Шаг третий. Призовой - Сергей Чернов
— Если времени мало, то давайте мне всё это, дома обдумаю, что и как. А где брать эти композиции? В сети они есть?
На это сонсэнним даёт ноты.
— Лалиса, только верни потом. Что у нас сегодня репетиция, помнишь?
— Помню, но сегодня не приду, — опять она глаза округляет. — У меня визит к врачу назначен на сегодня.
Замечаю ревниво глядящего на нас физкультурника.
— На тренировку тоже не приду, ХеДжин-сии. По той же причине.
— Могла бы в воскресенье сходить, — сонсэнним недоволен. — Лалиса-ян, нельзя пропускать тренировки.
Ещё один. Его тоже ждёт сюрприз. Мне пора взрослеть и самой управлять своей жизнью. А не лавировать между дюжиной начальников, у каждого из которых на меня свои планы. Не желаю быть чьим-то призом.
На перемене перед последним уроком меня ловит Юри. Ну, как ловит? Прыгает с разгону и влепляется в меня.
— Ты куда исчезаешь, Лалиса?! Никак тебя не могу найти!
— А ты как? У тебя всё, уроки кончились? — Некоторое время терплю, девочка крепко держит мои ноги. Маленькая, поэтому за плечи или талию обнять не может.
— Отпусти меня, Юри-ян. Иначе я тебе подарок не успею отдать… — меня тут же отпускают, и я лезу в сумку. Вытаскиваю экземпляр «Философского камня» с моей дарственной надписью на обратной стороне обложки. На корейском языке книга. На английском мы пока не печатали.
«Моей лучшей подруге и лучшему иллюстратору. Самый первый экземпляр». Моя подпись и подпись отца. Думала, не стоит ли отцу передать книгу начальнику, но решила, что нет. Будет похоже на откровенное лизоблюдство, а ещё Юри может обидеться, что её обошли. Нет, пусть чувствует себя главной. Тем более, так и есть. Это наши дела, отцы здесь ни при чём. Не то, чтобы совсем. Напечатали книгу всё-таки на его деньги, поэтому и его подпись стоит.
Торопимся. Нет ещё массы тех же иллюстраций. Их надо больше. Но об этом ещё поговорим.
Отбываем последний урок. Литература, мать её! Корейская, хальмони её!
— Ты не порадуешь нас сегодня своим творчеством, Лалиса-ян? — Ласково улыбается сонсэнним Чжи ИнГук.
Подпрыг на ноги, поклон, короткое «Нет, сонсэнним!», поклон, возвращение задницы к стулу.
— Почему же? Больше ничего нет?
Так. Пора заканчивать праздник неслыханной щедрости. И приходится снова исполнять ритуал со вставанием и прочим. За одно это убила бы.
— У нас урок корейской литературы, а не вечер творчества некоей Лалисы Ким, сонсэнним. К тому же мои стихи никому не понравились. Никто из одноклассников не сказал мне ни одного слова. Конечно, они могут стесняться, но вам точно не понравилось, сонсэнним.
— Почему ты так думаешь, Лалиса-ян? — Удивляется искренне, что характерно.
— Например, потому что, несмотря на то, что ваше в высшей степени нестандартное задание было выполнено, никакой оценки я за это не получила, — через паузу добавляю, — сонсэнним.
После поклона улыбаюсь предельно беззащитной улыбкой. Не жалобной, — я ничего не выпрашиваю, — но стоической.
— Четвёрку могу поставить, — после краткого раздумья оглашает решение ИнГук-сии, — всё-таки это было не сиджо.
— В вашем задании не было требования именно жанра сиджо, сонсэнним, — напоминаю с максимальной мягкостью.
— Так что тебе поставить?
А вот это провокация. И отвечать буду соответственно.
— Простите, сонсэнним, но оценивать работу учащихся это ваше право и ваша обязанность.
Слышу подавленный вздох со стороны ЧэЁн.
— Я подумаю, Лалиса-ян. Садись.
Сажусь. После поклона. Подумает он, ага. Поворачиваюсь к ЧэЁн.
— Онни, просто молчи, ладно?
Место действия: Больница Сеульского Национального Университета.
Время действия: 5 октября, 16:55.
Кабинет директора Чо ХеДжина. Осматриваюсь. Нечто среднее между кабинетом начальника и доктора. И сам хозяин в халате сидит.
— Что-нибудь случилось, Лалиса-ян, — голос мужчины профессионально доброжелателен. Понимаю, что он со всеми так, но всё равно располагает.
— Понимаете, ХеДжин-сии, я вдруг поняла, что нагрузки, которые дают мне учителя в школе выше моих возможностей. Подозреваю, что это общая беда корейского образования. Объёмы учебного материала ничем не ограничиваются, пределы обуславливаются чисто объективными причинами. Например, длиной суток и длительностью учебной недели…
Что-то меня далеко уносит. Доброжелательная внимательность взрослого, даже пожилого, мужчины так на меня действует? Исправляюсь.
— ХеДжин-сии, я заметила, что за последний месяц похудела примерно на полкилограмма. Вряд ли это серьёзная угроза, сама по себе. Но если так будет продолжаться дальше, то к концу учебного года могу угодить в больницу с диагнозом «истощение».
— Гм-м… — переглядывается с хальмони. И дежурное внимание в глазах оживляется интересом.
Дальше начинается утомительный медицинский допрос, то есть, осмотр. Мне велят раздеться, хорошо не догола, а то как-то… Ощупывают (хорошо, не сиськи), прослушивают, взвешивают, измеряют рост. И опрашивают тоже.
Только через полчаса врач выносит вердикт.
— При телосложении, приближающимся к астеническому, потеря четырёх-пяти килограмм веса, — ты права, Лалиса, — не допустима. Ты говоришь, что не ограничиваешь себя в питании, тогда не понятно, куда делись эти полкилограмма.
— Ежедневные тренировки по лёгкой атлетике. Каждый день по два часа. И главное, саджанним, не понимаю, зачем они нужны в таком интенсивном варианте?
— Тебе не нравится бегать?
— Бегать мне нравится. Мне не нравится бегать на истощение. Дело в том, что мои результаты и без того близки к рекордным. А у нас всё-таки не спортивная школа. Мне текущие показатели позволят выиграть любые соревнования, а вот чрезмерно интенсивные тренировки, наоборот, могут мне помешать победить. Не говоря о вреде здоровью.
— Скажи прямо, Лалиса, чего ты хочешь? — Вмешивается хальмони.
— Дайте в школу предписание, что мне запрещается заниматься спортивными тренировками больше пяти часов в неделю.
— Не слишком ли резкое ограничение? Уверен, ты можешь выдержать больше. Полкило за месяц, это не фатально, — доктор прав, но…
— Вы наших учителей не знаете. Эти пять часов очень быстро превратятся в шесть, а потом в семь.
Окончание главы 1.
Глава 2. Контролируемый занос
Место действия: школа искусств Сонхва.
Время действия: 6 октября.
— Надо пересмотреть график моих тренировок, сонсенним, — с поклоном и двумя руками подаю бумагу ХёДжин-сии.
— Что это? — С опаской, будто подходит к клетке с опасным зверем, осторожно берёт бумагу физкультурник.
Что-что? Острую колючку тебе в зад, неуёмный! Лошадей такие, как ты, загоняют. Поэтому вас к ним и не пускают. А к детям — пожалуйста. Их не жалко.
— Прочтите, сонсенним, — кланяюсь с умильным выражением лица. Исподтишка наблюдаю за выражением лица многоуважаемого сонсеннима.
Оно мрачнеет всё больше и больше. И как по принципу сообщающихся сосудов блаженная нирвана разливается в груди. Стараюсь не делать лицо слишком довольным. Представляю, что ем лимон.
С огромным любопытством на нас посматривает
