Рекламщик в ссылке для нечисти - Олли Бонс
— А что у вас на кладбище? — спросил Василий.
— Сразу видно, ненашенский! Ясно что: костомахи бродят, да с зимы воет там кто-то. А может, и ещё кто поселился, токмо мы туда без надобности не ходим.
— Понятно, понятно. А глаза у тебя почему светятся?
Марьяша даже остановилась, так и уставилась на него удивлённо.
— Да ты откуда? — настороженно спросила она. — Такого не знать!
— Да ладно, не такой я и тёмный. Линзы?
— Какие такие лимзы? Русалья кровь!
— Окей, — сказал Василий, которому, в общем, было без разницы.
Он перевёл взгляд на дорогу и, поскольку Марьяша всё ещё смотрела на него, первым заметил тёмную фигуру с длинными, до земли руками, тонкими ногами и горящими, как фонари, круглыми глазами.
— У вас тут у всех русалья кровь? — спросил он, указывая рукой.
Марьяша вцепилась в него и пробормотала:
— Ох, лишенько, ырка! Забыла я про него, думала, обратно-то с Гришкой пойдём...
Волк, отставший, теперь нагнал их и зарычал. Опустив голову к земле, он со злобным ворчанием начал подбираться к тому, кто стоял на пути. Тот, сгорбленный, безволосый, вскинул когтистую руку неуклюжим движением.
Облака разошлись, и луна осветила серое лицо с короткими тонкими губами и провалившимся носом. Ырка был мертвецом — раздутый живот, впалая грудь, обтянутые тонкой сморщенной кожей кости рук и ног и жёлтый оскал.
Он резко склонил голову к плечу — кажется, даже позвонки хрустнули — и опять застыл.
— Это чего, зомби? — спросил Василий.
Зомби — это уже понятнее. Может, прилетит и космический корабль... А может, у него и суперспособности имеются?
— Хья! — воскликнул Василий, выбрасывая руку вперёд. Он сделал ещё несколько движений, но паутина так и не полетела. Тогда он сжал кулаки.
— Вшух!
Но и когти не появились. Усилием воли он попробовал вызвать лазеры из глаз, но не вышло и это.
Марьяша тяжело дышала у него за плечом. Она боялась, а у него, как назло, ни палки, ничего. Только Волк, но справится ли Волк с...
— Ах ты ж нечисть поганая! — завопила Марьяша, бросаясь вперёд, и огрела ырку по голове сковородой, аж звон пошёл. Ырка пошатнулся, отступил на шаг и издал то ли рёв, то ли стон.
— Бежим, чего стоишь! — крикнула Марьяша и первой, не дожидаясь, припустила по тропе. Василий, не раздумывая, побежал за ней.
— Волк! — крикнул он на бегу. — Ко мне!
Марьяша, даром что в платье до земли, неслась так, будто бежала стометровку. Её сковорода со свистом рассекала воздух. Волк догнал хозяина и перегнал, и Василий оказался в хвосте.
У него закололо в боку. Он задыхался, проклинал сидячую работу и жалел, что так и не начал бегать по утрам с понедельника. Быстро обернувшись, краем глаза Василий увидел за плечом тёмную тень и горящие глаза: ырка не отставал.
— Подождите! — выкрикнул он из последних сил. — Подождите меня-а!
Но его не стал ждать даже Волк.
С холма кто-то бежал навстречу: человек с огнём. Или не человек. Раньше, чем Василий успел решить, нужно ли сворачивать в поля, Марьяша закричала:
— Тятя! Тятенька-а!
Василий, ощутив облегчение, сделал последний рывок, запнулся ногой о невидимую в темноте канаву и полетел на землю.
Чьи-то ноги в сапогах пронеслись мимо. За спиной раздался крик, а потом шипение. Залаял Волк — впрочем, Волк оставался по эту сторону канавы и в бой вступать не спешил.
— Да что ж ты за увалень такой! — с досадой воскликнула Марьяша и потянула Василия вверх. — Сказывала же, родничок у нас туточки! Ну, вставай, чего разлёгся!
Он поднялся и тут же оглянулся. Мужик, прибежавший на помощь, гнал ырку прочь, в поля, грозя ему факелом. Ырка шипел, щёлкал, тянул когтистые лапы, но огня, видно было, боялся страшно.
— Ну, чего зенки пялите? — крикнул мужик. — Дуйте за ограду, да живо!
Дважды ему повторять не пришлось. Василий захромал вверх по холму, к частоколу, торопясь изо всех сил. Ворота он миновал третьим, следом вбежал мужик, притворил створку и запер перекладиной.
Пока Василий пытался отдышаться, мужик поднял крик, размахивая руками — и свободной, и той, что с факелом. Лицо у него было красное, безбровое, усы русые, борода совсем седая, а волосы до плеч, перехваченные ремешком, серединка наполовинку, русые с сединой. Здоровый, крепкий, в вышитой подпоясанной рубахе навыпуск, он возвышался над Марьяшей, как гора.
А у неё — теперь стало видно — волосы были рыжими.
Мужик кричал, что у всех дочери как дочери, а у него вертихвостка, и всё-то у ей в одном месте свербит, распоясалась — отходить бы
