выбритой макушкой, вздыхая от сожаления, намылил светлые прядки щелочным мылом и срезал их своим лучшим кинжалом. Анни этого даже не заметила. Лихорадка только усиливалась с каждым часом.
Одна из пришедших в себя крестьянок подсказала растерянному циркачу, что нужна ледяная вода, лучше всего с уксусом и много травяного отвара. Мужчина решительно велел женщине присмотреть за больной и отправился искать в жару ледяную воду и травы.
Нашел. Просидев рядом с малышкой почти две недели, метатель ножей заставил болезнь отступить.
Однако, убегая, болезнь взяла с девочки немалую плату: худощавая фигурка стала еще более тощей, истратив на борьбу с жаром последние силы. А светлый пушок, появившийся на бритой голове, окончательно побелел. Нормально ходить и говорить Аннелора смогла только в начале осени.
Изможденная, с короткими, едва начавшими отрастать волосами, одетая в слишком просторные рубаху и штаны, она бродила среди телег и повозок. Поила больных, обтирала, меняла им одежду и варила кашу измотанным лекарям.
Метатель ножей и канатоходец ходили с ней – больше никто из цирковой группы не выжил. Мужчины не чурались любой работы – подносили ведра, переворачивали раненых, иногда напоминали девушке, что надо есть и спать, если сами от усталости не падали рядом, на затоптанную землю. Они оба считали Иниру своим талисманом и боялись отойти от нее хоть на шаг. По мнению этих мужчин, ад выглядел как бесконечный карантин.
* * *Еду, одежду и лекарства выдавали присланные королевской школой медики. Они же платили по медяку в день за помощь. Солдаты, охранявшие карантин, обращали внимание на странную компанию из тощей девчонки и двух изможденных мужчин, но в самом карантине несчастным болящим было мало дела до окружающих.
Никому и в голову не могло прийти, что изящная, словно дорогая фарфоровая статуэтка, герцогская дочь и всклокоченное существо с покрасневшими руками и безумно горящими глазами – одно лицо.
За время, проведенное в карантине, Аннелора видела столько боли и смерти, что родной дом потускнел и воспоминания о нем отступили. Забылись родные стены и любимые люди, мягкие постели и фарфоровые блюда.
Ежедневный труд и ужасный запах, который она перестала замечать на третий или четвертый день; стоны и слезы, от которых ее сердце оледенело; беспросветно-серые дожди, накрывшие обитель скорби в сентябре, – они выбили остроту воспоминаний о близких.
Девочке уже казалось, что так было всегда – серый мир вокруг, тяжелая, но привычная работа, знакомая круговерть докторов, солдат и больных.
До бездорожья солдаты успели выстроить навесы, под которыми укладывали лежачих. Ледяные дождевые капли залетали под парусиновый полог и холодили тело. Щекотали шею, которую не прикрывали больше локоны изысканной прически, смачивали затоптанный пол, делая его еще грязнее.
Поддерживать чистоту в этом скопище тел было практически невозможно. Но Инира старалась. Мыла полы, раскладывала по углам пучки полыни, собирала грязное белье и уносила таким же усталым прачкам, с утра до ночи стоящим над корытами и дымящимися котлами.
Иногда она засыпала стоя, привалившись к опорному столбу навеса, тогда Сигизмунд укладывал ее в опустевшей повозке, укрывая плащами и куртками. Проснувшись от чьих-то стонов, она даже не успевала высказать метателю ножей благодарность – снова бежала к навесам.
Постепенно народу становилось меньше. Король распорядился близлежащим помещикам выделить часть урожая в пользу больных, и похлебка стала гуще. Все больше людей поднимались на ноги и бродили унылыми тенями, не зная, как им дальше жить.
Тогда на помощь вновь пришел королевский указ: солдаты и уцелевшие крестьяне принялись торопливо строить более теплые помещения, выкладывать печи, сколачивать нары – приближалась зима.
* * *Из карантинного ада Аннелора вырвалась только с первым снегом. Однажды, выскочив из душной избы с ворохом белья в руках, увидела, что все вокруг укрывает тонкий слой белоснежной глазури. И в голове неизвестно откуда всплыли слова самого старого и опытного доктора: зараза уйдет с морозами.
И верно.
Вернувшись в дом, девушка огляделась: часть докторов уже уехала, потому что больные выздоравливали, а новые не появлялись. Освободились холодные лавки у дверей. За столом спокойно сидел старенький доктор и потягивал травяной отвар из большой глиняной кружки. Бросив белье в корзину, Аннелора присела рядом с ним и удивленно услышала:
– Очнулась, красавица? Куда ехала-то? Завтра сможешь дальше ехать, снег выпал, карантин закрывается.
– Все? – в голосе девушки прозвучало удивление.
– Все, – подтвердил доктор. – Я там тебе премию выписал, у писаря забери, да хоть платье себе купи, а то девушка, а вид, как у кошки бродячей.
Доктор сказал это все так отечески ласково, что Анни не обиделась, но сочла нужным глянуть в небольшое оклеенное бумагой зеркальце, стоящее на приступке: мужчины перед ним, брились, а она так ни разу и не заглянула.
Оттуда на нее взглянуло привидение: бледное, лохматое и неизвестного пола. Анни в ужасе отшатнулась, но, к счастью, в тот момент в дом зашел мужчина в потрепанном кафтане.
Его зовут Сигизмунд, вспомнила она, вглядываясь в спокойные карие глаза вроде бы знакомого мужчины. Циркач, должно быть, что-то заметил в ее взгляде и спросил:
– Инира?
«Я Аннелора!» – хотелось закричать девушке, но язык не поворачивался. И хорошо, что лавка была широкой и твердой – ноги явно тряслись.
Сигизмунд заметил эту дрожь и совсем растерялся. Благо, доктор, выслушав пульс побледневшей девушки, ласково посоветовал циркачу:
– Своди девочку в баню и купи ей платье, чтобы в себя пришла.
Циркач едва ли не на руках вытащил Иниру на белый снег. Оставляя в снежном полотне черные следы, привел в женскую баню и велел бывшим там селянкам вымыть ее и пропарить:
– Белье и платье сейчас принесу! – добавил он, закрывая за собой дверь предбанника.
Часа через два Аннелора снова смотрела в зеркальце и вздыхала. Добрые женщины помогли ей, чем могли: вымыли, смазали потемневшую кожу душистым маслом, облачили в принесенные Сигизмундом вещи, даже короткие волосы спрятали под кокетливый чепчик с оборками. Но она по-прежнему ничем не напоминала сероглазую куколку из отцовского поместья.
Впрочем, долго в бане сидеть не будешь, нужно идти. Герцогская дочь распахнула дверь и сделала шаг. В лицо дохнуло холодом, смывая сонную одурь последних месяцев. Кровь быстрее побежала по жилам.
Рядом раздалось вежливое покашливание. Инира оглянулась. На завалинке ее поджидали двое: Сигизмунд и его приятель, канатоходец по имени Кварт. Они молча подвинулись, уступая ей кусочек домотканого коврика, а потом Сиг заговорил:
