Странная барышня (СИ) - Эрра Алла
Я порылась в своей новой памяти, но не нашла о знахарке никакой информации. Похоже, что прошлая Елизавета ничего о ней не знала.
— Скажи, Прохор. Она настоящая колдунья? Тогда почему церковь Кривушу не трогает?
— Было дело, — усевшись на лавку, стал рассказывать дед. — Давнишнем летом, когда ещё даже Улька не родилася, приезжал из Посада то ли дьяк, то ли поп. С ним мужики крепкие, с большими крестами на шее и саблями вострыми на поясе. Сурьёзные все. Поспрошали, где Кривуша живёт, и поехали в ту сторону. Возвернулись через несколько денёв пьяные и довольные. Сказали, что неопасная. В Бога верует, демонов не привечает, да и уважение к церкви имеет.
Видать, Кривушиными настоечками наугощались славно, раз такие добренькие. Она их знатные, на секретных травках делает. Иной раз черти голову мутят, и жисть не в радость от ентого. Придёшь к ней, Кривуша сразу всё понимает и поднесёт крыночку. Отопьёшь из неё и внутрях такое блаженство разливается, что как в церкви побывал. А ноги сами в пляс идуть!
Много, правда, пить не даёт. Говорит, что сам человече должен справляться с судьбой лихой, а то не по-божески выйдет.
— А что же тогда эти пьяными приехали?
— Дык кто им отказать-то может? Но думаю, что раз Кривуша допустила до своих погребов, то, значится, так надо было. То люди непростые, раз ведьм разыскивают. Это ж дело для души опасное: постоянно диавольский искус на себе испытывать.
— А если бы Кривуша плохой оказалась? Что бы твои демоноборцы сделали?
— Известно что. Саму в оковы да в монастырь, а хату б её спалили. Токмо я про такое раз всего слышал, мальцом ещё. Обычно с миром уходят. Тогда одна злыдня порчу навела на слободу Ивановскую и грозилась всю животинку извести, ежели ей оброк носить не станут. Место глухое, но и тудысь добрались святые воины.
— Ваша ведунья чего-нибудь за помощь просит или бессребреница?
— Тут с кого как. Бывает просто так сама придёт. А бывает, сам ей в ножки кланяешься, уговариваешь, дары сулишь, но Кривуша нос воротит или таку цену загнёт, что хоть последние портки отдавай.
— За меня что требовала?
— Ничего. Сказала, что придёт время, и вы сами расплатитесь.
— Чем? — удивилась я. — Имею, Прохор, не больше твоего, в родном доме приживалкой сидя. Да и то даже не в родном, а теперь тут.
— То не ведаю, Елизавета Васильевна. И ведать не хочу. В енти дела лучше не лезть, ежели не зовут.
Где-то через неделю почувствовала себя практически здоровым человеком. Организм хоть и ослаблен, но всё больше и больше входит в нужные кондиции. Стала вставать, появился аппетит.
Прежде всего, изучила своё жилище. Дом представлял собой небольшую комнату. Тёмную, дымную. Два маленьких окошка, через которые почти не проходил свет, были затянуты чем-то полупрозрачным. Кажется, в эти времена использовали бычий пузырь или его аналоги. Я в этом плохо разбираюсь, но очень на то похоже.
Стол, несколько грубых лавок. Некоторые, как и моя, для сна. За перегородкой похрюкивали поросята и жались друг к дружке слегка оперившиеся цыплята.
Главным же достоянием дома была большая печь, от которой исходил сильный жар. Устинья её топит каждое утро. Заодно использует для приготовления еды.
Выйдя во двор, осмотрела дом снаружи. Неказистый сруб, покрытый сверху грубым тёсом и соломой. В своём времени я назвала бы эту халупу бомжатником. Хозяйственные постройки, что находились неподалёку друг от друга, тоже не создавали впечатление эталона деревянного зодчества. Заглянула в одну из них. Лошадь, корова и пара свиней поселились тут. Быстро вышла на свежий воздух, так как от жуткой навозной вони закружилась голова.
— Блин! Как люди могут так жить! — в сердцах воскликнула я.
— Это потому, что деда Прохор — хозяин крепкий! — гордо ответила Устинья, неся огромную охапку сена. — И я ему помощница справная. От дела не отлыниваю. Мы по весне из немногих, кто на своих харчах столуется, и к Мэри Артамоновне в кабалу не влазим.
— То есть у вас ещё и хорошо? — удивлённо поинтересовалась у девушки.
— Дык сами видите! И коровка, и свинки с приплодом. А уж наш конь Рыжак круглый год кормит. Пахота начнётся или сенокос с жатвой: совсем без него никуда. Деда тадысь дома почти и не появляется, то батрача, то селянам помогая. А по зиме хворост возим.
— Поняла… Хорошо- значит хорошо. Боюсь даже представить, что такое плохо. А чего вы вдвоём? Родители твои где?
— Помёрли все давно. Енто, кода хворь всю деревню одолела. Я маленькая была и не помню. Но говорят, что тогда много народу к богу отправилось. Из наших токмо я, деда да родный дядька Антип с жинкой осталися. Она опосля дитём разродиться не смогла и тоже на погосте оказалась. А дядька Антип тамошним летом на рыбалке утоп. Без него тяжко с хозяйством приходится…
— Лет-то тебе сколько? — спросила я Устинью.
— Сама считать не умею, но дед говорит, что пятнадцать. Замуж скоро. Но я не хочу, хотя и надо. Как я старенького Прохора одного оставлю, в мужнину семью уйдя?
— Мужа в дом к себе возьмите.
— Да вы что, барыня?! — натурально испугалась девушка. — Чтоб какого бобыля или морковника в дом пускать?! Позорище какое! Да и зачем нам мужик, что ни хозяйства своего, ни силы мужской не имеет? Лучше сама вековухой останусь, чем со всякими гуляками немощными связываться!
— Успокойся, — улыбнулась я. — Пошутила. Ты девка красивая, так что от сватов отбоя не будет. Найдёшь себе парня справного, а потом, глядишь, и сольются два хозяйства в одно.
— Это ежели барыня позволит. Тута все ж земли еённые, и без спросу никому распоряжаться ими не должно.
— Крепостные, значит…
Договорить не успела, так как в памяти всплыла информация, что все крестьяне свободные, хоть и живут на барских землях, платя за это частью своего труда. Могут даже уйти в другое место, если совсем невмоготу, но там тоже придётся с земельным собственником договариваться. Да и не очень привечают пришлых местные.
Странно… По моим прикидкам, крепостное право ещё должно существовать. Но могу сильно ошибаться. Из меня “историчка” ещё та. В школе тройка по этому предмету была, а со временем даже знания на “уд” из головы практически выветрились.
— Давай помогу чем, — предложила я Устинье. И тут же прикусила собственный язык, поняв, что только что ляпнула.
Реакция молодой крестьянки была сдержанной, но очень красноречивой. Устя посмотрела на меня, как на реально больную во всю голову. Видано ли такое, чтобы барыня белы ручки в навозе пачкала!
— Помогу, в смысле, читать и считать научу. Хочешь? — быстро меняю направление её мысли.
— Не! — замотала Устинья головой из стороны в сторону, поняв, что моя “кукушка” не собирается улетать в неизвестные края. — Пошто мне такое? Да и парни слишком вумную сторониться начнут. Не бабское то дело.
— Ох, Лизавета Васильевна!
Прервал наш разговор показавшийся Прохор. В своём тулупе, меховой шапке и с бородой, покрытой инеем, он казался настоящим Дедом Морозом.
— Гляжу, ужо сами на ноженьках? Справно! Мож, и банькой теперь не побрезгуете? Сегодня как раз топить собиралси.
— А давай! — рискнула согласиться я.
Честно говоря, очень хочется помыться. За время болезни гигиена ограничивалась лишь выносом Устиньей ночного горшка. Всё тело чешется и зудит от грязи. Так и до вшей недалеко!
В прошлой жизни никогда не пробовала баню по-чёрному, отдавая предпочтение сауне или хаммаму. Теперь вот и с этим чудом пришлось столкнуться. Наполовину погружённый в землю сарай своим видом не вызвал во мне трепетного предвкушения чистоты. Внутри оказалось ещё хуже. Но имеем то, что имеем. Выбирать особо не приходится.
Разделась. Устинья подхватила мою одежду и принялась стирать в лоханке, на дне которой лежали чёрные камни.
